Минут через сорок подъехали к трехэтажному особняку.

Иностранная территория угнетала неестественной чистотой и подозрительно пахла чем-то вкусным, очевидно международным скандалом.

Хористы парами стали взбираться на сцену, отчего возникла заминка, поскольку мальчики, как учили, пропускали девочек вперед, при этом продолжая крепко держать каждую за руку. Блеснуть хорошими манерами в таком положении оказалось непростым делом.

Наконец хор выстроился. Ниночка вышла вперед и, с трудом подбирая русские слова, выговорила, что они рады присутствовать в этом зале у своих австрийских друзей. Мы любим и знаем вашу страну, — бормотала Ниночка — особенно любим красавицу Вену»

Переводчица с трудом перевела и, наклонившись к Ниночке шепнула: «Это не австрийское посольство, а венгерское!»

Ниночка лихорадочно соображала: что хуже — австрийское или венгерское? И еще: международный это сканцы или пока нет?!

Зрители ждали. Надо было что-то петь.

Ниночка отчаянно всплеснула руками, и хор, стиснув зубы, запел «День рожденья только раз в году». Ребята пели, стоя плечом к плечу, мужественно вскинув головы, не мигая глядя в зал. Не знающему русский язык могло показаться, что это осужденные на казнь поют последнюю песню.

Согласно утвержденному репертуару, вторым шел «Светит месяц». Солировать с третьего такта должна была Чистякова, но когда Ниночка сквозь взмах руки глянула на Иру, то поняла, что соло не будет! Чистякова стояла, закатив глаза, уронив набок голову, и не падала лишь потому, что с двух сторон ее подперли плечами Сигаев и Фокин. Ниночку обожгло: «Вот он, международный скандал!» И вдруг песню повела Муханова, староста хора. В другой тональности, не тем голосом, но кто тут считает!

Еще три песни — и, слава богу, концерт кончился!

На сцену поднялся австро-венгерский посол, вручил Ниночке вымпел и тяжелый альбом, на котором было написано: «Будапешт».

«Выходит, все-таки Швеция!» Ниночка с ужасом смотрела как дети спускаются со сцены и, значит, вот-вот рухнет потерявшая сознание Чистякова. Но со сцены спустились все! Сигаев и Фокин, зажав неживую Чистякову плечами, бодро снесли ее вниз и зашагали дальше с таким видом, будто с детства так и ходили втроем плечом к плечу.

— Фу! Обошлось!

Но оказалось, самое страшное — впереди! Гостей завели в зал, где был накрыт стол! Пахло так вкусно, что сводило челюсти!

Посол сделал широкий жест рукой, мол, угощайтесь. Провокатор!

Ребят потянуло к столу, но они устояли на месте! Все завели глаза к потолку и, сглатывая слюну, принялись разглядывать роспись потолка, где упитанные амуры целились из луков в полуголых бессовестных женщин.

Посол в это время, рассказывая что-то смешное, налил Ниночке шампанского и предложил сигарету. Учительница пения не курила, но ухватилась за сигарету и начала торопливо ее посасывать, тревожно обегая глазами маленьких сограждан, при этом улыбаясь послу и непринужденно стряхивая пепел в карман его светлого пиджака.

В это время Сигаев… Ох этот Сигаев, что значит неблагополучная семья! Он схватил бокал с лимонадом и опрокинул в рот. Это оказалось Ниночкино шампанское. Наступила жуткая пауза.

Алкоголь быстро впитался в кору детского головного мозга, и пьяный Сигаев устроил дебош! Он развязно взял из вазы пирожное и съел его! Потом взял второе и съел! Третье — съел! Сунул в рот четыре конфеты разом! Под влиянием алкоголя Сигаев потянул посла за рукав и спросил:

«Слышь, посол, а где игрушки? Витька говорил, у них игрушки здоровские!»

Посол распахнул дверь в соседнюю комнату. Да, игрушки были здоровские! Полкомнаты занимала настоящая железная дорога! Красный паровозик, присвистнув, припустил по узким рельсам.

При виде этого чуда Сигаев едва не протрезвел.

А в это время иностранные девочки показывали нарядных, словно живых кукол. Женская половина хора замерла в восхищении, и только староста Муханова, не растерявшись, сказала: «А по запасам железной руды мы превосходим всю Европу вместе взятую!»

