Была и ещё одна проблема с самим внедрением. Если я попал в мир отца в реальном времени, то в прошлом это было сделать несколько сложнее. Во всём виновата вся та же статика. Все объекты, в частности и исследуемые люди, были неподвластны абсолютно никакому воздействию. Буквально можно было выстрелить в них в упор и не получить никакого результата. Но всё же мы смогли на основе самого аппарата путешествия во времени преодолеть и этот барьер. Таким образом, мы открыли все составляющие, которые позволяют нам соединить миры прошлого и настоящего.

Важный момент, настоящее не перестаёт быть настоящим. Оно не останавливается, когда внедритель занят своими делами в застывшем мгновении, оно движется так же, как и всегда. Поэтому, когда он вернётся назад, пройдёт ровно столько, сколько он пребывал в сознании исследуемого относительно нашего привычного времени. Сейчас норма составляет два часа. То есть, когда внедритель останавливает время, для сторонних наблюдателей он просто исчезает, мгновенно, без какого-либо звука или эффекта, просто исчезает. Возвращается же он с помощью устройства, мы заранее настраиваем таймер и по его истечению он вместе со всеми вещами, всем, что не принадлежит прошлому, возвращается назад в настоящее. Всё дело в вибрациях. Но не об этом.

С точностью хирурга мы останавливали время вновь и вновь, шагая по микроскопическим отрезкам к цели, пока, наконец, не обнаружили вход. Вторым человеком, побывавшем в мире умершего, был мой коллега. Он оказался в совершенно иных реалиях, нежели я. Во-первых, пациент не имел к нему никакого отношения, а во-вторых, внутри он обнаружил практически тот же мир, что и наш. Он описывал, как гулял по просторной площади с миловидной девушкой и разговаривал с ней о бытовых вещах, таких как: времена года, еда, щенки, игры. Он не обнаружил явных различий между нашим и его миром, да, примечательно, что умершим был старик восьмидесяти двух лет.

Следом процесс внедрения начал происходить всё чаще и чаще. Я не выявил желания вновь отправляться туда, что не скажешь о моих коллегах, которые вставали в очередь лишь бы узреть что-то новое. Всё это начало разрастаться в огромную сеть, что в итоге заимело название – «Ядро».

Технологии модифицировались, стало возможно не только замораживать время и, оставаясь в нём как бы уходить от настоящего и быть в прошлом, но уже и буквально отправляться в прошлое, что снесло крышу практически всем, кто имел к этому доступ, и упростило процедуру определения прохода во внутренние миры. Было очевидно, что рано или поздно спрос к услугам нашей компании возрастёт до небывалых пределов. Так и произошло. Я же тогда отошёл от всех этих дел.

Я придерживался позиции невмешательства. Это как с другими планетами. Если в теории мы обнаружим жизнь на одной из них, чья культура находится только на зачатках развития, не правильно диктовать им свою волю даже своим появлением. На мой взгляд, сначала они должны выстроить свою парадигму мысли, развиться, построить и укрепить основу своего существовании, а уже потом вступать в контакт с нами. То же самое и с внедрением. Мы не знаем и вряд ли когда-либо сможем узнать сколько именно времени прошло с момента смерти в разуме того или иного индивида, а потому глупо проникать туда и, так или иначе, одним своим присутствием влиять на его вселенную. Поэтому, пожалуй, это всё, чем я могу поделиться, не раскрывая секретов фирмы. В общем-то, никаких секретов и нет.

Я сказал далеко не всё, многое ещё остаётся не раскрытым, я всё ещё пытаюсь соорудить точную структуру моих мыслей, но думаю тот, кто останется здесь, раскроет остальные детали этого механизма. Я же принял решение, больше мне нечего здесь искать. Тот способ, который поможет мне уйти, был выбран мной намеренно и я осознаю все последствия своего решения. И не сочтите меня за одного из тех, кто сразу же вышиб себе мозги, когда узнал о том, что создаст свой собственный мир внутри себя. Я сделал это несколькими годами позже.

