В сталь, из которой выкованы мечи Эйдариса и Кэла, добавлен ашмер, так что они никогда не сломаются, а точить их не нужно. В тех их мундирах, которые использовались именно в боевых операциях, тоже использовался ашмер, так что они куда крепче обычных. В посуде, из которой принцы и их сестра ели и пили с детства, всегда был ашмер с чарами против отравлений. Сильнейшие чары, но они нейтрализовали любой яд.

Ашмер создавали в Халагарде. А дальше Ашмерский путь вел через всю империю, по всем ключевым торговым городам, расходился по миру. Конечно, ашмера было не так много, а ценился он дороже золота и любых камней.

Из-за ашмера Халагард всегда был лакомым куском, считалось, что именно там можно разгадать его тайну. Научиться воссоздавать. Только Халагад отгородился от всего мира Завесой и тщательно берег свои тайны. И редко вмешивался в политику других королевств — но им не нравилась Эльрионская империя. Вроде бы противоречила их религиозным чувствам — точнее, противоречил клан. Халагард ненавидел драконий клан и считал, что его надо уничтожить. Поэтому они и подослали воронов к Эйдарису. К главе клана.

В дверь кабинета постучали, тяжелая створка приоткрылась, чтобы впустить слугу, доложившего о принцессе Калиндее. Она вошла, гордо подняв голову, теперь ее косы были странно заплетены, наверняка на мередарский манер, но вот темное платье казалось уже местным, хотя Эйдарис мог ошибаться, он не сильно разбирался в платьях.

Принцесса присела в неглубоком реверансе, положенном этикетом:

— Вы хотели поговорить?

Она использовала вежливую форму в картанионском диалекте, которая предполагалась в знак уважения — и дистанции. Поэтому Эйдарис ответил, используя более личную и негласно призывая к тому же:

— Я хотел расспросить тебя о магии.

На лице Деи отразилось удивление, почти страх, и Эйдарис вспомнил, как Кэл частенько говорил: у него порой такое лицо, будто это не светская беседа, а допрос. Поэтому Эйдарис постарался улыбнуться и указал рукой на стол, где слуги уже подготовили напитки и эсхайские фрукты.

— Не волнуйся, я не собираюсь выспрашивать колдовские тайны Мередара. Просто мне многое интересно, но сам я далеко не колдун.

— Но сила у тебя есть, — заметила Дея. Она устроилась на краешке стула. Кажется, из вежливости покрутила в руках упругую виноградину.

— У всех драконов моего рода есть сила. Мы умеем использовать ее очень грубо, никакого изящества обученных магов, даже имперских. Я так понимаю, в Мередаре нас бы с детства обучали, и мы достигли каких-то успехов? Если бы захотели.

— Если бы вас нашли, — ответила Дея. — У нас не дают выбора тем, в ком есть сила. Считается, что без обучения она слишком не управляема. Тебя бы забрали в пять лет в один из уединенных монастырей и вырастили как мага. Да, ты был бы могущественным…

— Но я бы не был императором.

Дея пожала плечами и отправила виноградину в рот. Это не было тайной, Эйдарис уже знал, что в Мередаре детей, отмеченных силой, отправляют в специальные монастыри. В империи такое считалось просто возможностью учиться магией, но вовсе не обязательным. И он, и Кэл обладали силой, но обучились только простейшему владению ею. В Лиссе магии не было, но об этом не говорили. Легенда состояла в том, что вся семья драконов должна обладать магией — пусть даже на самом деле это не так.

Эйдарис разлил легкое фруктовое вино и еще какое-то время вел непринужденную беседу о магии, не говоря ни о чем важном. Он почти не задумывался, уж искусством подобных разговоров император овладел давно.

Пока не счел, что можно осторожно подойти к тому, о чем он на самом деле хотел поговорить.

— Мередар знает о магии больше всех других королевств… может, кроме Халагарда. Их магия не знакома даже вам?

— Нет, — Дея покачала головой. — мы используем то же, что и империя, а магия Халагарда иная. Темная.

— А проклятия? Я знаю, мередарские колдуны могут насылать сильнейшие проклятия. Как и халагардские.

Дея молчала, смотря в сторону, как будто размышляла, можно ли говорить об этом императору.

— Нет, — наконец, сказала она. — Мы считаем, что проклятия — темная магия. Пусть этим занимается только оставленный богами Халагард.

