— Шибче! Шибче, пся крев! — орал Вихура, суетливо распахивая исцарапанные дверцы шкафа. — Шибче!

Мало что разумея, я вскинул руки, готовясь наткнуться на вешалки со всякими куртками — и чуть не полетел с крутой лестницы, зажатой между темно-коричневых кирпичных стен. Спустился бегом, чтобы не упасть, не уйти в кувырок…

За мной топотал упитанный «зомовец», посвечивая фонарем. Луч метался со стен на сводчатый потолок, а в моей голове перекатывалась одна и та же мысль — сподобился, мол, в настоящий подземный ход спуститься! А то всё по траншеям каким-то шастал.

«Ух, и везет же мне…»

С разбегу я шлепнул ладонями по стене, и содрогнулся, до того она была стылой и склизкой. Зато стройматериал хорош — тевтоны лепили кирпичи из местной глины, замешивая раствор на яйцах и бычьей крови. Рыцарское ноу-хау.

— Янек, идешь пэрвше, — скомандовал Франек.

Упитанный, поправляя ремень «РАКа», молча кивнул и затопал впереди, освещая мрачный коридор — вздрагивающий круг света падал то на арку, то на свод, то вдруг выделял неглубокую нишу. А пол из каменных плит луч подметал особенно тщательно, как веник у домовитой хозяйки — во избежание. В подземельях Мариенбурга хватало сюрпризов…

Ромуальдыч ускорил шаг, равняясь со мной.

— Наверху сотни комнат и залов, — тихонько бубнил он, — десятки коридоров, а подвалы начинаются во дворце великого магистра…

— Бывали в замке? — шевельнул я губами.

— Приходилось, — хмыкнул Вайткус. — Эсэсовцы устраивали здесь свои радения…

— Молчать! — нервно рявкнул Вихура.

— Да чтоб вас… — выдохнул Машеров.

Киврин с Корнеевым пытались поддерживать его, но Петр Миронович лишь сердито пыхтел — дескать, крепки бульбаши, не сломить их всяким пшекам! Томаш незаметно страховал его, прикрывая спину.

Я покосился на «зомовцев». Те шагали в ногу, отставая от нас на пару метров, а пистолет-пулеметы так и дергали дулами — поляки были на взводе…

— Стачь! — глухо крикнул Янек, и заводил фонариком.

Луч проваливался в аккуратную яму-ловушку, выложенную кирпичом. Когда-то ее запирала железная крышка-решетка, поверх которой уложили тонкие каменные плиты — от пола не отличишь. А ступишь на них — тут же сработает нехитрый механизм…

Ахнуть не успеешь. Будешь лежать с переломанными ногами, и с ужасом думать о последних днях и ночах, которые проведешь тут, в каменном мешке — без еды, без воды, без надежды, пока смерть не избавит от мук…

Я осторожно заглянул в провал. Решетка сгнила, обвисая на ржавых петлях, а битые плиты валялись внизу, раздробив чьи-то кости.

— Прыгать? — с сомнением спросил Арсений Ромуальдович.

— Да нет, — буркнул Машеров. — Вон, тащат…

Двое подручных Вихуры перекинули пару толстых досок, и прошли первыми по шаткому мостику. Он сгибался и пружинил под ногами, но держал.

— Не спеши, Мироныч, — ворчал Вайткус, — чтобы не качало…

— Да уж как-нибудь…

Одолев старинную западню, мы вышли в «колонный зал» — коридор расширился, и четыре или пять необъятных колонн удерживали свод.

— Пришли! — торжественно объявил Вихура, и отворил скрежещущую железную дверь с мощными заклепками. Очередная КПЗ?..

Это случилось в следующую секунду. Гулко загоготали автоматы, выбивая «зомовцев». Крики умирающих взвились, перекрывая выстрелы, а вот сами стрелки почти не показывались, мечась стремительными тенями.

— Русские, не бойтесь! — пронесся гортанный крик. — Мы за вас!

Из-за могучей шестигранной колонны выскочил крепкий ладный парень с короткоствольным «Узи», и крикнул:

— Шалом, я Ливлат Цион!

Цион отсекал похищенных от похитителей, но вот Франек был резко против. Злобно взвизгнув, не хуже проржавевшей двери, он полоснул из «РАКа», задевая иудея, и развернулся к нам — оскаленная морда искажена ненавистью и страстным желанием убивать. Не вышло обменять на валюту? Так не достаньтесь же вы никому!

