Эрик обошел «мозг» два раза, прежде чем понял, что искры уплотняли свои ряды там, где он находился. Они не двигались за ним, но вспыхивали с той стороны, с которой он приближался к объекту. Потом он заметил, что все остальные столпились в одном месте, и там тоже было скопление искр. Его теория была подтверждена быстро, после чего и произошло несчастье с Полковником.

Айрин «перемотала» разговоры о том, может ли это быть источником питания для другой системы, которая пустила импульс, или «мозг» сам его пустил. Споры о системе управления этого механизма и детали теории Лизы, которая сообщила, что работа механизма действительно схожа с нервными импульсами разумного мозга, предполагая, что он каким-то образом ощущает их присутствие. Датчики или изменение в поле, которое его окружало, давало ему нужную информацию. Она не останавливалась и на молчании Полковника, который слушал Майора, но смотрел на неё – Айрин, которая стояла поодаль и теребила свои волосы. Алекс ждал действий, а она ждала знака свыше, чтобы узнать, что от неё требуется.

И вот сам момент ранения: Полковник медленно подносит руку к мозгу, искры вспыхивают на том участке поверхности, где находится его рука, сливаются и превращаются в одно пятно света, в точности повторяющее форму его ладони. Вот он смотрит на Айрин, пытаясь в последний раз найти подвох, обман или угрозу, и, не получив этого, с облегчением касается «мозга». Потом секундная заминка и вспышка. Мозг засиял не хуже звезды, во все стороны рассыпались лучи света, ослепив всех остальных. Айрин снова видела то, что ее озадачило тогда. Она четко могла различить лица остальных, которые закрывали глаза от яркого света, корчились и отворачивались. Но она видела их в каком-то голубоватом свечении и немного в другом спектре, словно на рентгеновском снимке, но не насквозь, а чуть четче, чем обычно. Потом она заметила, что Полковник продолжает держать руку на мозге, и инстинктивно направилась к нему. Двигаясь быстрее, чем обычно, она не ощущала веса своего тела, будто это пространство двигалось ей на встречу, а она сама стояла на месте. Айрин потянулась к Рохасу, стоя у него за спиной. И почти прикоснулась в момент, когда из объекта вырвался новый луч красноватого цвета и прожег грудь Алексу. Дальше она вспоминать не хотела, да и не нужно было. Она начинала понимать.

Ещё внимательнее всматриваясь в рану, она заметила или ей показалось, что она увидела искру, точно такую же как вспыхивала в «мозге». Ещё несколько минут и снова искра… Почти уверенная, что это не обман зрения, Айрин выпалила на одном дыхании:

– Доктор, ваши приборы не способны уловить энергию, разрушающую его тело!

– Что? – Хайс удивленно уставился на неё.

– Психоэнергия, – проговорила она одними губами, сама себе.

Сила абсолютного разума, разума самой Вселенной, доступная тем существам, что были рождены в ее чреве. Сила способная созидать и разрушать целые миры. Людям она была не доступна во всем своем величии, лишь ее тень, размытая и слабая – все на что могли рассчитывать ее сородичи. Создатели артефакта на планете смогли локализовать, укротить и направить свою психоэнергию для только им одним известных целей… им и Айрин.

Она выглядела не так, как прежде – замкнутой и растерянной. Теперь она была полна сил и решимости действовать. Плечи были расправлены, во взгляде читалась ясность. Она не просила Роберта о чем-то, она приказывала ему. Наблюдавшая за ней Хлоя еле уловимо улыбнулась. Она надеялась на нечто подобное, даже скорее ждала. Лиза изумленно уставилась на Айрин, но молчала, стараясь сохранить на всякий случай свой гнев и вылить его на неё позже, если она не сможет спасти командира.

– Лиза, проверьте Полковника тем же устройством, что и сканировали мозг на планете. Вы видите? Это похоже на то излучение, что было в помещении с «мозгом»?

