В своём безумстве я расковыривал свои вены своим воображаемым другом в форме отвёртки. Я слышал его крики, он молил остановиться. Но в кровавой ярости я вонзал его в свою руку и воочию наблюдал, как раны зарастают за считанные секунды. Я бы, конечно, мог крепко зафиксировать эту отвертку в руках и со всей силы махнуть её прямо в глаз, что, скорее всего бы вызвало смерть или слабоумие, но для этого я должен был свихнуться ещё больше. К счастью, этого не произошло. Но, быть может, я был настолько неадекватен, что это спасло меня. Я бы мог банально уничтожить все ампулы или баллоны с кислородом, но почему то обошёлся только отвёрткой и одной безуспешной попыткой задохнуться. Всё это свидетельствует о том, что внутренне я всё же хотел жить.

Мы уже знали, что время не перестаёт идти в настоящем, когда кто-то находится в кадре прошлого, мы знали и о том, что и сам внедритель стареет, когда находится там. Я же перестал стареть, после, как выяснилось, сто первой дозы. Да, когда таймер на устройстве показывал, что мне осталось две недели что-то нашло на меня, и я опустошил сразу же несколько ампул. Тогда я ничего не почувствовал. В конечном итоге за год я употребил сто семьдесят три ампулы.

Когда время подходило к концу, я нашёл в себе волю кое-как уложить все вещи в рюкзак. В этом мне очень сильно помог Король Тони. Отдельно и особо усердно я запаковал в свою футболку отходы жизнедеятельности. Благо уже через два месяца в прошлом большая нужда перестала меня волновать, так что «добра» было не много. Но вот желтоватая жидкость лилась из меня ручьём. Уборная была за небольшим барханом. Не скрою тот факт, что в одном из приступов безумства случилась классическая ситуация с росписью собственного тела. Лучше бы вам не представлять всего этого.

Я ожидал, что когда вернусь, многое изменится, но не ожидал что настолько. Когда я снова оказался в настоящем, всё было уже не так как прежде, да и я стал другим. В то время как прогресс шёл вперёд, я был заточён в прошлом, имея в своём распоряжении лишь свои собственные мысли. Просто потерянный год. Меня обнаружили на том же месте, откуда я уходил год назад. Я не волновался по поводу того, что его застроят или ещё что, так как в случае несовпадения точки входа и выхода, вселенная перенаправляет тебя и твои вещи в ближайшее свободное пространство. Бывали случаи травм, но все они были связаны с человеческим фактором. На моих глазах произошла только одна подобная ситуация, когда внедритель вернулся в тот момент, когда его коллега куда-то бежал мимо точки его отправления и сбил с ног, результатом чего стал перелом руки. Но сам мир никогда не подставлял под удар своих созданий, то есть, людей.

Я смог сделать три шага, прежде чем рухнул на пол и завопил, как новорождённый. Меня ждали два года реабилитации.

Когда я несколько пришёл в себя и мой друг Тони снова стал молчаливой плоской отвёрткой, я принялся снова учиться думать в рамках нормального мира. Я пытался подбодрить сам себя, убедить в том, что многие аспекты моего внутреннего мира теперь стали мне понятны, но на деле в сознании главенствовал неопровержимый факт: я запутался ещё больше, чем прежде. Не знаю как, но мне удалось прийти в себя, но иногда я думал о том, что лучше бы я остался безумцем.

Я не мог узнать тех людей, которых любил и с ужасом обнаружил, что никто из них не вспоминал обо мне. Все они похоронили меня уже через месяц. Когда я пытался заговорить с ними, я чувствовал барьер между нами и понимал, что его уже ничего не разрушит. Поэтому, когда я встал на ноги и вернул принадлежащий мне по праву разум, я прервал контакт с каждым из них и отказался от намёков руководства уйти в отставку. Они не могли меня уволить, потому что чувствовали свою вину, что достаточно поразительно для их бесчеловечного поведения. А я не ушёл, даже не знаю почему, наверное, просто назло.

Назло им я изучил новые технологии, назло им провёл несколько внедрений, назло им повысил квалификацию, назло им стал наставником… назло им всем.

