— Майя…откуда ты…

Я отшатнулась. Если нападёт, хотя бы один удар сделаю. Полковник замер, перевёл взгляд на мою руку. Глаза его затянуло льдом, губы плотно сжались, под кожей заходили желваки.

— Не дури. Я не трону…

Мы сверлили друг друга взглядами, я настороженным, он изумлённо — яростным, словно мой удар уже проломил ему череп. Страха перед мужчиной не было. Он не мучал меня, не бил, не грозился, он стоял над схваткой и смотрел. Возможно, это было самое худшее…

— Всех ночью эвакуировали, здесь никого нет.

Измученное тело откликнулось болью, сердце полыхнуло огнём. Всех эвакуировали. А меня списали в утиль.

— Мы пришли за тобой… Ты сама выбралась? Или кто-то помог….

Кто-то помог! Очередная шутка полковника.

Хотелось расцарапать обломанными ногтями ему лицо, чтобы он хоть немного понял, что творилось со мной. Где он был, когда один только док рискнул прийти и бросить мне шоколад. Презрение в моих глазах стало ответом.

— Майя, я не знал, что происходит в лагере. Я же оставил тебя на попечение Виктора. А потом…Егор отвечал, что в колонии полный порядок…

Я сглотнула голодную слюну, навалилась спиной на стену. Ноги сделались ватными от слабости.

Полковник повернулся, посмотрел на дверь, резко пнул ногой, выместив не ней всю ярость, которая клокотала в нём. Бедная дверь распахнулась, с мясом вырвав магнитный замок.

Он вошёл и сразу двинулся на кухню. Я села на стул с краю стола, обвела глазами пустую стойку: ни консерв, ни галет, ни шоколада. Чуть не застонав, я закрыла лицо руками. Раздались шаги, полковник положил передо мной лапшу быстрого приготовления.

— Сейчас найду чайник, вскипячу воду и залью. Подожди немного.

Мужчина скрылся в недрах кухни.

Сам жди

Зубами разорвала упаковку, посыпала приправой и принялась грызть сухой полуфабрикат. Когда вернулся полковник с чайником, я доедала последние крошки. Он хмуро оценил пустую обёртку, поставил на стол кружку с пакетиком чая и двумя кусочками прессованного сахара, положил ложку и вилку.

— Не торопись. Тебе нельзя быстро наедаться.

Налил в кружку кипяток, стал размешивать сахар. Пар, поднимающийся над кружкой, завораживал. Я сглотнула голодную слюну. Лапши было мало до слёз.

— Я подал раппорт на Егора. Он сейчас под арестом, и скоро отправиться в тюрьму. Ты дашь показания против него?

Стремительным движением руки я смахнула вилку со стола, она со звоном покатилась по полу.

— Нет?

Я думала о том, чтобы написать жалобу, и поняла, у меня нет ни одного шанса добиться справедливости. Меня обольют грязью с головы до ног, посмакуют подробности моих «похождений», обвинят в травме Стаса и ещё добавят за побеги. Вывих челюсти объяснят моей неконтролируемой похотью, нападение охранников не доказать, избиение тоже, яма у них прописана в садистских правилах.

Полковник вытащил ложку, которой тщательно размешивал сахар, положил её на стол. Неторопливыми действиями он словно приводил мысли в порядок.

Дрожащими руками я притянула к себе кружку и сделала маленький глоточек. Горячий чай почти обжёг нёбо, но я не выплюнула, проглотила. Мне так не хватало тепла все эти дни, растянувшиеся в вечность.

— Ты не можешь или не хочешь говорить со мной?

Где ты был, когда я умирала?

— Майя, я бы хотел…

Ложка полетела на пол. В глазах полковника плеснулась жидкая сталь. Кажется, я довела его до бешенства. И он, сука, ещё злиться!

Что ты хотел? Услышать, как я не справилась со своей страстью? Так я рассказывала тебе, а ты предложил взять карандаш.

Между нами можно было бы рубить воздух и складывать из него стену. Где-то в параллельной вселенной находилась стена плача, я возвела стену ненависти. Она уже не зависела от моего желания, её воздвигло моё сердце.

— Хочешь плеснуть в меня кипяток?

Он прочитал ответ в моих глазах.

