— Почему ты не боишься? — раздался взволнованный голос женщины, до этого молча за всем наблюдавшей. — Дорогой, почему он перестал излучать?
«Дорогой» остановил ее жестом руки и хотел что-то сказать, но я сам ей ответил.
— Твой муженек только что показал свое слабое место. — ухмыляясь, произнес я. — Магия трансформации и магия красок. Эх, спасибо Токи-Токи, что она такая сучка, кисточку с бесконечной краской я создавать уже научился.
Мужик же заметно напрягся и принялся шевелить руками. Я почувствовал, что тоже прилип к земле ногами, а еще понял, что рот у меня даже не слипся — исчез, как в свое время исчезал у Нео. Ну а я сосредоточился на уже малость подзабытом в системном мире умении. Самотрансформация. В Колыбели можно было грыжу высрать при попытках подобного действа. Тут же силы Токи-Токи не работали, и можно было творить, как в Небарре. Почти. Потому что создать что-то снаружи магия картины тоже не позволяла — выходившая из тела мана рассеивалась и поглощалась окружающей реальностью. Но внутри тела моя мана оставалась моей.
Мужик и баба питаются страхом и ужасом? Что ж, тогда пусть блюют. Ну, в смысле, сами боятся и трясутся от страха. А чего может бояться масляная картина? Так знамо, чего — растворителя и вандальной кисточки. Так что моя правая рука стала удлиняться, а кисть руки опушилась, пальцы расщепились и тоже превратились в жесткую щетину, и в результате ниже локтя у меня теперь была пушистая густая художественная кисть на метровом черенке. С кисти зловеще капала красная жидкость, но это была не кровь. Это была масляная красная краска. Левая же рука ниже локтя расширилась, а ладонь наоборот, сузилась и немного удлинилась, сливаясь и становясь прозрачной. Результатом стала массивная бутылка чуть больше полуметра длиной, до краев наполненная уайт-спиритом.
— Шикарно. — хотел я сказать, осматривая творение, но получился лишь невнятный бубнеж, ведь про рот я забыл.
Так что пришлось провести языком по внутренней стороне того места, где должны быть губы, возвращая себе рот.
— А вот теперь поиграем. — размяв плечи, опустил я руки вниз, проводя кистью по земле, словно кончиком меча.
Растворитель хлынул из опущенной рукбутылки на землю. Конечно, попало и на мои ботинки, и почва, к которой я прирос, начала таять, превращаясь в невнятную мазню, освобождая меня из плена. Конечно, мужик не стал так просто стоять и ждать, пока я доберусь до него и превращу в невнятную кляксу. Судя по движениям рук, этот недоскульптор просто хотел меня смять, как неудачный глиняный эксперимент. Но пострадала лишь одежда, и то она не распалась, а потянулась, как если бы она была из пластилина.
— Что, без страха не творится, да? — сочувствующе покивал я и сделал шаг к нему навстречу. — А не поделишься, во что ты меня хотел превратить?
Но делиться он не хотел. Вместо этого он прикрыл жену и раскинул плащ, закрывая ее собой. И начал расти и меняться, превращаясь в какое-то подобие ужасной летучей мыши.
— Не, мужик, ты нихуя не бэтмен. — отрицательно помотал я головой и с размаху плеснул в него растворителя из левой руки.
Само собой, бутыль я создал неиссякаемую, самовосполняемую. А то чтобы я тут делал с пятью литрами уайт-спирита? Струя губительной для красок жидкости прошлась поперек теперь уже не мужика, а монстра, и краска медленно, но начала размягчаться и подтекать. Попало и на рожу властелина картины, отчего он зашипел, словно кислотой плеснули, помотал головой и протер лицо правой рукой-крылом. От этого жеста часть морды осталась на крыле в виде смазанного отпечатка. На голове тоже остались разводы, а правый глаз, наполовину размытый, съехал набок. Зарычав, монстр развернулся ко мне спиной и нагнулся к своей жене.
— Эй, тебе не кажется, что это немного невежливо? — я аж прифигел от такого его поведения. — Ну ладно, как хочешь.