Крайняя мысль еще мелькала в голове, а руки действовали. Левой я перехватил пистолет-пулемет за цевье, а правой стегнул Вихуру по горлу. Поручик умер мгновенно, но палец продолжал давить на спуск — пули хлестали по своду, обсыпая кирпичное крошево. Я вырвал «РАК», очередь захлебнулась, но тут же захлопали одиночные выстрелы — вспышки наплывали из коридора, а в хаотичном свете брошенных фонарей перебегали неясные тени.

— Ми-иха!

Я даже ослабел, узнав голос Рустама, и крикнул:

— Здесь мы! Осторожно только!

— Эй, кто тут? — забасил один из «царевичей».

— Ой-вей, Ванёк! — насмешливо ответила полутьма. — Ну, ты даешь!

— Юваль⁈ — Рахимов захохотал. — Ах, ты, жидовская морда! Я уж думал, тебя саудиты уделали!

— Да хрен там…

— Контроль! — сипло предупредил Умар.

— Не! Не! — заверещал «трехсотый».

— Да! — рявкнул Юсупов.

Гулко хлопнул выстрел.

— Ливлату плохо! — закричал по-русски невысокий плотный парень, склоняясь над раненным.

«Мой выход!»

— Ну-ка… — я опустился на колени.

Ливлат, шевеля бледными губами, зажимал ладонью рану с краю живота, но кровь сочилась между пальцев, марая одежду и набухая лужицей.

— Нож! — скомандовал я.

Невысокий, словно ассистируя, мигом щелкнул пружинным «спринг-найфом». Я распорол рубашку и оголил трепещущую плоть.

— Спокойно, Ливлат, — заворковал я, — больно не будет…

— Навылет прошла, — выдавил «ассистент».

— Как звать?

— Ариэль… Ари.

— Одна навылет, Ари… Угу… А вот другая застряла… Но вроде селезенка цела… Угу… Сейчас мы…

Я сунул пальцы правой в рану, левой ладонью водя по окровавленному животу. Хриплое дыхание Ливлата сбилось.

— Потерпи секундочку… Ага! Ухватил!

Зажав пулю кончиками указательного и среднего пальцев, я вытянул зловредный кусочек металла, отшвыривая прочь.

— Рустам! — голос мой звучал напряженно. — Уводи наших! Чего зря стоять?

— А ты?

— Мне залечить надо… Топай, топай!

— Ладно… — заворчал Рахимов. — Умар! Остаешься, поможешь.

— Яхши…

— Етта… Миша, мы будем ждать!

— Да я быстро…

Сведя пальцами края раны, скользкие от крови, я наложил сверху ладонь. Посыл вышел мощный, сам не ожидал.

— Печет… — шепнул Ливлат.

— Нормально…

— Где это ты так навострился? — полюбопытствовал Умар, приседая на корточки.

— Дед научил, — соврал я. — Он у меня в НКВД служил и, вот так вот, руками, раны товарищам затягивал. У него позывной был — «Шаман».

— Здорово…

— Да тут ничего такого, просто организм тормошу. Тот пугается, и давай регенерировать…

Юсупов хихикнул.

Почти касаясь накачанного пресса Циона, я плавно водил ладонью вокруг раны, а болезный уже робко улыбался, чуя, что судьба снова явила милость.

Сверху давила толща земли, нагромождения стен и башен замка, а я бродил душою по ночному Первомайску. Сейчас там — на улице Ленина, на Автодоровской, на Киевской — стынет тишина. Изредка громыхнет кузовом заблудшая машина, залает пес — и снова опускается безмолвие. До рассвета еще далеко, но на востоке потихоньку зреет утро, проклевывается серая призрачная мгла, намекая на скорые сумерки.

Ритка спит… И Настька спит…

Я вздрогнул, выныривая из дремотной мути. Когда ж мне удастся лечь — и заснуть?

— Всё… — зевнул я, с усилием вставая. — Тащите! Только осторожно, рана едва-едва затянулась…

— Спасибо! — выдохнул Ариэль.

Сцепив руки с Умаром, они усадили Ливлата на дружеский насест, и понесли. Я поплелся следом.

Воскресенье, 20 апреля. Раннее утро

Мальборк, улица Пястовская

Когда мы вышли из подворотни, на улице стало чуть-чуть светлее. Неужто наши блужданья в подземельях замка отняли столько времени?

Черное небо потихоньку набирало синевы, а восточный край небосклона набухал сумраком, обещая зарю. Смутно очертились башни и высокие острые крыши Мариенбурга. Так я и не побродил по рыцарской общаге…