Мы вчетвером прошли в комнату за троном и заняли места вокруг тихого костра под звёздным небом с полной луной. Сиреневые пышные облака плыли над нашими головами, не смея затмевать свет яркой луны. Я ожидал увидеть за этой дверью хотя бы стены, но никак не просторную равнину, а тем более и ночь. Когда мы вошли в храм, на улице стоял день, что произошло за эти минуты, что превратили свет во тьму, сложно сказать, но во мне не возникало противоречий, будто это было нормально.

Некоторое время мы молчали, вслушиваясь в треск убаюкивающего костра. Иногда нечто прекрасное, нечто вечное создаётся из таких простых вещей, как древесина и огонь. А затем они заговорили так искренне и беспечно, что мне захотелось обнять каждого из них и дать им всё, чего они хотят.

– Мы всё обдумали, – говорила девушка, – мы уедем отсюда подальше к морю, купим там небольшое заведение, кафе или бар. По вечерам к нам будут заходить постояльцы, мы будем разговаривать с ними и делиться недавними новостями…

– А ранним утром, – продолжал парень, – мы будем ходить к берегу моря и наблюдать за тем, как чистые солёные воды омывают наши ноги. Так мы будем счастливы, так мы заработаем капитал и потратим его на дом. Мы построим его рядом с баром, чтобы не тратить время на дорогу до работы…

– А затем, – продолжала девушка, – я стану популярной, я буду петь, хорошо петь, я научусь, обещаю. Мои песни разойдутся по всему миру, а когда меня пригласят на телевидение, я спою песню об этом городе, своём родном городе в котором зарождались эти мечты. А мой брат влюбится в красивую девушку и добьётся её сердца…

– Да, – подтвердил парень, – а после я съеду в её, хоть и не большую, но уютную квартиру и мы проживём вместе до конца наших дней.

И вдруг они замолчали. Моя спутница тоже ничего не говорила. Мы просто смотрели на костёр. Раскалённые искры вылетали из владений огня и медленно гасли в тишине ночного ветра.

Когда я захотел заговорить, дать комментарий на счёт всего происходящего и задать вопросы, что развеяли бы пелену непонимания, сбоку ко мне протянулась рука с курительной трубкой, из которой шёл дым. Я всё понял. Вдыхая ароматный дурман густого тумана, я мог лишь умиляться искренним лицам этих людей.

Все мы услышали слова наставника, но, думаю, он не хотел этого, они были предназначены не для нас, думаю, это была его личная борьба с прошлым. После них он на некоторое время замолк, мы тактично не вмешивались. Каждый из нас понимал, что ему нужна эта передышка, чтобы побороть грызущие изнутри воспоминания. Мы замерли точно так же, как и он, не позволяя сделать себе лишнего вздоха, чтобы не нарушить его внутреннюю войну. Я не знал, как я должен был воспринять эту информацию, мне казалось, что он случайно раскрыл эту деталь. Должно быть, он был неимоверно зол на тех, кто допустил эту оплошность. Целый год, удивительно как он не сошёл с ума.

– Так о чём это я? Время, машина времени. С тех пор прошло много, хм, времени и теперь у каждого внедрителя есть этот самый прибор, – он указал на эти странные часы на столе так спокойно и естественно, будто и не было этой напряжённой паузы. – Нам достаточно ввести дату и время и оказаться в приблизительном моменте смерти, который либо уже точен, либо отходит от нужного кадра на не более чем четыре шага. Прокручивая вперёд или назад специальный регулятор сбоку, в случае несовпадения, можно легко настроить сцену на тот кадр, где и происходит внедрение, то есть, смерть и начало. Данный механизм не перематывает время вместе с вами, он перемещает только вас по кадрам, и вы всё это время остаётесь вне зоны видимости посторонних лиц и никоим образом не влияете на прошлое, так что ошибки времени не могут быть допущены. Сама вселенная не позволяет нам это сделать.

Затем он взял эти часы в левую руку и двумя пальцами правой коснулся двух кружков по бокам гипотетического циферблата, которые тут же примагнитились к подушечкам его пальцев, что теперь были подняты вверх в форме зайчика или символа мира.