Эмили начала дышать тяжелее. Сдерживаемые на протяжении всего полёта слёзы застилали её лицо. Душа развернулась к Маю Паустовскому и со всей силы ударила его кулаком в лицо. Май не мог ощутить на себе силу удара, но, кажется, не находящая себе покоя после смерти Душа была настолько разгневана, что он почувствовал что-то.

– Что? – возмутился он. – За что?

Душа заметила, что на них стали оглядываться бортпроводники. У неё не было ни времени, ни желания что-либо объяснять бесчувственному волшебнику. А потом она вспомнила, что они её и не услышат.

– Что ты такое наговорил Эмили Уайтхаус, идиот! – выпалила она. – Ты разве не видишь, что у человека горе?

– Чем ей поможет твоя деликатность? Я обратился к ней по делу!

– У неё умер родной человек!

– Люди умирают каждый день!

– Ты что, никогда не терял близких?

– У меня нет близких, – заявил Май.

Душа долго смотрела на него, а потом обернулась к Эмили Уайтхаус. Она знала, что девушка не видит её, но не могла просто смотреть на горе другого человека. Душа положила ладони на руки Эмили.

– Не плачьте, – сказала она. – Там точно что-то есть. И Эрик где-то есть. И он любит вас, а значит, он не покинет вас. Должен же быть какой-то смысл в нашей жизни.

Девушка Эмили посмотрела прямо на Душу. Душа положила свою руку на её ладонь. Май нахмурился, пытаясь понять, что происходит.

Когда Эмили немного успокоилась, Душа отошла от неё.

– Тяжело её бросать, – коротко сказала Душа поспешившему за ней Маю. – Но она вряд ли моя сестра. Я не чувствую этого.

– С утра что-то чувствовал, а сейчас уже не чувствуешь, – проворчал Май. – Ой, кажется, за ними идут бортпроводники. Пошли, скорее, обратно в туалет. Я не захватил свой загранпаспорт.

Но кабинка оказалась закрыта, а два стюарда продолжила двигаться между рядами прямо к Паустовскому. Тогда он сказал душе:

– Постарайся не отставать.

С этими словами Май подхватил свой зонт, висящий у него на руке, бросил в рот жвачку странного изумрудного цвета и на миг стал прозрачным. После этого он спокойно шагнул прямо в стену самолета, раскрыл свой зонт и был таков. Душа, чуть погодя, бросилась за ним. Не то, чтобы было очень приятно прыгать вниз, даже если тебя уже нет в мире живых.

Но она уже некоторое время назад узнала, что может летать. Ну как летать… висеть в воздухе. Душа ухватилась за ручку зонта вместе с Маем.

– Что ты вытворяешь? – поразилась она. – Разобьёшься!

Но Май не боялся разбиться – он спокойно летел с раскрытым зонтом в руках, а свободной рукой демонстративно пил прихваченный с подноса стюардессы кофе. Под мышкой у него была зажата газета.

– И ты только что был прозрачным! – продолжила Душа, цепляясь за него в воздухе.

– Успокойся, это была жевательная смесь, которая на минуту делает человека бестелесным. А зонт летающий. Ну что, проверим того японца? Такаши Судзуки, утонул в озере. Ты сказал, что чувствуешь связь с ним.

– Как высоко, – Душа взволнованно посмотрела вниз. – Не могу поверить…

– Как у тебя с географией? Конкурные карты рисовал? – деланно серьёзно поинтересовался Паустовский. – Если да, то это здорово помогло бы нам определить, где мы находимся.

Душа вздрогнула, глядя на облака вокруг. Май спокойно отпил кофе и раскрыл газету.

Заветы бабушки Фроси:

Не переживай.

Ошибаться можно.

Нельзя нравиться всем или всем угодить

Тебе нужна только взаимность.

Гордись тем, кто ты есть, если это не делает никому плохо.

Не падай до того, как ты споткнулась.

Чудеса создаются нашими руками.

Если ещё бьётся сердце, значит, мы ещё поборемся.

