Евдокия бочком-бочком двинулась к свободному стулу.

– … именно благодаря этому я и нахожусь сейчас там, где я есть, – горделиво поделился Антон. – Благодаря тому, что я добился справедливости при разделе имущества. Дось, ты за напитками? Принеси-ка мне мохито.

Все посмотрели на неё, и уже неудобно было сказать, что она просто пыталась пересесть… поближе к Пете.

– Хорошо, – растерявшись, произнесла Евдокия.

«Британская королевская семья. Просто кошмар. Неужели он думает, что я его секретарь? И знать бы, что это – мохито».

Евдокия направилась к бару, но там наткнулась на Сморщука. Он перегородил ей дорогу с таким видом, что в некоторых странах за это можно было бы вызвать полицию.

– Куда это ты идёшь? О-о-у, какое у тебя декольте. Оно не слишком для тебя большое, Досечка?

Евдокия подумала, что при слове «Досечка» от постороннего неприятного мужчины её лицо, должно быть, перекосило, но Сергей не обратил на это никакого внимания. Он потянул лапищу в её сторону, словно желая дотронуться до волос, но она в ужасе отскочила и убрала волосы на другое плечо. Евдокия почему-то не любила, когда к её волосам прикасаются посторонние, а прикосновение такого человека, как Сергей Сморщук, было бы нестерпимым. После этого ей наверняка пришлось бы побриться налысо.

– Ты похожа на Лолиту Набокова, – продолжил он, источая сильный запах алкоголя (раз он разбирается в спиртном, то, может, и принёс бы мохито Антону?). – Ох, уж эти юные бессердечные соблазнительницы!

– Уйди, – не сдержавшись, выпалила она.

И сама удивилась. На миг застыла от ужаса, но Сморщук вообще ничуть не смутился, и она начала злиться ещё больше. И за себя, и за Лолиту.

– О, какая строгая. Но я ведь знаю, что ты на самом деле хочешь моего внимания. Тебе нужно внимание взрослого мужчины.

Евдокия разозлилась ещё больше.

– Дай пройти.

Но её голос слегка дрожал и, как ей показалось, оставался мягким. Это, пожалуй, было воспринято Сергеем как желание продолжить диалог с ним.

Он выглядел не опасным в её глазах, а максимально неприятным. И та форма внимания, которую он проявлял, казалась ей лишь желанием унизить или смутить её.

– О, какие мы серьёзные, – просюсюкал Сморщук таким тоном, будто разговаривал с ребёнком, и загородил ей дорогу. – Мы с тобой должны поговорить. В очень личных обстоятельствах.

«Пожалуйста, не обращай внимания», – сказал бы Жизненный Опыт.

«Попробуй сбежать», – шепнула бы Мечта.

«Это слишком сложная ситуация, чтобы действовать на эмоциях, ведь если что-то пойдёт не так, тебя назовут виноватой. Надо хорошо подумать над нашей тактикой прежде, чем предпринимать активные действия», – подсказал бы Здравый Смысл.

– Ну, хватит с меня, – громко сказала Евдокия. – А НЕ ПОШЁЛ БЫ ТЫ ЛЕСОМ?!

Не ожидавший этого, Сергей попятился. А затем стали происходить какие-то странные вещи – внезапно у бутылок с шампанским, которые стояли на столе в красивой пирамиде, повыскакивали пробки. Шампанское хлынуло фонтаном, и пирамида упала прямо на Сморщука, хотя он стоял далеко. Ближе были другие люди, но их вообще не задело. Каким-то невероятным образом столик на колёсиках вырвался из рук официанта и откатился к Сморщуку. На Сергея попадали тарелки и железная посудина с чем-то горячим и жидком. Он закричал, окружающие тоже стали вскрикивать.

– Что здесь произошло? – Петя подскочил к Евдокии.

Она пару мгновений ошалело смотрела на его красивое, напуганное лицо.

«Ничего», – вертелось на языке.

– Он ко мне приставал, – произнесла Евдокия. – Я на него накричала, а он врезался в бутылки.

Её голос дрожал, но в то же время в нём был вызов, которого она сама от себя не ожидала. Её раздирали противоречивые чувства – вина и сожаление, горечь и гнев.

– Ну и как он к тебе приставал? – спросил Петя. – Он женатый человек.

Пока официанты поднимали Сморщука, откуда-то вылезли, как два гонца с плохими новостями, Инесса и Нинель.

