– Да что же вы суете свои счастливые семейные фотографии прямо мне под нос, – пробормотала Евдокия.

В прострации она пролистнула ленты в соцсетях, записалась на какое-то мероприятие под названием «Онлайн-марафон по лепке клевера» и убрала ноутбук.

Убедившись, что базовые меры предприняты, Евдокия села за стол, открыла блокнот и накропала план действий для спасения себя:

«1. Не общаться с Петей, не смотреть на Петю, не смотреть на фото Пети, не смотреть на связанные с Петей вещи. Не грустить по общим тёплым моментам.

2. В случае особенно острой нехватки Пети – вспоминать, как плохо переношу моменты, когда он игнорирует меня, резко отвечает или обсуждает меня с другими.

3. Удалить переписки, создать новые странички в соцсетях.

4. Не рассказывать о переживаниях подругам и родственникам, особенно тем, кто с ипотекой и детьми.

5. Подготовить для новой жизни свою комнату и гардероб.

6. Не смотреть фильмы, в которых безответно влюблённый человек становится любимым, а также киноленты о Золушках и о неуклюжих и скромных девушках, которым вдруг отвечают взаимностью самые видные мужчины. Не смотреть, даже если это очень добрые и хорошие фильмы. Смириться с тем, что писатели и режиссеры порой обманывают нас.

7. Найти новую работу? Но для меня собеседования и новые работы – большой стресс.

8. Найти новые хобби и новую компанию? Но не представляю, где и как. Я социофоб, а сейчас пандемия коронавируса (это уважительна причина)».

9. Перестать, наконец, наедаться. Но завтра.

Перечитав список, Евдокия как раз покончила с первой пачкой сухариков. Снова подумала о Пете и издала вой, похожий одновременно на человеческий плач и на рёв раненого животного. На ноутбуке уже разумно был включён фильм «Бриджит Джонс». Евдокия чокнулась с Бриджит кружкой с какао, сделала погромче, с разбегу плюхнулась на диван лицом вперёд и осталась лежать в такой позе.

***

Через несколько дней Евдокия была вынуждена констатировать, что переносит происходящее гораздо сложнее, чем ожидала. Она ела, как не в себя, боялась встать на весы, и её уже запомнил по имени кассир в суше-баре.

Надо было остановить это. Завтра она точно будет худеть, будет есть только кашу и вареную курицу. Обязательно купит весы для еды, чтобы считать калории. Сегодня, правда, у неё ещё остались две большие пачки миндаля в сахаре, два мороженого и белый шоколад с гигантскими орехами. А значит, лучше от них избавиться сегодня, чтобы не было искушения съесть их завтра.

И Евдокия быстро умяла все эти запасы, не успев даже досмотреть и половину эпизода сериала. В конце концов, перед тем, как вступать в новую жизнь с жёсткими ограничениями, надо порадовать себя напоследок. Ведь неизвестно, когда еще она теперь сможет поесть сладкое и вредное.

– Дося, ситуация не такая уж тяжелая, вон вчера в передаче мужчина пришёл делать анализ ДНК сразу всем своим семерым детям, – сказала ей с утра мама.

Брат Миша по видеосвязи хмурился.

– Немного отпусти ситуацию, – посоветовал он. – Посмотри на это с другой стороны – ты много лет не знала, каково его решение насчёт тебя, а теперь ты знаешь. Вспомни, сколько праздников в прошлом году ты провела в слезах.

– Кажется, все.

– Вот именно. А теперь выпал шанс изменить ситуацию. И со временем собраться и попасть в… э-э-э, мир взаимной любви, – неуверенно добавил брат со смешно всклокоченными бровями.

«Собраться и попасть в мир взаимной любви» – для Евдокии это звучало примерно как предложение подготовиться к соревнованиям по фигурному катанию на Олимпиаде. Люди, нашедшие свою любовь, состоящие в браке, казались ей жителями других миров, недоступных для неё. Она не знала, понятия не имела, каково это – быть любимой и счастливо любить самой.