Лиза, недоумевая, посмотрела на девушку, затем на нарукавный дисплей так и не снятого скафандра, потом на Хлою, опять вернула взгляд к Айрин и только после этого внимательно изучила показания прибора. И ей не нужно было говорить результаты. Мимика была богаче слов. Да, это было то самое излучение, и оно исходило из командира, из ее… Их командира. А именно из его груди, из раны…

«И всё же это генетический материал, который выглядит и ведет себя как энергия, или радиоволна или…» Хайс запнулся, не зная, как охарактеризовать результаты его исследования, которое он надиктовывал в первую очередь для своего архива и во вторую – для рапорта. Откинувшись на спинку кресла, он склонил голову сначала вправо, потом влево, пытаясь снять накопившуюся усталость после почти двух суток на ногах и переживаниях за жизнь Рохаса. Облегчение не наступило, когда Рохас вышел из комы, а его рана на глазах стала уменьшаться, а потом и вовсе затянулась полностью. Оставалось напряжение от того, как он вылечился, как Айрин это сделала, как поняла, что нужно делать? Его тревожило (не пугало, пока нет… лишь тревожило) то, что действий этих он не понимал, как и не понимал то, что она одним приложением руки вытянула из него инородную энергию, не оставив на себе и следа этих неизвестных частиц. Он прервал запись рапорта, потому что не знал, что должен сказать. Рапорт не мог содержать теоретическое словоблудие, или ни на чем не основанные догадки. Это могли позволить себе политики, философы, но не врачи и уж тем более не военные врачи на секретном объекте.

Поднявшись с кресла, доктор решил, что ему нужно поспать. Пациент внутри него уже был готов выть от недосыпа и напряжения, и он должен дать ему отдых. После он обязательно поговорит с Айрин и с Полковником, но не сейчас. Его тело слишком устало, а мозг перегружен, чтобы принимать еще порцию информации для изучения. Медленно двинувшись по медблоку в сторону выхода, он почти бессознательно глянул на показания датчиков единственного больного в отсеке, не запомнил ничего из увиденного, но знал, что с ним все хорошо. Потом помахал рукой Лесли – дежурному врачу на эту ночь, не скрывая усталости, бросил ей легкую улыбку и поймал ответную. Ноги двигались уверенно, тело несло его к тишине каюты, где он мог предаться своему забвению и дать разуму необходимую передышку. По его уверенной бодрой походке, движениям рук, покачиванию головы нельзя было понять, насколько он вымотан. Автопилот вел его физическое существо к цели, в то время как разум мог доверять физическим реакциям и не тратить на это силы. Лесли пришла мысль о том, что если бы она не знала, сколько часов или даже дней доктор был на ногах, она бы никогда не подумала, что ему сейчас нужен отдых гораздо сильнее, чем кислород.

«Я не могу быть настолько беспомощным», – думал Хайс, подходя к каюте.

«Конечно, я не изучал технологии, настолько далекие от Земных и неизвестно насколько более развитые. Но я был лучшим на Земле, меня выбрали на Приор, потому что я мог дать этой миссии больше, чем кто-либо другой. А сейчас я не знаю даже с какой стороны подступиться к разгадке?» Эти размышления были больше похожи на отчитывание нерадивого студента, который обладал интеллектом, но не тратил его на что-то стоящее. Роберт не был заносчивым или чрезмерно гордым. Он прекрасно знал себе цену, вместе с той ответственностью, которая ложилась на него за выдающиеся способности. Объективно понимая, что он лучший ум в медицине и ксенобиологии, он не мог позволить себе сдаться и не найти ответа.

«Хоть бы теорию, обоснованную достаточно, чтобы её можно было развивать, или которую можно изучить или опровергнуть тем, кто будет после меня», – Хайс вдруг сформировал свое желание и окунулся в небытие сновидений. Он спал как младенец, без снов и движений. Мозг покорно выключил все, кроме системы жизнеобеспечения и дал себе и своему телу набраться сил. Доктор не знал, что ответы, которые он искал, которые мучили его ещё до того, как сформировались, ищет не он один.

Всего в нескольких сотнях метров от него другой разум мучился такими же вопросами, искал ответы, которые, казалось, слишком сложны для понимания, но слишком очевидны, чтобы их игнорировать. В тесной темной каюте девушка, которую Хайс собирался расспросить обо всем ему непонятном, металась из угла в угол, только чтобы её мозг мог отвлечься хотя бы на примитивные движения. Сон к ней не шел, как бы она не старалась. Внутри все кипело и бурлило от странных мыслей о том, что она не знает своего тела, не знает, что оно может и вообще кто она такая. То, как она спасла Рохаса, было странно для всех остальных, а для нее это было кошмарно. Но хуже было то, как Рохас вообще пострадал. Травма и спасение Полковника слились для нее в одну ленту Мебиуса: когда ответ на первый вопрос вроде находился, второй оказывался на другой стороне неразрешимой головоломки. Айрин остановилась на секунду, глянула на дверь и подумала, что, если сейчас кто-то войдет, она все ему расскажет. Всё, что знала, видела и чувствовала. Пусть это будет его проблемой. Даже если придет уборщик, которых, кстати, на Приоре не было.