В воскресенье Евдокии пришлось выйти на работу в ночь на замену, работала в паре с Геной Шапошниковым. В ночных сменах было свои плюсы – самостоятельность, тишина, доля романтики. Хотя работа в ночь тяжело давалась физически, а после неё приходилось несколько раз заводить будильник, чтобы покормить обедом и перевернуть бабушку Фросю – сиделку в такие дни, раз Евдокия всё равно отсыпается дома, семья не вызывала.

Не то, чтобы Евдокия была хорошей сиделкой – совсем нет. Она любила бабушку Фросю, переживала за неё, но часто чувствовала раздражение и усталость во время ухода. Тяжело себе признаваться в таких вещах, но они есть. Бывало, она срывалась на бабушку, когда та отказывалась есть или переодеваться.

После ночной смены покормила бабушку, перевернула её и легла спать. Потом проснулась из-за того, что бабуля звала её – сходила в туалет по-большому. Евдокии всегда было трудно менять памперс самой, так что вся кровать всегда оказывалась перепачкана. Это был один из тех случаев, когда Евдокия могла бы сказать про свою жизнь, что она в прямом смысле по самые локти застряла в…

– Ох, Досенька, прости, пожалуйста, прости, – говорила бабушка, с волнением размахивая худенькими ручками, покрытыми старческими веснушками.

– Ничего, – бодро отвечала Евдокия. – Сейчас мы всё уберём.

– Ой, так тебя люблю.

– И я тебя люблю.

– Прости меня!

– Это ты прости! Я не буду больше ругаться на тебя.

Жалко было, конечно, бабушку, да и себя тоже, но глаза боятся, а руки убирают. Убравшись и успокоив её, Евдокия снова легла спать – включила сериал и оставила на столе коробочку из-под пиццы (новая жизнь в жёстких условиях временно переносится, хотя она уже ненавидела себя за это и даже избегала смотреть в зеркало).

Был и плюс – впереди у неё целая неделя выходных по сменному графику. И сиделка будет часто приходить, так как родители надолго уехали в отпуск на дачу. А бабушке она обязательно купит новый платочек и кружку, и будет сидеть с ней подольше. Например, сядет с книжкой в кресле, пока бабушка смотрит телевизор и рассеянно комментирует передачи. А может, ляжет спать рядом на полу на матрасе, как тогда после больницы, когда бабушка нуждалась в ежеминутном внимании.

Да, именно так и нужно сделать, пора бы уж стать, наконец, хорошей внучкой.

«Счастливо, доченька, – написала мама. – Надеюсь, тебе не будет грустно в квартире совсем одной. Побольше гуляй и звони. И не думай о Пете».

Проснулась Евдокия из-за сообщений в рабочем чате. Это Петя не дал исполниться маминому: «Не думай о Пете».

Стоп. Работа – подвеска – Петя. Евдокия прикрыла глаза – снова наступил тот момент, когда она вспомнила про помолвку Пети, проблемы на работе и своё незавидное положение по жизни. Как сладки эти мгновения после сна, когда ты ещё не помнишь о печальных событиях в своей жизни, о которых думаешь всё остальное время.

Петя написал замечания по ночной работе – скинул три ошибки в заметках, которые случайно в таком виде прочёл в прямом эфире. В одной новости вместо фото реального Джонни Деппа случайно кто-то поставил фото восковой статуи актера из музея Мадам Тюссо. А в театральном анонсе, который был написан для детской странички журнала и тоже был показан в эфире, у актёра в костюме Волка хвост неудачно вывернулся наперёд, когда он пришёл в гости к бабушке. Это фото было подписано так: «Бабушка Волку очень понравилась».

От этой шутки у Евдокии внутри всё похолодело. Она окончательно проснулась и стала листать чат дальше. Там ещё и в новости по аварию, которая произошла из-за того, что кошка в салоне авто вцепилась когтями в лицо своего хозяина-водителя, автор слишком поглумился.

Петя оставил несколько сообщений.

«Меня кто-нибудь читает?? Жду объяснений от авторов. Объясните почему вы допускаете такие шутки в детском разделе и почему таким образом пишите новости», – написал он.

Это всё писал Гена и фотографии ночью тоже ставил он. Евдокия даже прочитала шутейку про Волка с его мысленной интонацией. Но Гена никак сообщения Пети не комментировал, и почему-то Евдокии казалось, что это не было связано с тем, что он их не видел.