Но вместо того, чтобы скрыться за поворотом и исчезнуть в подземельях Слизерина (или где там обитают такие закрытые и молчаливые люди), Марк продолжил стоять на месте.

– Что ты делаешь? – снова спросил он.

Евдокия вздохнула. Она заметила у себя на пиджаке ещё и остатки какао, отряхнулась. Посмотрела на Снежина и неожиданно для себя самой выдала ему правду.

– Я хочу м-м-м… незаметно для всех положить подарок для Пети Милашенкова в честь его помолвки.

Снежин продолжил молча на неё смотреть. От смущения она собрала волосы и убрала их за спину.

– Послушай, – сказала она. – Я знаю, что выгляжу странно, но мне просто необходимо что-то дарить, отдавать. Это нужно, в первую очередь, мне самой, а не Пете, признаю. И мне сейчас просто физически нужно вручить ему эти вещи.

Снежин неожиданно глянул на Бродского на обложке и спросил:

– А почему именно эти?

– Это его любимый поэт. И этот томик нравился ему ещё в школе. И я чувствую, что этой книге нужно остаться с ним.

Евдокия не стала рассказывать, что на самом деле она – большая барахольщица. Для неё всегда было трудно расстаться с вещами – даже выделила дома целый ящик под открытки. И там скопилось всё, что она получала в течение жизни – начиная с открытки на крестины, на которой изображена очаровательная малышка. Да что уж там, даже если Евдокия просто роняла оторванную пуговицу, она тут же поднимала её и клала в сумку. Она даже свою кружку уносила с работы каждую неделю. Наверное, всё дело в том, что она воспринимала все свои вещи как часть себя, своего мира.

Но это всё – уже нюансы. Трудно сказать, были ли в жизни Марка Снежина моменты, когда он был удивлён сильнее, чем сейчас. Несколько незнакомых коллег, проходивших мимо, с любопытством посмотрели на Евдокию и с опаской – на Снежина. Но Марк бросил на них такой взгляд, что люди тут же отвернулись и перестали любопытничать.

– Хотел предложить вариант проползти по трубе, – кашлянув, произнёс Марк. – Но я могу положить подарок на его стол, раз это для тебя важно.

– Правда? Спасибо большое. Если не трудно.

– Не трудно.

Марк взял подарочный пакет, медленно подошёл к столу Пети и с непроницаемым лицом поставил пакет на стол. Он выглядел так, будто впервые в жизни участвовал в таком странном мероприятии и сам не верил, что делает это. Этот человек определённо заслуживал «Оскара».

– Открытку, – шепнула Евдокия. – Не забудь положить внутрь открытку. Только сильно не раскрывай, чтобы моё имя не высвечивалось издалека.

Снежин выслушал её просьбу, не поворачиваясь. Всё с тем же лицом Камбербэтча-Шерлока он засунул в пакет записку, поправил пиджак и отошёл от стола.

– Это самое странное на свете, что я когда-либо делал, – объявил он Евдокии.

– Спасибо большое, – выдохнула она.

Корешок Бродского выглядывал из подарочного пакета, словно прощаясь с Евдокией. Но она знала – теперь она на своём месте. И, когда подарок оказался на столе, почему-то почувствовала сильное облегчение от этого. Словно теперь отпустить Петю будет гораздо легче. Она ещё не отпустила Петю, не открыла для себя эту дверь, но уже получила ключ.

До её рабочей смены оставалось ещё пятнадцать минут, и как-то так само собой получилось, что Снежин повёл её к своему рабочему месту выпить чаю. И Евдокия, закутавшись в свой тёплый плед с изображением птичьих крыльев, пила горячий напиток с фруктовым ароматом и слушала, как Марк разговаривает с кем-то по телефону.

– Табун лошадей, – спокойно говорил он. – Русалка.

Евдокия отпила чаю, с лёгким любопытством поглядывая на Снежина.

– Русалочий хвост фиолетового цвета.

Евдокия отпила чаю, с откровенным любопытством глядя на Снежина.

– Дракон, тёмно-зелёный, с блестящей чешуёй, – продолжил он. – Дышит пеплом… Хм, хороший вопрос. Но я не знаю, как выглядят ноздри дракона.

Евдокия поставила чашку на стол и уставилась на Снежина.