Полковник поднялся, постоял в задумчивости и скрылся в проёме, ведущим на кухню. Спрятав взгляд в кружку, продолжила отхлёбывать чай. Надо постараться держать себя в руках, дотерпеть до конца срока, вернуться домой. Мои истерики не доведут до добра. Но я ведь и так вела себя тише воды, сидела в комнате, никого не трогала, ничего не нарушала, и всё равно весь этот беспредельный ужас обрушился на меня.

На столе передо мной появился шоколад и пакетик чая. Задумавшись, я не заметила, как подошёл полковник.

— Можно сесть?

Его отсутствие пошло мне на пользу, я успокоилась, поэтому развернула шоколадку и кивнула. В молчании выпила вторую кружку чая, доела шоколад

— Сегодня банный день, но баня не работает. Я отведу тебя в гостевую комнату, где ты можешь помыться и отдохнуть.

Что-то в тоне полковника заставило поднять голову и посмотреть на него. Он сидел, уперев лоб в кисть со сбитыми костяшками. Не поднимая головы, глухо добавил.

— Если поела, пойдём, провожу.

В знакомой комнате, я полностью разделась, приняла душ и засунула вещи в стиралку. Через некоторое время в дверь постучали.

— Возьми вещи.

Голос полковника прозвучал так устало, словно он в смертельном бою одолел полсотни врагов.

Прислушалась к удаляющимся шагам и открыла дверь. На полу грязной кучей лежали мои изгвазданные куртка и штаны. Не наклоняясь, я придвинула их ногой через порог. То, что полковник догадался сходить в мою комнату, удивило и обрадовало одновременно. Правда, благодарность длилась от силы пару секунд. Кровать притягивала как магнитом, я уже спала, когда шагнула к ней.

К вечеру в коридоре послышались шаги, голоса, хлопанье дверей. Шум вывел меня из спячки, я приоткрыла глаза. Сколько времени? В дверь стучали.

— Майя, пожалуйста, забери ужин.

В голосе полковника не было командных нот, всего лишь просьба и странное «пожалуйста». Никогда бы не подумала. Ужин, конечно, быстро оказался у меня на столе, я порадовалась тому, что небольшая сытость позволила слегка отвлечься от мыслей опять же о еде. Просто паранойя какая-то.

Два дня я спала, просыпаясь только для того, чтобы поесть.

На третье утро, принеся завтрак, (прямо официантом заделался) полковник не ушёл.

— Майя, тебя ждёт Виктор, он хочет проверить тебя. После завтрака я отведу тебя к нему, потом заберу.

Теперь, когда я отдохнула, мне, действительно, требовалось прогуляться.

Через полчаса мужчина стукнул в дверь.

— Ты готова?

Можно было бы выйти с гордо поднятой головой, но королевская осанка у меня никогда не получалась, видимо, моя родословная восходила от прачек. Полковник снова был одет неформально, в чёрных джинсах и свободной черной рубашке. Он внимательно посмотрел на меня, пытаясь поймать мой взгляд, которого я упорно избегала. Возникло ощущение, что он подозревает у меня психическое расстройство.

— Сегодня тепло. Давно не припомню такую погоду. Тебе будет жарко.

Не обратив внимания на слова полковника, я остановилась в коридоре, глядя на него исподлобья, ожидая, когда он скомандует идти.

На улице светило солнце и, действительно, припекало. Калитка между территориями так и осталась открытой, наверное, с целью безопасности после землетрясения. К Виктору я зашла вместе с полковником. Он хмуро кивнул доку и, не сказав ни слова, повернулся и вышел. На скуле дока красовался чуть поблёкший фиолетово — желтоватый синяк.

— Привет. Мне надо тебя проверить. Садись.

Док вызывал во мне двоякие чувства. С одной стороны он был циник и трус, с другой я понимала, что мои претензии к его «облико морале» несостоятельны. Аномальная зона принимала только аномальных людей. Витька был не самым отвратным экземпляром на фоне других, иногда он даже искренне переживал за меня.

В течение следующего часа док измерил температуру, проверил горло, послушал стетоскопом, постукал по коленке, поводил перед носом молоточком, попросил несколько раз присесть, измерил давление и вынес вердикт.

— Отклонений не вижу. Но всё же предлагаю поставить капельницу. Лишней не будет. Стресс и всё такое…