— Ничего так, — буркнул Болдырев, рассматривая Джессику из-за бокового выхода, откуда нас должны были с минуты на минуту пригласить в студию. — Блондиночка, высокая, симпатичная.

— Главное, чтоб человек был хороший, — шепнул я и моя подруга, режиссер этого шоу Лиза Савьер активно замахала руками, чтобы мы ринулись под свет софитов и объективы здоровенных студийных телекамер.

Загрохотала музыка, и мы буквально впорхнули на площадку, неся с собой клюшки, словно рыболовные удочки на плечах. Ведущий шоу Ник Тэйлор, с которым я уже был немного знаком, так как поучаствовал с ним в съёмках одной из программ «Секретных материалов», выскакивал, фигурально выражаясь из штанов, чтобы получалось весело и задорно:

— Встречайте звёзд наших чикагских «Чёрных ястребов» — Большой Таф и Айван Болдыреф.

— Можно просто — Ив Болд, — сказал я, видя, как сложно дается ведущему русская фамилия, когда мы присели на диван.

— Ив Болд? — Удивился ведущий Ник.

— Да, мы в раздевалке всегда смеёмся, когда спрашиваем у Ивана, что он сегодня будет делать на игре, забивать шайбы или болт? — Улыбнулся я.

— Айвен? — Вопросительно посмотрел Ник на Болдырева, который не растерялся и тут же ответил:

— А я всегда говорю, что на ваши идиотские вопросы — забил болт.

— Что значит — забить болт? Болты ведь вкручивают? — Опять скорчил удивлённое лицо телеведущий, поэтому я сразу же пустился в туманные объяснения:

— Те болты, которые вкручивают строители и болт, который забивает наш Иван — это два разных болта. В них большая разница особенно по резьбе.

— По размеру между прочим тоже, — пробормотал Болдырев.

— А я понял? — Криво усмехнулся Ник Тэйлор. — Болт — это клюшка, а шайба — это гайка.

— Вот как раз с гайкой мы ещё не определились, — сказал я и, не выдержав, загоготал, так же как и мой одноклубник. — Давайте мы лучше всем телезрителям покажем несколько полезных в быту хоккейных тренировочных приёмов.

— Вы здесь будете забивать болт? — Всё ещё тупил телеведущий.

— Нет, это упражнение называется блинчики, — сказал мой друг и, бросив короткий взгляд на хорошенькую ведущую новостей, которая к тому же примиленько улыбалась, вынул черную хоккейную шайбу из кармана брюк и, положив её на крюк клюшки, начал подбрасывать вверх.

— Чтобы блинчики на сковороде не подгорали их обязательно надо переворачивать, — начал комментировать я действия Болдырева. — Вот так, как это делает мой друг с шайбой. Ну а если блинчиков слишком много, то в хозяйстве нужно завести второго повара.

Я тоже вскочил с дивана и, вытянув клюшку перед собой, так чтобы её крюк был параллелен студийному полу, замер в ожидании паса от своего одноклубника. Мой тёзка ещё пару раз пожонглировал шайбой и подбросил её в направлении меня. И шайба, пролетев по параболе, ветви который направлены вниз, четко легла на крюк моего спортивного орудия труда. И я тоже в свою очередь принялся чеканить шайбой.

— Блинчик готов! Ник, держи! — Крикнул я телеведущему, но вместо броска в его сторону просто подкинул шайбу повыше.

Какого же было моё удивление, когда ведущий шоу дернулся, покачнулся на стуле и с громким стуком грохнулся на пол. Тут же музыканты что-то заиграли из неизвестной мне, но популярной сейчас американской классики. А телеведущий, показавшийся из-под стола, сверкнул лысиной, так как парик куда-то отлетел, и отчаянно закричал:

— Рекламная пауза!

Вся съемочная бригада три минуты, пока крутили рекламную вставку, гоготала, согнувшись в три погибели. Естественно кроме ведущего Ника Тэйлора, по взгляду которого я понял, что меня больше на телевидение не позовут.

Спустя примерно час в ресторане итальянской кухни я, Ваня Болдырев, моя подруга Лиза Савьер и её коллега Джессика Адамс, ещё раз посмеялись, вспомнив сегодняшний эфир, после которого у ведущего Ника Тэйлора случилась истерика. Так как после рекламной паузы Болдырев нечаянно завёл разговор, что некоторые хоккеисты тоже носят парики. А потом ещё я зачем-то до кучи соврал, что сам сейчас в парике, но он случайно сросся с головой и теперь не снимается. В общем, довели мы бедного мужика до «белого каления». А с другой стороны, если у человека такая нежная душевная организация, то возможно ему не стоило работать на грубом и бесчувственном телевидении?

После пары бокалов вина, которое позволили себе мои спутники, в ресторане начались танцы. И судя по тому, с каким взаимным интересом тезка общался с Джессикой, смотрины прошли удачно. Поэтому на предложение Болдырева поехать к нам и продолжить банкет, все ответили безоговорочным согласием. Единственные разногласия возникли при выборе способа перемещения в пространстве, из пункта эр в пункт дэ. Мы с Иваном пришли на телеканал на своих двоих, так как жили недалеко, девушки же были немного навеселе, чтобы использовать личный транспорт. Мои предложения прогуляться пешком или мне самому сесть за руль автомобиля Лизы — были отринуты.

— С меня достаточно того, что вы сегодня устроили на съёмках, — серьезно заявила моя подруга и вызвала такси, которое на удивление быстро подъехало ко входу в ресторан.

В автомобиль марки «Checker-Marathon» производства ещё 60-х годов с шашечками на борту мы разместились следующим образом: я как самый большой уселся рядом с водителем, Болдырев, словно ближневосточный многожёнец, устроился на заднем сиденье подпёртый с боков Лизой и Джессикой. И чикагское такси медленно тронулось с места. В принципе дорога от ресторана до нашего холостяцкого жилища была не сложной, всего пять километров. Сначала четыре км прямо на запад, затем около нашей спортивной арены «Чикаго Стэдиум», поворот на девяносто градусов и ещё километр строго на север. Но водитель, странно проскочивший на красный сигнал светофора и вдавивший на газ до упора, меня крайне озадачил. Ещё один перекрёсток таксист так же пролетел не глядя по сторонам. Мгновенно перед глазами всплыли газетные заголовки 1997 года после автомобильной аварии хоккеистов «Детройт Ред Уингз» Владимира Константинова, Вячеслава Фетисова и массажиста Сергея Мнацаканова. Тогда водитель наркоман лимузин с нашими парнями воткнул прямиком в столб. Владимир Константинов после комы навсегда остался инвалидом не способным к самостоятельному передвижению. Поэтому я почти без раздумий схватил одной рукой за руль, а другой взял водителя за горло.

— Тормози, сука! — Заголосил я по-русски и тут же добавил по-английски. — Stop that car! Останови машину, гадёныш, убью!

Водитель затряс головой и, вдавив педаль тормоза, остановился на обочине улицы. Благо ни встречных машин, ни автомобилей на хвосте в данный момент не было.

— Экскюз ми, — забормотал таксист, пялясь на меня ошалевшими и немного красными от недосыпа глазами. — Сорри мистер.

— Что случилось Ваня? — Первой опомнилась Лиза Савьер.

— Наркотики? Алкоголь? — Тряхнул я водителя за грудки. — Не слышу!

— Два дня не спал, два дня не спал, — снова стал увиливать таксист, пряча от меня свои расширенные зрачки.

— Выходи, я сам поведу, — буркнул я тоном, не терпящим возражений, и выскочил на улицу.

Но водитель снова вдруг решил посопротивляться, якобы я нарушаю его должностные инструкции. Пришлось схватить его за шиворот и вытащить с водительского кресла на мороз силой.

— Садись на моё место, я поведу, — рыкнул я. — Почему зрачки расширены? Курил марихуану?

— Я не спал, я не спал, — затараторил водитель такси и пошёл на моё пассажирское сиденье, когда я сел за руль.

И вдруг этот тип остановился перед машиной, показал мне средний палец и побежал по улице пытаясь скрыться во тьме. С рывком за этим имбецилом, который накурившись какой-то гадости, решил в этот вечер потаксовать, я запоздал. Я кончено рванул следом, но пробежав десять метров, остановился. В закоулках Чикаго, поздно вечером можно было заблудиться самому, ни то, что кого-то поймать.

— Что случилось? — Спросил меня Иван Болдырев, когда я вернулся в машину такси.