— У тебя есть опыт хождения под парусом?

— Да, но только матросом.

— Разве на военные корабли пускают женщин?

— У нас был женский экипаж. Вообще, женщин пускают куда угодно, где не хватает мужчин. Только надо не просто украшать пейзаж своим присутствием, а на самом деле быть способной заменить мужчину на мужском месте. Или сразу идти на такое место, где женщина может превзойти мужчину.

— Куда например?

— В связь. Там нужна внимательность и аккуратность. У женщин с этим все в порядке, но физподготовку все равно сдавать придется. Военная связь такая. Не всем в бункере за пультом сидеть.

В продолжение разговора Ингрид показала свой тематический фотоальбом. На собеседовании перед отъездом в Ленинград Виктор Петрович попросил этой альбом взять с собой.

Девушки на «исторических» фотографиях не особенно отягощали себя одеждой. Да и юноши тоже часто принимали героические позы, имея из одежды только штаны и меч. Но штаны на молодых мужчинах были всегда, а на девушках не обязательно.

— Викинги разве не должны одеваться поприличнее? — спросил Уинстон, — У вас же северная страна, и раньше какая-то мораль была и все такое.

— Конечно, мы одевались по историческим источникам и по погоде, — ответила Ингрид, — Это же фотосессии, мы просто позируем, чтобы красиво. Правда, мы красивые?

— Правда, — честно ответил Уинстон и посмотрел на следующую фотографию, — Здесь тоже ты?

— Да. Это я на турнире. Третье место щит-топор. Девушкам нельзя браться за меч, говорили они.

На фото стояли три девушки в доспехах и со шлемами в руках. Юная Ингрид выглядела растрепанной и счастливой.

— Весело у вас. Я смотрю, тут в моде языческая мифология. Виктор Петрович говорил, что у вас более-менее терпят христианство, а язычество недолюбливают.

— Это официально. У нас в реконструкции без язычества никак. Потому что бить людей во славу Одина намного веселее, чем бить людей просто так.

— А во славу Иисуса?

— Некоторым нравится, но, по-моему, слишком серьезно получается. Почти как во славу Партии и Правительства.

— Да, — вздохнул Уинстон, — Если бить людей во славу Партии и Правительства, то и убить можно. У вас еще никого не убили?

— Специально нет. Мы сражаемся не по-настоящему

— Стальные топоры это бутафория?

— Да. И на лицах бойцов имитация боли.

— Русский язык очень странный. Я иногда не понимаю, когда вы серьезно говорите, а когда шутите.

— Это особенность русского юмора. Я тоже раньше не понимала. Вроде смешно, а если подумать, то все правда.

— Например?

— Второе, почетное, место занял русский спортсмен. Предпоследнее место досталось немцу.

— В чем тут шутка?

— Спортсменов было всего двое.

— Эээ… Черт! Действительно, и правда, и смешно. А еще?

— Когда человек говорит, что он Сталина в гробу видел, ты что подумаешь?

— Что это сильное неуважение. На грани.

— А если он в Москве в Мавзолей ходил?

Уинстон улыбнулся. Русский юмор в том, что фраза без контекста означает одно, а с контекстом совершенно другое. Как непечатная лексика. Очень контекстозависимый язык.

— Еще что-нибудь? — спросил он.

— Почему перед тем, как составить сетку радиовещания, советский гимн поменяли с «Интернационала» на «Союз нерушимый»?

— Не знаю. Вроде бы оба текста политически верные.

— Тебе бы приятно было просыпаться под «Вставай, проклятьем заклейменный»?

Из книги для подростков «Глубинное государство», вышедшей в серии «Знай врага в лицо».

Заругался тут Главный Буржуин. Затопал ногами, замахал руками. И вызвал к себе на самую глубину Глубинного Государства правительство Соединенных Штатов в полном составе.

— Не хочу больше слышать ни про какую Англию, — злобно сказал Главный Буржуин, — Ни в каком контексте.

— Да, господин, — поклонился президент Рузвельт.

— Сделайте там революцию. Немедленно. У какой оппозиции есть шансы?

— У коммунистической. Но они пойдут на сближение с русскими, — ответил начальник ЦРУ Аллен Даллес.

— Сделайте, чтобы не пошли. Чтобы они говорили, что английский социализм самый правильный в мире, а русские с немцами — ревизионисты и ничего не понимают.

— Сделаем.

— И надо сломить английский менталитет со всеми этими традициями.

— Сломим.

— Вы так уверенно говорите, как будто у Вас есть план, мистер Даллес.

— У меня есть план, господин. Окончится война, всё как-то утрясется, устроится. И мы бросим всё, что имеем, — всё золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание людей. Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников в самой Англии. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания.

— Трагедия это хорошо. Продолжайте.

- Из литературы и искусства, например, мы постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением… исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино — всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и прославлять так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства, — словом, всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство. Национализм и вражда народов, прежде всего вражда и ненависть к английскому народу со стороны многонационального населения бывшей Британской империи, — всё это расцветет махровым цветом. И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества. Будем вырывать духовные корни, опошлять и уничтожать основы духовной нравственности. Мы будем браться за людей с детских, юношеских лет, главную ставку будем делать на молодежь, станем разлагать, развращать, растлевать её. Мы сделаем из них циников, пошляков, космополитов.

— Отличный план, мистер Даллес, — снисходительно похвалил Главный Буржуин, — Как так получилось, что он у Вас уже есть?

— Я готовил его для русских, господин.

— Прекрасно. Против русских у коллективного буржуинства сейчас кишка тонка, так что потренируйтесь пока на англичанах. Только не перестарайтесь, — Главный Буржуин многозначительно поднял палец, — Нам еще пригодится Англия как непотопляемый авианосец. Будьте готовы немного отыграть назад, чтобы навести порядок после революции.

— Да, господин.

— Какие еще будут предложения по отмене всего английского? — Главный Буржуин строго оглядел собравшихся.

— Англию надо перевести на правостороннее движение, — сказал министр транспорта.

— Переводите. Когда там будут наши танки, они будут ездить строго по правой стороне дороги.

— Англию надо деколонизировать, — сказал государственный секретарь.

— Правильно. Сделаем революцию, а колонии пусть объявят независимость. Потом их по одной подберем.

— Надо вывезти из Англии всех великих ученых, особенно физиков-ядерщиков, — сказал министр образования, — И принять все меры, чтобы англичане ни при каком возможном политическом строе не создали свое ядерное оружие.