Эйдарису было плевать, кого там оставили или не оставили боги, пока Завеса стоит, а Халагард всё еще строит козни. Но самое главное, Эйдарис знал, что именно халагардский колдун когда-то наслал проклятие на его род. То самое, что сейчас терзало Кэла — и явно становилось хуже.

Раньше присутствия Эйдариса было достаточно, чтобы предотвратить приступ. Но в последний раз, когда Кэл пришел, всё равно прошло несколько судорог. Что, если однажды энергии Эйдариса не хватит, чтобы усмирить приступ?

— Лучше бы они снимали проклятия, — сказал Эйдарис, осторожно взвешивая слова. — Думаешь, они могут?

— Конечно. Если их магия может что-то сотворить, значит, она же может снять. Это основной закон.

Эйдарису показалось, он затаил дыхание, но теперь снова выдохнул. Если всё так, значит, именно в Халагарде стоит искать средство против проклятия. Аккуратно. Может, подкупить какого-то местного колдуна. Эйдарис пока смутно понимал, как всё устроить, но у него появилась четкая цель.

В дверь постучали, скользнувший внутрь слуга поклонился:

— Прибыли новости от разведчиков. Они просят срочной аудиенции.

Эйдарис приподнял брови: обычно такие отчеты шли сначала к Кэлу, а он уже докладывал. Если требовали императора, значит, случилось что-то действительно важное. Шрам на боку от халагардских воронов снова неприятно заныл.

Эйдарис подозревал, именно из-за этого Кэл остался: вообще-то после воронов он рвался сам пойти с ближайшей разведкой. На зачарованных конях путь для отряда близкий, даже проклятие не особо могло помешать. Но в итоге Кэл остался, хотя и не говорил почему. Как подозревал Эйдарис, Кэл не захотел его оставлять: из-за раны, из-за воронов. Кэл почему-то всегда считал, что сам он может больше и надежнее. Что если вдруг еще кто нападет, то он должен защитить.

Эйдарис понимал, что во дворце ничто не может ему угрожать, но брата не отговаривал. Если ему так проще — пусть остается. Разведка справится.

Оттолкнув слугу, в кабинет ворвался сам Кэл. Он бросил быстрый взгляд на Дею, но, видимо, счел, что ей можно слушать. Или его слишком взволновали новости.

— Эйд, они убили наших разведчиков! Развесили их кишки перед Завесой!

Это был уже вызов. Четкий и неприкрытый вызов Халагарда. Эйдарис бросил быстрый взгляд на взбудораженного Кэла: что ж, может, вот и повод покорить Халагард и заставить их колдунов служить императору. Снять проклятие.

— Хорошо, — спокойно сказал Эйдарис. — Если они хотят войну, они ее получат.

Копыта лошадей ступали по мерзлой земле, припорошенной первым снегом. По-настоящему холодно еще не стало, но руки Эйдариса даже в теплых кожаных перчатках начинали подмерзать. Он поднял повыше меховой воротник плаща, чтобы спрятать в нем щеки, и покосился на ехавшего рядом Кэла. Кожаная одежда Воли императора и шерстяной плащ защищали от ветра и холода, только светлые волосы, так не похожие на Эйдариса, нещадно растрепались и выбивались из-под капюшона.

Не сбавляя заданного темпа, Кэл оглянулся, как будто проверял, в порядке ли следовавший с ними отряд. Чуть позади них ехал Фер Рин, дальше остальные. Кэл достал из седельной сумки перчатки потеплее и натянул их.

— Может, всё-таки объяснишь, — буркнул Кэл, — какого дестана ты решил ввязаться в войну?

— Рано волнуешься. С нами отряд меньше полсотни человек. Я бы пока не назвал это войной.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я. Никогда не думал, что скажу это, но я согласен с боровом Месканом. Это неразумное и поспешное решение.

Кэл и министр финансов пререкались почти на каждой встрече Совета, может, потому что были противоположностями и никак не могли понять друг друга. Серн Мескан действительно обладал дородной фигурой, обожал дорогие ткани и украшения, а еще был осторожен, будто за любое неверное движение ему могли отрубить голову. Впрочем, не то чтобы он боялся, скорее, предпочитал не делать лишних движений. Эйдарис не особо доверял ему как человеку, но знал, что нет никого, кто бы лучше управлял финансами.