– Да, очень талантливо. Но немного нестандартно для нас – хочу посмотреть ещё несколько вариантов прежде, чем принять решение, – сказал он и отсоединился. А потом поймал взгляд Евдокии и слегка улыбнулся. – Всё нормально, просто моя младшая сестра увлеклась рисованием, и попросила совета по поводу идей для новых рисунков… Здесь стало довольно холодно, не находишь?

Надо же, по нему совсем непохоже, что у него есть сестра. И почему, Бога ради, он разговаривает с ней так, будто объясняет ТЗ для команды иллюстраторов?

– Это кондиционеры снова врублены на полную мощность, – объяснила Евдокия. – Традиционная летняя офисная проблема – мистически образом кому-то всё равно жарко, поэтому их не выключают. Подожди, я сейчас.

Она быстро сбегала к своему рабочему месту, взяла своё перуанское пончо и накинула на плечи Снежина. Он застыл, поражённо глядя на неё. И почему он на неё всё время так таращится, как будто она делает что-то невероятное – например, галопом скачет по редакции и делает колесо?

– Спасибо, – спокойно сказал Марк.

Но он не убрал пончо, а с невозмутимым лицом натянул на себя и отпил чаю. Наверное, со стороны они выглядели очень странно – робкая девушка в пледе и высокомерный холодный мужчина в чёрном костюме и разноцветном перуанском пончо.

– Итак, – произнёс Марк. – Я так понимаю, твоё расследование пропажи Валентины Анисимовой и нападения на Наталью временно приостановилось по личным причинам?

Евдокия поперхнулась чаем.

– Что? Как? Как ты узнал?

– В последнее время ты постоянно перечитывала свой лонгрид о ней и мониторила свежие новости, – спокойно пояснил Марк. – Это было видно на твоём экране. Ты ходила посмотреть на подвеску и делала пометки в блокноте. Но в последние дни что-то произошло, и ты перестала думать об этом. Вчера во время работы ты ела бутерброд, одновременно тайком беззвучно плача…

Евдокия подумала о том, что фраза «ела бутерброд, одновременно плача» прекрасно характеризует не только вчерашний день, а все её рабочие дни.

– … затем после работы ты прошла онлайн-тест, где было название на весь экран: «Разбито ли у вас сердце». И я понял, что твои мысли сейчас заняты иным.

Евдокия смутилась, и щёки начали гореть так сильно, словно воспламенились.

– Этот тест был просто для разгрузки головы после работы! – поспешно сказала она. – Ты что, следишь за нами?

– Нет, просто я наблюдательный человек. И мне понравилось, что ты обратила внимание на то, что и в комнате Валентины Анисимовой, и в доме Натальи были разбросаны вещи.

– Как ты узнал, что я обратила внимание? – поразилась Евдокия.

– Ты несколько раз прокручивала этот момент во время интервью с соседом и оставила его на готовом видео на сайте.

– Поверить не могу, – пробормотала она. – И ты ещё говоришь, что это я веду расследования.

Снежин усмехнулся.

– Как ты думаешь, почему в домах обеих были разбросаны вещи? – тут же спросила Евдокия.

– Не имею представления, – задумчиво произнёс Марк. – Что думаешь ты?

– Сначала я подумала, что у Валентины Андреевны деменция, – рассказала Евдокия. – А у Натальи – какое-то последствие от приёма антидепрессантов. Я знаю, что она что-то принимала. Она говорила при мне об этом. Но совпадение слишком странное, верно?

– Верно. Как и то, что твой коллега Иван Хохольков только что попытался подойти к столу Натальи и что-то взять. Не оборачивайся.

Евдокия не обернулась.

– Что там? – она понизила голос. – Он ещё стоит у стола Натальи?

– Уже нет. Ивана отвлёк Геннадий Шапошников, начав говорить ему что-то, что, по всей вероятности, призвано быть смешным. Оба отошли в сторону.

– Ваня, наверное, просто из любопытства посмотрел на стол Натальи.

– Не исключено, – спокойно сказал Снежин, не отводя взгляда от её коллег.

– Продолжаешь за ними следить?

– Я наблюдаю, – он отпил из кружки.

– Куда могла исчезнуть Валентина Андреевна?

– О, у этого могут быть тысячи вариантов, – коротко ответил Снежин. – Хотя понимаю твое беспокойство, учитывая то, что это была твоя любимая детская писательница. Но чтобы понять, как она пропала, нужно выяснить, что произошло с Натальей, потому что эти два случая связаны. А наши ниточки к Наталье гораздо короче. У неё были враги?