– Я проверял условия пожарной безопасности в данном отеле, – проговорил Кошкин. – Евдокия, можно пару вопросов – если бы ты жила в XIX веке, какую ты бы выбрала профессию и если бы ты хотела что-то спрятать в своём доме трость с головой льва, то где бы спрятала?

Евдокия почти не удивилась вопросу. В необычных вопросах нет ничего необычного, если кто-то постоянно задает их с таким видом, как будто просто интересуется погодой за окном.

– Э-э-э… какая трость?

– Так, ребят, посторонитесь, – между ними протиснулся Ваня Хохольков. – О, классный зелёный сюртук, Кеша. И классный голубой цилиндр.

– Благодарю, это мой выходной наряд, – спокойно ответил тот.

– Без сомнений, замечательный наряд, – произнесла Инесса с такой откровенной издевкой, что человек со слабыми нервами уронил бы пару слезинок.

Евдокия даже не заметила, как к ним подошли Инесса и Нинель. Её сердце описало в груди пируэт в ожидании худшего, как будто перед ней открывалась дверь в аудиторию, где идёт экзамен, а она ни черта не готова и вообще не спала. Что за вечер такой? Слишком много волнений для такого человека, как Евдокия.

Инесса несколько мгновений просто молча стояла и внимательно рассматривала её лицо. Наконец, она сказала:

– Скажу так. Я знаю, что наши отношения не идеальны. Но всё рано или поздно надо менять, верно?

– Верно, – оторопев, ответила Евдокия.

– Тем более, мы работаем вместе. Я знаю, как ты любишь нашу команду. Я это ценю, поверь мне. Хоть и не показываю этого.

Этим коротким монологом она удивила всех – и Евдокию, и Нинель, и волшебнику Белую Бороду, который чуть не поперхнулся чаем, да и, казалось, саму себя.

Евдокия пристально смотрела на неё, не зная, что и думать. Ещё несколько минут назад Инесса снова заставила её себя ненавидеть, а сейчас почему-то предлагала перемирие. Неужели она, наконец, разглядела Евдокию? Неужели теперь всё будет меняться? Может быть, это из-за инцидента со Сморщуком у Инессы так взыграло чувство вины?

«Она всё-таки почувствовала женскую солидарность, – вдруг догадалась Евдокия. – Может быть, даже если сама себе в этом не признаётся, но она в душе сочувствует мне из-за Сморщука».

– Спасибо, – неуверенно отозвалась Евдокия. – Очень рада это слышать. Я тоже… э-э-э, ценю то, что ты делаешь в работе.

– Ну, ждём тебя у бассейна. Надеюсь, ты взяла купальник?

– Честно говоря, нет. А надо было?

Она перевела взгляд на Нинель, и в её глазах ей показалось сочувствие.

– О, ничего страшного, – сказала Инесса. – Тогда просто разденься и завернись в полотенце, чтобы не выделяться. Их выдают на ресепшн. Ну, до встречи.

Слишком, слишком много волнений для одного дня. В полотенце при всех коллегах? Евдокия взяла полотенце, кое-как доковыляла до туалета, села на пол и прислонилась спиной к стене, стараясь отдышаться. Она старалась игнорировать желание схватить свою сумку и бочком-бочком двинуться к выходу из отеля.

«Боже мой, все увидят мои толстые ноги и гигантские бёдра».

– И то верно, – изрёк Белая Борода. – Кто вообще проводит корпоративы в полотенце? Если вы не сборная страны по синхронному плаванию. Но с другой стороны, выделяться среди всех не хотелось бы.

«Но у меня жуткие ноги».

– У тебя жуткие ноги, – громко сказала одноклассница Евдокии Таня Хохелько в первом классе. – Вот это каланча. Ты ведь не будет ходить с нами на танцы? Ты нам испортишь весь танец.

– Ты самая уродливая девчонка из всех, что я видел, – сообщил старшеклассник Ярослав Купцов. – Ну и брекеты.

– Уйди со сцены! – рявкнула учительница по музыке. – Ты не можешь участвовать в нашем спектакле. Посмотри, как выглядят другие девочки и как выглядишь, прости Господи, ты.

Евдокия смотрела на белую стену, где ей все ещё мерещились лица её знакомых со школы, и прижала к себе дрожащие коленки.

– Ну их же всех там не будет, – мягко подсказал Белая Борода. – Только Петя. Возможно, ради него и стоит решиться на смелый поступок. В любом случае, наверное, лучше потом вспоминать лицо Пети и своих друзей с работы, а не белую стену туалета.