Сегодня произошло невероятное, она обнаружила меня. Это длилось не больше секунды. Она обернулась, когда уходила за всё ту же аллею тополей. Я также не смог рассмотреть её лица, но чётко ощутил, что она смотрела на меня. На мгновение мне стало страшно, не могу понять почему. Как будто, когда я находился в тени, между нами было нечто неуловимое, что даровало каждому из нас лёгкий кураж бытия. Теперь же, когда её свет озарил меня, я чувствую незащищённость, оголённость своей души в которую теперь может пройти кто угодно. Именно поэтому я решил нарушить последовательность своей жизни и не ходил на холм несколько дней. Вместо этого я решил заняться домашними хлопотами.

Я вымыл пол, который и так был чист. Я протёр пыль, которой не было внутри моего дома. Я притоптал траву, которая была притоптана. Во всём остальном был порядок. Мне пришлось заниматься этими вещами, повторяя их раз за разом, как повторяется этот мир. Когда пол блестел так, что в его отражении можно было увидеть своё лицо, когда слово «пыль» перестало существовать, а трава около дома начала расти вниз, я решился вернуться на холм.

По пути я не мог понять сам себя, только недавно я хотел, чтобы она взглянула на меня, а теперь, когда это произошло, сам же отвёл взгляд. В чём причина этого противоречия во мне? То, что произошло, было моей заветной мечтой, а теперь я убегаю от неё. Но сейчас, твёрдо шагая по тропе, я решил, что открою ей себя.

Когда я взошёл на вершину, всё вновь повторилось. Солнце светило также, бездомный отыграл свою роль, кран перенёс очередную плиту, но когда пришло время, её не было. Я просидел весь день в ожидании. Я выискивал её в декорациях этого города, прищуривал взгляд в надежде отыскать её в самых тёмных уголках забытых улиц, но нигде не мог найти её следов. Когда настало время возвращаться домой, я не сделал этого и всю ночь провёл наедине с сиянием далёких звёзд. Впервые мне открылась вся прелесть темноты. Я и не подозревал, что ночь может быть прекраснее дня в тысячи раз.

Всё будто окончательно застыло в фантазии темноты, будто бы и я сам перестал дышать, наблюдая, как свет фонарей добирается до меня сквозь километры пустого пространства. Не было никого, кто мог бы нарушить это волнующее одиночество. Не было и мыслей, которые бы нарушили естественную остановку мира. Всё замерло, кран перестал двигаться, все автомобили и люди исчезли с лица земли, нигде невозможно было найти живую душу. Остался только я наедине с ничем.

Только когда город окутал туман раннего утра, ожидая, когда лучи солнца растворят его густую природу, моё опустошение нарушила рука, что нежно легла на моё плечо. Я не вздрогнул, лишь лёгкий трепет в груди вмиг перерос в ядерный взрыв тепла и любви, я знал, что это она.

Как мог я объяснил старику часть того, чем я занимаюсь. Он долго думал, оставаясь неподвижным всё это время, а затем заговорил, словно обращаясь к некто, кто смотрит на нас за кулисами нашего пространства:

– А теперь давай окончательно разъясним, как работает эта…

Он остановился, будто бы потерял слово, которое вертелось у него на языке, и я позволил себе попробовать найти его:

– Вселенная.

Он взглянул на меня одновременно презрительным и оценивающим взглядом, который быстро переменился в одобрительный и, что-то обдумав, размеренно заговорил:

– Вселенная… в наше время это слово приобрело какой-то пафосный оттенок. Всё чаще его используют люди, совершенно не понимающие о чём говорят. Стоит их уму пошатнуться под действием чего-либо, будь то психологический травмирующий фактор или употребление тех или иных веществ, как их рот превращается в рупор, который двадцать четыре часа в сутки повторяет лишь одно слово: «Вселенная, вселенная, вселенная!»

Его лицо слегка покраснело, было видно, что эта мысль вызывала в нём злость, которую мне невозможно было осмыслить. Тем не менее, что бы он ни говорил, во мне рождалось, взрослело, переживало подростковый бунт, кризис среднего возраста и достигало уверенной старости понимание, что он прав. Когда он вернул своему лицу прежний оттенок, он продолжил: