«Да не останется скрытым от живущих на свете, что когда государь ислама, 'да укрепится навеки его царство', был в детском возрасте, то его содержал при себе его дед Абага-хан, заботился [о нем] и оберегал. [Абага-хан] приставил к нему и назначил учителями бахшиев-идолопоклонников, и вследствие этого это [их] учение внутри него утвердилось, в особенности потому, что верованием его предков было это же учение, и они следовали его пути. Идолопоклонство, которое было полностью устранено с начала ислама во всех краях, где его исповедывали, в их пору снова появилось. Эта община [идолопоклонников] окрепла, с полным почетом и уважением доставила из Индии, Кашмира, Хитая и Уйгурии бахшиев, строила повсюду кумирни и расходовала на это огромные богатства. Дело их вероучения чрезвычайно расцвело, как воочию все наблюдали. Государь ислама постоянно находился вместе с бахшиями в кумирне, изучал [их] вероисповедание, и день ото дня склонность его к этому предмету возрастала и убеждения в этом отношении крепли. Когда Абага-хан умер и его [Газан-хана] отец Аргун-хан отправил его управлять и предводительствовать войсками в Хорасане, он в городе Хабушане соорудил внушительные кумирни, и большая часть времени у него проходила в беседах, еде с бахшиями в тех кумирнях.
Твердость убеждений, которая у него была в этом учении, и преклонение перед идолами были неописуемы до той поры, пока Байду не захватил царства и он [Газан-хан] не приступил к его завоеванию. Поскольку Всевышний Бог предопределил его счастье и предназначил, чтобы царство и владычество принадлежали ему, чтобы он с помощью и споспешествованием господним явил миру следы справедливости и правосудия, поправил расстроившиеся дела, благоустроил опустошенные владения, а укрепление веры ислама и преуспевание дел шариата и постановлений находились бы в его руках, и ни он, ни обитатели сего мира об этом не ведали, то внезапно в это самое время по превеликой милости Господней в чистую грудь его снизошел свет руководства на пути истинной веры. Он ступил благословенной стопою в круг ислама, рукой ухватился за крепкую вервь исповедания истинной веры и отдал распоряжение об уничтожении исповедания ложных вероучений» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 204).
Расхождения между ранними и поздними источниками (см. выше, главу 5) нельзя отнести к области парадоксов. Переписывание истории — это неизбежное явление. Сложнее объяснить несовпадения оценок по религиозной шкале исторических персонажей в источниках одной эпохи. На один из таких парадоксов обратил внимание византинист Д. А. Коробейников[75]. Ильхан Газан, публично объявивший о своем обращении в ислам, в «Истории» Георгия Пахимера назван христианином. С учетом свидетельства Рашид-ад-дина о буддийском воспитании Газана ситуация выглядит куда сложнее. Надо полагать, что Газан, будучи молодым человеком 24 лет, разделял буддийские представления о мире. Один из его предшественников, царевич Текудер, в молодости был крещен под именем Николай, но позже попал под влияние суфиев (правил под мусульманским именем Ахмад в 1282–1284 гг.). Биографии чингизидов не укладываются в простые рамки ожидаемых ролей.
Вот свидетельство Георгия Пахимера: «Итак, Газан, хан восточных татар{54}, свершив в течение шести лет многое достойное памяти, окончил жизнь в возрасте тридцати пяти лет. Вместе [с ним] у всех погибла надежда на него, и опасности увеличились повсюду, и особенно возле Филадельфии, [на которую] нападали гермиянцы{55}. И ведь он (здесь я расскажу немного [о нем] в повествовании), вступив на царство, [сначала] обратил свой взор на [пример] известного Кира и Дария, — о них же издревле рассказывают, что они были подвержены сладкой роскоши, — [он] воспользовался ей и украсил себя величием царства. Впоследствии он, обратившись к примеру Александра, победителя Дария, более всего возлюбил его деяния. Ради этого он сам решил быть справедливым и равным образом возжелал славу доблестных дел где бы то ни было. Поэтому-то он гордился большим количеством щитоносцев, охотнее же против врагов использовал ивиров, являющихся наиболее благородными из этого народа, по большей части из числа христиан, чистых и безукоризненных в предмете поклонения{56}. По этой причине, познав крест, являющийся победным знаком христиан, он возглавил крайний отряд своих щитоносцев на врагов и доставил многочисленные опасности султану арабов{57}, так что он атаковал Солим{58} вместе со святынями и [некоторое время] пребывал вблизи, более всего из-за Гроба Жизнеподателя, угождая ивирам»[76].