Он улыбнулся, помахал ей и растворился в воздухе.

Петя… но ведь у неё всё ещё горели щёки от его словесных пощёчин. Любовь и горечь смешались в одном флаконе, не давая размышлять здраво. Как можно любить человека, который не занимает её сторону в такой важной ситуации?

Так хотелось прижать к его груди и поплакать. И в то же время так хотелось завопить, что она не хочет видеть его больше никогда.

Но он ведь мог и неправильно понять ситуацию, верно? Что, если он всё же когда-нибудь поймёт? И вдруг сегодня правда её единственный шанс?

И Евдокия решилась. Она разделась до трусиков, завернулась в полотенце, избегая своего отражения в зеркале, и решила – будь, что будет. Вещи положила в пакет, подхватила сумку и пошла на террасу, прячась от каждого, кто попадался на пути, за колоннами или горшками с высокими растениями.

Но когда она появилась у бассейна…

Десятки людей, до этого весело болтающих у воды под музыку, повернулись к ней в молчании. Наступила нехорошая пауза. И да, в полотенце была только Евдокия. Ни одного человека в купальнике – все в вечерних нарядах.

Петя застыл в изумлении. Муза прижала ладони ко рту. Сморщук усмехнулся так, что это было похоже на оскал людоеда. Инесса стояла в стороне и тряслась от беззвучного хохота. Марк Снежин молча рассматривал полотенце на Евдокии.

«Вот это катастрофа», – сказали и Жизненный Опыт, и Мечта, и Здравый Смысл, и пролетавший мимо голубь.

Сердце стучало в ушах. Стало ясно, что британская королевская семья уже не поможет, но надо было срочно уносить отсюда ноги. Евдокия развернулась и приготовилась пробежать к выходу с олимпийской скоростью. Но она поскользнулась, мир перевернулся с ног на голову. Дальнейшее помнила уже смутно – резкая боль в боку и в ноге, вода вокруг, защипало в носу и ушах. Потом кто-то больно схватил её талию, и она оказалась на поверхности. Спина опустилась на прохладную плитку.

– Дышите, дышите. Спокойно.

В носу ужасно щипало. Выплюнув воду и отдышавшись, Евдокия посмотрела на человека, который держал её. Его очертания, наконец, стали чёткими – Марк Снежин встревоженно рассматривал её лицо. Евдокия вздрогнула. За ним угадывались лица коллег – перепуганная и расстроенная Муза, смущённые Валера и Гена. Позади всех стоял Петя.

– Вы живы? Всё нормально, – тихо произнёс Снежин.

– Она жива, – весело сказал Ваня Хохольков за его спиной. – Ну всё, расходимся. Не интересно.

Евдокия ухватилась за своё полотенце так, словно от этого кусочка махровой ткани зависела её жизнь. Слава Богу, полотенце всё ещё было на ней. Она заметила – о, ужас, – что Снежин прикрывает уголком ткани её оголившуюся правую грудь.

Какой позор, он видел её голой.

– Всё хорошо, – неожиданно мягко сказал Снежин. – Никто ничего не видел. Дышите.

Евдокия пробормотала благодарности Снежину, сама не поняв, что именно она сказала – язык заплетался. Снежин, судя по всему, тоже не понял, так как он удивлённо приподнял брови. Евдокия встала, поплотнее закуталась в полотенце и, опустив голову, медленно пошла на выход. А праздник продолжился, музыка снова заиграла. Она заметила Петю, который не смотрел на неё. Случайно поймала странный серьёзный взгляд Нинель.

Евдокия пошатнулась, и тут её плечи опустилась мягкая ткань. Это Снежин положил её на плечи свой пиджак. В руках у него она заметила свою сумку и пакет.

– Не волнуйтесь, вещи почти не промокли, – тихо сказал он и взял её под руку. – Пойдёмте. Осторожнее, не споткнитесь. Опирайтесь на меня.

Евдокия тихонько выдохнула, стараясь замаскировать эмоции.

– Не плачьте, – спокойно продолжил Снежин, хотя даже не смотрел на неё. – Вы же не хотите доставить ей удовольствие.

– Ей? – эхом отозвалась Евдокия.

– Той, кто устроил этот розыгрыш.

Евдокия внимательно посмотрела на него.

– Это что, дедукция? – слабым голосом произнесла она.