– Я всё видела, – наябедничала Инесса. – Он к ней не приставал, просто разговаривал. Надо было нормально с ним говорить, а не своим овечьим голосом, и тогда бы тебя понял. И не орать тут. Из-за тебя он упал!

– Ясно, – Петя взял Евдокию под руку и отвёл в сторону. – Так, осторожно уходим, как будто ничего не произошло. Твое счастье, что здесь нет Натальи. А что будем делать, если официанты вызовут полицию? Об этом ты подумала? Зачем было орать на него и толкать на столики?

– Но он ко мне приставал, – Евдокия выдернула свой локоть из рук Пети. – И я не толкала его на столики. Они стояли далеко. Бутылки и еда на него сами упали.

– «Бутылки и еда сами на него упали», – приподняв бровь, повторил Петя. Он обернулся к Сморщуку. – Серёг, ты в норме?

Евдокия пошатнулась. Она подумала о том, что если бы сердце можно было разбить одним вопросом, то для неё это был бы вопрос: «Серёг, ты в норме?».

– Да, – мрачно отозвался Сморщук, потирая кровоточащую бровь. – Но тебе бы приструнить своих неадекватных подчинённых.

Евдокия сжала кулаки, чувствуя, что рассвирепела окончательно. Петя отодвинул её в сторону и спросил у ненавистного Сморщука:

– Чувствуешь себя нормально?

– Не знаю… голова болит. Пойду-ка я выпью виски.

– Да, конечно, иди. Я поговорю с Евдокией.

– Не знаю, помогут ли разговоры с ней… Если человек не добр внутри, то вряд ли помогут какие-то разговоры. У меня и спина что-то заболела.

Сморщук ушёл, а Петя, сжав зубы, с силой дёрнул Евдокию в сторону.

– Тебе очень повезло, что Серёга не собирается вызывать полицию, – процедил он. – Послушай меня, я знаю, что ты человек очень впечатлительный, но так нельзя. Если ты хочешь сказать мужчине «нет», то ты так и говори – «нет».

– Но я говорила!

– Мужчина никогда не будет приставать к женщине, которая этого не хочет. Он лишь пытался сказать тебе комплимент, а ты его толкнула. Тебе следует извиниться перед ним.

– Ни за что! Я не буду извиняться! И я не толкала!

– Люди видели.

– Они врут!

– И Инесса, и Нинель обе врут?

– Конечно!!! Ты что, им веришь?!

Евдокия была оскорблена до глубины души. Она с силой выдернула свою руку из захвата Пети. Он задумался, глядя на неё, и почему-то смягчился.

– В любом случае, вопить на него тоже не надо было. Он же с тобой нормально разговаривал, – примирительным тоном произнёс Петя. – Смотри, что ты натворила, напугала его, и он упал. Он тебя трогал? Физически касался тебя?

– Нет!

– Орал на тебя?

– Нет.

– Вот и ты его не трогай и не ори на него… Ладно, стой здесь, меня зачем-то зовёт Снежин.

Евдокия обхватила себя руками и задрожала. Она отошла в сторону, не собираясь тут стоять. Буря внутри бушевала: гнев, сильная обида и, что уж скрывать, чувство вины, смешивались друг с другом. Казалось, малейшее прикосновение к ней сейчас, малейший звук – и эти чувства станут больше её самой, разорвут её изнутри. Слова Пети сильно задели её – ощущение было такое, словно он дал ей пощёчину. Может, она сошла с ума и действительно не заметила, как толкнула Сморщука? Или действительно так закричала, что она вздрогнул и упал?

Что делать? Извиняться перед Сморщуком? Сама себе она теперь казалась преступницей. Евдокия почти невидяще смотрела на то, как Петя подходит к Марку Снежину, и этот мрачный мужчина что-то тихо говорит ведущему, поглядывая на неё. Петя тоже обернулся и посмотрел на Евдокию – видимо, её лицо было до того напуганным и несчастным, что даже он проникся этим.

Вскоре Петя вернулся к ней.

– Снежин сказал мне, что ты ничего не делала и не толкала Сморщука, – произнёс он. – Ладно, иди умойся, успокойся и приходи к бассейну – мы с ребятами идём туда. Будем ждать тебя там. Все, и я тоже.

Казалось, Петя ещё что-то хочет сказать, но он словно передумал в последний момент. Евдокия как в тумане посмотрела на его удаляющуюся спину. «Ладно, иди умойся» – и никаких извинений.

Все звуки вокруг вернулись с неожиданным появлением Иннокентия Кошкина, который вылез откуда-то из-под стола. И мир будто снова ожил, снова задвигался.