Сердечко прихватило? Ноль три. «Скорая помощь» найдет тебя живого или мертвого! Кольнут в белу рученьку, глаза открываешь, над тобой лица. Снова ты не один!

Телефонов в справочнике, телефонов!

Вот. При укусе животного знаете куда звонить? Ни вы, ни животное не в курсе.

Записывайте: 243-45-67. Позвонить, что ли, противостолбнячным товарищам? Примчатся, шприцами звеня. Посидим, потреплемся, а чтобы у них неприятностей не было, поймаем животного, заставим укусить…

«Двадцать три часа тридцать пять минут…»

Или нет в доме денег! Вызываешь уголовный розыск вместе с овчарочкой.

Дают ей понюхать рубль. Умная собачка берет след и находит пять тысяч рублей до среды!

На все эти деньги закажу разговор с Парижем. Наверно, я ничего не пойму, кроме «же тэм», «Нотр Дам». Дело не в этом. Не понять француженку кто откажется!

«Двадцать три часа сорок минут…»

Зануда! Достала меня!

Конечно, можно поговорить с сыном. У каждого должен быть полдвенадцатого ночи сын. Или дочь. Чтобы им позвонить, больше от них ничего не надо.

У меня должен быть сын. Черноголовик. Сидит в маечке у телефона. Ждет звонка папки! А без этого не заснет!

Почему нет номера телефона такой важной услуги «разговор с сыном»?

«Ноль часов пятнадцать минут…»

И должны быть в телефонной книге на букву Н телефоны всех негодяев, чтобы звонить им ночью и говорить в лицо все, что думаешь. Пусть гадают, кто такой смелый нашелся!

Поставив негодяев на место, позвонить и срочно вызвать женщину, которая придет, уберет квартиру, постирает, сготовит и уйдет молча.

Потом вызвать другую, которая останется до утра и уйдет без слов, без слез. Молча.

Тогда срочно вызвать третью, с которой можно говорить обо всем, и чтоб слушала молча

Почувствовать ко всему этому отвращение.

Найти в телефонной книге на букву Л телефон любимой женщины, с ней одной можно делать все то, что с теми в отдельности, — вот почему жить с ней невозможно. Зато молчать с ней по телефону можно часами, слушая, как она дышит! И не надо другого, лишь бы она там дышала и касаться ее губ через телефонную трубку.

«Ноль часов тридцать пять минут…»

Да слышу я, слышу! Отстань!

Дали бы всем мой телефон, честное слово, я бы говорил время лучше ее! У меня бы никто никогда не опаздывал! И погоду на завтра я обещал бы только хорошую! Никакой облачности, а о ветре всегда можно договориться. И при укусе животного не пугайтесь, звоните мне, я скажу: Смажьте место укуса йодом…»

«Ноль часов сорок пять минут…»

Да кто ж так говорит?! «Ноль часов сорок пять минут!» Чувствуешь разницу, дура! А теперь давай припев на два голоса:

«Ноль часов пятьдесят мину-у-ут…»

Разве так важно знать, сколько времени прошло? Лучше бы говорили каждому, сколько ему осталось. Тогда не хандрили бы, потому что на это просто нет времени… «Ноль часов пятьдесят семь минут…»

Стекло, которое под мышкой нес человек, было настолько прозрачное и тонкое, что временами казалось, будто вообще стекла не было.

На солнечной стороне стекло вспыхивало, человек жмурился и улыбался. Ветерок трепал волосы и легонько звенел на стекле. Прохожие огибали стекло и невольно улыбались.

Кто-то толкнул человека плечом.

Прохожие замерли, потому что человек застонал, пошатнулся, стекло выскользнуло из рук… но никаких осколков на асфальте не было.

История такая произошла. Один отдыхающий взял в Симферополе такси до Ялты. Ехать там часа полтора-два. Только водитель включил счетчик, пассажир спрашивает:

— Скажите, а вот могли бы вы убить человека за доллар?

— Да вы что!

— А за пять?

— С какой стати.

— А за сто?

— Да я и за двести не убил бы!

— Простите за любопытство, а за тысячу долларов? Через час пассажир дошел до сорока тысяч долларов.