А вот Кравцова не выдержала! Пойдя на поводу у материнского инстинкта, она взяла куколку и сжала так — та пискнула что-то похожее на «мама»!

Судя по вытаращенным глазам австровенгров, до этого дня кукла молчала!

Сигаев выхватил из груды игрушек почти настоящий пистолет и с аппетитом прицелился в Муханову. Черноглазый мальчик знаками объяснил что пистолет можно забрать насовсем. Муханова сказала:

— Вот уж незачем. У нас в стране у всех есть пистолеты!

А железная дорога у вас есть? — спросил черноглазый через переводчицу.

— Железная дорога? — Муханова на секунду задумалась и, словно отвечая по английскому текст «Моя семья». Протарахтела: — У меня есть железная дорога. У меня есть брат и сестра. Мы живем в пятикомнатной квартире с лужайкой. Имеем гараж и машину. По воскресеньям имеем традиционный пудинг с взбитыми сливками. И на машине отправляемся за город, где нас имеет уик-энд!

— А у тебя есть железная дорога? — спросил назойливый черноглазый у Носова.

Носов чуть не проболтался, что у него есть настоящая железная дорога под окном. И все время кажется: паровоз влетит в дверь! Но, взяв себя в руки, он четко повторил все, что говорила Муханова. Только вместо «взбитые» сливки он сказал «избитые», а упомянув про традиционный пудинг, поморщился, вспомнив, как отец в воскресенье, приняв «традиционный пудинг», гонялся за матерью с утюгом…

Оказалось, еще у четверых опрошенных есть железная дорога, пятикомнатная квартира, воскресный пудинг, машина, брат, сестра и уик-энд.

Этот черноглазый, зануда такая, еще спросил: «У вас на всех один отец?»

— Отцы у нас разные, зато жизнь одинаковая! — гордо сказала Муханова.

— Ну, нам, наверно, пора! — сказала Ниночка. — Нам сегодня еще в ташкентское посольство.

— А я останусь! — сказал Сигаев, радостно целясь в товарищей из пистолета. — Поиграю и приду!

— Смотри, доиграешься! — сказа Муханова. — Мы бы все с удовольствием остались, но, увы, надо подстригать лужайки у дома, пока не поздно! Сереженька, дай пистолетик!

Муханова схватила кисть сигаевской руки и стала выкручивать. Сигаев рванул пистолет на себя, и грянул выстрел.

Резиновая пулька с присоской срезала белоснежный плафон, и тот лихо напялился на голову посла, который падишахом опустился на пол.

«Нарочно люстру над Сигаевым повесили, специально!» — бормотала Ниночка, разорвав блузку и силой пытаясь перевязать посла, а тот отбивался со словами: «Не стоит беспокоиться! Вот зараза!»

Кое-как посла из плафона вынули, голову перебинтовали, потом долго жали друг другу руки и, наконец, выбрались из помещения вон. Ребята быстренько влезли в автобус и оттуда с ужасом смотрели на посла с перевязанной головой. Он помахивал рукой и, морщась, приглашал приезжать еще.

И вот автобус выехал с территории посольства на родину. Ехали молча, только всхлипывала пришедшая в себя Чистякова да чем-то вызывающе хрустел Сигаев. И вдруг словно по взмаху руки невидимого дирижера, весь хор разом рванул песню «Ой, мороз, мороз!». Дети пели таким чистым, слаженным звуком, которого Ниночка от них добиться никогда не могла!

ПОКА НЕ ЗАБЫЛ…

Говорили, это произошло с Юрой Кукиным.

Кстати, недавно видел его по телевизору. Тот же свитер, та же одна бренчащая струна, невнятный голос. Но стихи настоящие! Не тронутые временем!

История такая. Еще при советской власти Кукин оказался в Париже по приглашению уехавшего туда поклонника. Денег практически нет, зато их нет не где-нибудь, а в Париже! И тут приглашение на телевизионную запись передачи о шансоне. За деньги!

Снимают в шикарном ресторане. Кукин, как я подозрению, в том же свитере с гитарой, нервно ходит вдоль бассейна в холле ресторана, ожидая, когда вызовут. Время бежит. Юра в шоке. Деньги обещали после записи.

Наконец гремит: «Юрий Кукин! Россия!»