«В этом пассаже не было бы ничего примечательного, — пишет Д. А. Коробейников, — если бы не одно обстоятельство: ильхан Газан был вторым, после Ахмада (1281–1284), мусульманским ильханом Ирана, при котором, по словам Б. Шпулера, произошла "внезапная и необратимая катастрофа для христианства"[77]. Именно при Газане держава ильханов становится мусульманской и остается таковой вплоть до своего падения в 1335 г. Кроме того, при вступлении Газа-на на престол, который он отнял у своего родича Байду (1295), развернулось жесточайшее преследование христиан, зафиксированное сирийскими, персидскими, грузинскими и армянскими источниками. Тем не менее Пахимер нашел возможным написать о мусульманском правителе, что он "познал крест", — заявление неординарное, больше нигде не повторяющееся»[78].
Вопрос исследователю: что в содержательном плане означает утверждение — держава ильханов стала мусульманской? Весь Ближний и Средний Восток (включая Иран, арабский Ирак и восточную часть Малой Азии) были мусульманскими со времен первых халифов. Монголы, завоевав эти территории, войну исламу не объявляли. Казнив багдадского халифа, они не закрыли мечети и не насаждали новые культы. Далее, ильханы контролировали Грузию, Конийский султанат, Киликийское царство, Трапезунд, — эти государства тоже стали частью «мусульманской державы», как и Большая Орда{59} ильхана? Видимо, следует внести ясность в этот вопрос. При Газане на традиционно мусульманских территориях было отменено действие некоторых имперских законов, в частности, отменен равный статус всех конфессий (несториан заставили платить джизью). О победе шариата ни в Грузии, ни в Киликийской Армении и не речи не было. На мой взгляд, единственный занимательный вопрос в этой ситуации может звучать так: личное обращение Газана привело ли к сужению его функций как «универсального» правителя? В этом частном случае мы вновь возвращаемся к теме «Империя и Ислам». Готов ли был Газан отказаться от имперских амбиций, реализация которых предполагала религиозный суверенитет князей в обмен на политическую лояльность? В этой системе координат для монгольского хана, даже если он обратился в ислам, «познать крест» означало проведение прежней политики. То, что кажется неординарным с позиции христианских и мусульманских писателей, для монголов было обычным делом. Мусульманский правитель, «познавший крест» — это метафорическая ловушка, фантом, мнимый парадокс.
Тем не менее, посмотрим, какие аргументы находит Д. А. Коробейников в защиту Георгия Пахимера, писавшего в хвалебном тоне об ильхане Газане. Во-первых, полагает исследователь, гонения, обрушившиеся на христиан во время междоусобной борьбы в 1295 г., не были санкционированы официально. Основной удар был направлен против буддистов и язычников-шаманистов. Против христиан стихийно выступило мусульманское население городов (Багдада, Мосула, Хамадана, Мараги, Табриза), а приказ о разрушении церквей отдал эмир Навруз, одно из самых доверенных лиц Газана. «С его казнью 14 августа 1297 г. в основном прекратились и гонения. Газан вернулся к прежней политике своих предшественников, предусматривавшей толерантное отношение к христианству: приняв присягу на верность в 1295 г. от Хетума И, царя Киликийской Армении, ильхан издал указ, запрещавший гонения на армяно-григорианскую церковь. В 1296 г. подобный указ получили несториане. Наконец, в 1297 г. аналогичная присяга была принята у Давида VIII (1292–1311), царя Восточной Грузии, — иными словами, гарантии безопасности получила и православная грузинская церковь. Когда в июле 1298 г. чернь Табриза разрушила оставшиеся церкви, Газан приказал наказать мятежников»[79]. Замечу от себя, при Газане имперский код политической культуры остался в силе: аристократия по-прежнему одевалась в монгольский костюм, что было внешним признаком сохранения властной корпорации, и никуда не исчез ритуал раздачи золотых поясов (см. ниже часть 3).