— А вот не убил бы! — бубнил таксист сквозь зубы.

— А за миллион?

— Все равно не убил бы, не убил бы, убил бы… — хрипел водитель, пролетая на красный свет.

Когда подъезжали к Ялте, пассажир, вцепившись в водителя, шипел:

— Врешь, что за пять миллионов не убил бы, врешь!

И тут таксист монтировкой как даст! И убил.

На что только люди не идут из-за денег!

Согласитесь, в каждом приличном городе должна быть достопримечательность. В Париже — Эйфелева башня, в Риме — развалины Колизея в хорошем состоянии. У нас в Зареченске таких достопримечательностей было две: дуб, в тени которого проездом стоял Пушкин, и скульптура античного героя Геракла, как известно, мужчины героических пропорций, причем из одежды — меч в могучей правой руке.

Рассказывают, городское начальство остановилось перед Гераклом как вкопанное.

— Что я вижу?

Сопровождающие лица объяснили, что, мол, грек, из античных, звать Гераклом.

Начальство авторучкой ткнуло в середину композиции:

— Что грек, без вас вижу! А это что?!

Сопровождающие лица стали оправдываться:

— Нашей вины никакой нет! Недосмотрели десять веков назад при высечении. Извините, конечно, за фрагмент, время было такое. А теперь из песни слова не выкинешь! Вроде памятник культуры!

Начальство, говорят, возмутилось до крайности:

— Памятник культуры культурно должен выглядеть! В центре города в таком виде? Дети в школу идут мимо чего? Конечно, низкая успеваемость! Горсад — это лицо города! А что у нас с лицом?! У себя в Афинах пусть стоит нагишом, а у нас чтоб было как у людей! Завтра же!

Наутро у Геракла все было как у людей. Он стоял, прикрывшись фиговым листком работы местного мастера Капапайчука. Розовый, как говорится, никем не надеванный листок нарядно смотрелся на потемневшей от времени могучей фигуре.

…Каким ветром занесло в Зареченск комиссию по охране памятников из Москвы — неизвестно. Увидев Геракла в обновке, комиссия чуть в обморок не попадала:

— Охраняется государством! Девятый век! Немедленно отодрать эту гадость!

Ясное дело, Каравайчук за ночь свою «гадость» отодрал, и опять Геракл стоял честно, по-античному.

…Греческие туристы ворвались в город с востока месяца через три. То ли автобус сбился с маршрута, то ли с другими целями. Правда, Зареченск городок незакрытый и ничего такого там не делается, но то, что делается, лучше не показывать, если ты любишь свой город.

Греки все норовили фотографироваться! Хорошо, пленку купили в зареченском универмаге. Ее срок годности истек в 1924 году.

Естественно, горсад оккупировали, а там земляк стоит! Греки от радости очумели, местных жителей целуют, поют!

Вдруг один из них, профессор, наверное, в очках, штанишках коротеньких, по-ихнему закудахтал, переводчица перевела:

— Господин говорит, что это оскорбление их национального достоинства, поскольку акт вандализма, недружественный ко всему греческому народу!

Оказывается, то ли Каравайчук перестарался, то ли ветром сдуло, только стоит Геракл в чем мать родила, но не полностью!

Видя такое возмущение греческих товарищей, начальство дало команду: присобачить фрагмент в кратчайшие сроки.

Каравайчук опять не подвел. Наутро, когда греки продрали свои греческие глаза, Геракл был укомплектован полностью! Греки на память нащелкались с ним как могли.

…Письмо из Москвы пришло месяца через два. С вырезками из греческих газет и переводом. Очевидно, у кого-то из туристов оказалась своя фотопленка. Геракловеды утверждали, что непонятно, с кого был вылеплен зареченский Геракл, поскольку отдельные пропорции не соответствуют ни исторической истине, ни медицинской!

Через дипломатические круги были получены точные параметры, снятые с оригинала в Афинах. Данные пришли шифрограммой. Поседевший за ночь Каравайчук собственноручно расшифровал, и через день многострадальный Геракл ничем не уступал афинскому оригиналу. Более того, мог дать ему сто очков вперед!