И с этими словами направился к нему. Но, стоило лишь сделать пару шагов, как он развернулся и зарычал. Глаз, что интересно, был восстановлен, и еще добавились длинные острые зубы. А закончив рычать, он набросился на меня. Странно, на что он вообще рассчитывал? Что я опущу руки и подставлю ему глотку? Само собой, я прикрылся руками, и от резкого движения человек-нетопырь вновь получил порцию растворителя на тело. А когда он попытался добраться до меня зубами, я просто вставил бутылку ему в рот и поддал в руку маны, усиливая генерацию растворителя. Нападавший дернулся и попытался уйти, но я сделал элементарную подножку, и он грохнулся на землю. Бутылка, само собой, вылетела из пасти и принялась заливать хозяина картины потоком резко пахнущей жидкости, медленно, но верно превращающей его в кляксу.
— Самое главное в клизме — это хорошо зафиксировать пациента. — наступив на руку-крыло, я провел кисточкой по краю плаща-перепонки, смешивая землю с конечностью в однородную краскомассу грязно-красного цвета. — Да ладно, ладно, не боись, не буду я бутылку тебе в жопу пихать, это все-таки моя рука.
В ответ мужик что-то невнятно пробулькал — вместо слов из его рта вылетали пузыри и брызги красок. Что интересно — цвета внутренних органов, а не одежды. Видать, детально был прорисован. Художника, кажется, я тоже теперь знаю — с пучком кисточек и деревянной тарелкой вместо палитры в руках женщина старательно и быстро выводила на земле стрелу. Лук, из которого можно было бы ею выстрелить, был уже нарисован. Я не стал дожидаться, пока она закончит, и макнул кисточку в размякшую рядом от растворителя землю. Получилось что-то типа пластилина, и я легко сумел слепить-нарисовать шар грязи. Этим шаром я и запулил в бабу, чисто случайно чуть не разбив ногой при ударе получившийся мячик. Правда, при этом пришлось наступить мужику на вторую руку, потому что он не был согласен с моими действиями и пытался ею недовольно размахивать.
— Да заебал ты булькать. — убедившись, что снаряд удачно поразил цель прямо в голову и, замазав таким образом художнице глаза, временно ее нейтрализовал, я закрасил своему сопернику лицо кисточкой.
После чего продолжил смешивать его с грязью, в прямом смысле слова. Я даже не сразу понял, почему он не может оторвать конечности, пририсованные к земле, от земли. Это же примерно то же самое, что поднять измазанную грязью руку или ногу. Да, она тяжелая будет. Но и монстр этот, в полтора раза выше человеческого роста, силой тоже обладал. Потом только до меня дошло, через недельку где-то — моя краска — мои правила. И, смешанная с моим растворителем и местной основой картины, разрушает всю магию этой женщины. Которая, кстати, пока я возился с ее муженьком, на ощупь нарисовала себе новое лицо. Чудесный женский талант к наведению макияжа! Жаль, не все им владеют даже при наличии под рукой зеркала…
— Прошу, пощади нас! — едва я шагнул в ее сторону, воскликнула художница и упала на землю в раболепном поклоне. — Мы отпустим вас, отдадим вам все, что у нас есть, и покинем страну! Только не убивай!
— Да клал я болт и на страну, и на вас, если подумать. Жили бы себе спокойно, мудаков бы покушивали, убийц там всяких, воров. Как вон, вампиры в некоторых странах делают. Так нет же! — воскликнул я и указал кисточкой на мелкую. — Вы невесту мою будущую обидели! И это после того, как мы вам помогли?
— Прости, это все муж, я была против… — не поднимаясь и не показывая лица, ответила она. — Скажи, что ты хочешь, любые условия, что будут нам по силам…
— Юффт, ты говорить можешь? — повернулся я к мелкой. — Что делать с ними будем? Учти, что это ты у нас маньячка, я вот так вот казнить их не смогу, не в бою.
— Ты наконец назвал меня своей невестой. — с настолько кошачье-анимешно-няшной мордочкой ответила она, что не хватало только «ми-ми-ми» добавить, а я, будь у меня хоть одна нормальная рука, сделал бы «рукалицо». Но, поскольку ни бутылкой, ни кисточкой это сделать не вышло, пришлось обойтись просто глубоким вздохом и покачиванием головой.
— Значит так, бабуля. — немного подумав, я решил для начала просто поболтать. — Расскажи для начала свою историю.