На работе Евдокия смотрела на окружающих, на фотографии героев новостей, на просто описание людей в текстах и думала – были ли они в своей жизни счастливы и любимы? Вряд ли они, как она, годами были влюблены в абсолютно равнодушного человека и не могли переключиться на кого-то другого. Она заметила, что мысленно вздрагивает от всех новостей про молодые семейные пары и влюблённых.

– Дося, – вдруг сказала Муза в начале рабочего дня. – Ты что-то натворила? Этот Марк Снежин… он на тебя смотрит!

Евдокия огляделась и действительно увидела Снежина, который стоял у стола Пети и слушал его, но поглядывал в её сторону.

– Не знаю, – Евдокия ощутила смутное беспокойство. – Посмотри, я не испачкалась в йогурте?

– Нет.

– Тогда я не знаю.

– Хорошо, – Муза пожала плечами. – Если честно, у меня от такого холодного жуткого взгляда мурашки по коже.

– Не такой уж он и жуткий, – заметила Евдокия. – Он мне очень помог на корпоративе.

– Удивительно.

Марк Снежин проходил мимо как раз в этот момент, и Евдокии показалось, что он услышал, как она высказалась о нём Музе. Она даже была уверена, что его лицо смягчилось. Он посмотрел на Евдокию и едва заметно кивнул.

– С ума сойти, он тебе ещё и кивнул, – пробормотала Муза. – Ну и дела у нас творятся. Слава Богу, хоть полиция перестала приходить сюда. У меня от них крапивница вскочила.

Улучив свободную минутку, Евдокия не выдержала и опять написала Насте.

«Ты страдаешь ерундой», – пришёл ответ.

Евдокия была немного задета и смущена этим сообщением. Она не придумала, что ответить, чтобы не испортить отношения с Настей, поэтому просто ответила словом: «Ок».

К концу дня она съела два вареных трубочки и плитку шоколада, купленные в автомате в редакции. И ей стали приходить совершенно отчаянные выходы из положения – от увольнения с работы и удаления всех своих соцсетей до переезда в другую страну. Наверное, у её нервных клеток был объявлен режим ЧС, и они бегали туда-сюда в панике, абсолютно не зная, что им делать. Но увольняться она не решилась – всегда было так страшно что-то менять. Начинать с нуля на новой работе – это значит, быть стандартным неигровым персонажем в «Симс», который просто ходит туда-сюда по городу и не знает, где его место.

А в четверг у неё появились новые симптомы – ей стало жутко стыдно, что она плохо поздравила Петю с помолвкой и вообще сидела мрачной тучей. Вернула видимость публикаций Пети в соцсетях. Начала думать о возможности сохранить небольшое корпоративное общение с ним, а также о том, как сильно будет скучать по нему. Возможно, к тому моменту её нервные клетки уже объявили экстренную эвакуацию.

Сам Петя на работе вёл себя, как обычно. Регулярно звонил в больницу Натальи (туда сейчас не пускали в связи с пандемией) и узнавал о её самочувствии. Из комы она так и не вышла. Петя явно переживал, но продолжал поднимать настроение окружающим своими шутками и вниманием. А когда появилась новость про скандал, устроенный известным писателем в магазине, он прислал Евдокии несколько шуток про писателей. А потом они провели несколько добрых минут, обсуждая новость про каких-то диких овец, которые заполнили собой городок в Великобритании, воспользовавшись тем, что он опустел из-за пандемии.

Вечером в пятницу в безумном порыве из сожаления и тоски Евдокия притащила из дома свой любимый старинный томик Бродского, купила коробку конфет и открытку: «Поздравляю с помолвкой». Эти богатства она принесла на работу в субботу – специально пришла для этого рано и стала думать, как незаметно пройти мимо работающих в ночь и в утро коллег к столу Пети. На его столе уже стояло немного подарков от других коллег.

Евдокия торчала в коридоре. Там её и застал кто-то из коллег. Она понадеялась, что это незнакомец из другого отдела, который просто пройдёт мимо, ничему не удивляясь. Но нет.

– Что происходит? – спросил Марк Снежин без всяких приветствий. – У тебя что, под пиджаком пижамная рубашка?

Евдокия вздрогнула, оглядела себя и быстро запахнула пиджак.

– Ох, – сказала она. – Кажется, я немного рассеяна. Или много.