Увидев хлам и свежеукраденные вещи, которые она прятала в своем рюкзачке, предназначенном для прогулок, а не для школы, мама огорчилась. Признание, откуда все это взялось, было самым стыдным, что Лина когда-либо делала за всю свою жизнь, а обещание больше так не делать — самым неискренним.

Впрочем, мама ей и не поверила и отвела к знакомому психологу.

— Тебе нравится воровать, Алина? — спросил он ее.

— Я не ворую, — возмущенно ответила она. — Я одалживаю, а потом всегда возвращаю!

Психолог понятливо покивал.

Лина узнала новое слово. Некрасивое и похожее на противное насекомое. Клептомания.

Психолог заверил маму, что это явление временное и произошло на фоне стресса, связанного с разводом родителей и смертью отца. Лина услышала только то, что это скоро пройдет, облегченно выдохнула, обрадовалась. И вскоре научилась прятать украденные вещи так, чтобы бдительная мама их не находила.

В четырнадцать лет она одолжила у своей учительницы по математике расстегнувшуюся сережку в виде зонтика, которую та обронила, выходя из класса. Она уволилась через неделю и отдавать ее оказалось некому.

В пятнадцать Лина забрала из дома парня, в которого влюбилась, один из тех блестящих шариков, без которого сложить магнитный куб уже не получалось. Больше к нему домой она напроситься не смогла, а подбросить в сумку не представлялось возможным, потому что он не был одноклассником. Она не сумела придумать, как вернуть шарик, а чем больше проходило времени, тем стыднее становилось и тем меньше парень ей нравился.

В семнадцать Лина уже окончательно осознала, что творит, когда нащупала в своем кармане пачку дешевых салфеток из магазина, за которую не платила.

В девятнадцать она украла пудреницу у своей одногруппницы, но так как девушка была крайне неприятной особой, возвращать украденное желания у Лины не возникло.

В двадцать она утащила из квартиры своего на тот момент бойфренда ложку с радужным покрытием. Она переливалась так завораживающе, что Лина даже не запомнила, как именно ей удалось ее забрать.

Таких эпизодов было много. И вещей, которые вернуть по какой-то причине не удалось, тоже. Они и по сей день хранились в ящичке с замком, который Лина купила на свою первую зарплату.

В двадцать один год она стала снимать жилье вместе с Аней и снова попалась.

— Ты же знаешь, что могла бы просто попросить?

Лине пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить себя посмотреть подруге в глаза.

— Ты это о чем?

Аня тогда сочувственно поджала губы и склонила голову набок — длинные серьги в ушах качнулись, ловя свет ламп, и своим блеском почти ослепили пойманную врасплох Лину.

Естественно, она понимала, о чем речь. Конечно же, было верхом наивности полагать, что Аня ничего не заметит. И возможно… возможно, Лина втайне на то и рассчитывала: что ее наконец поймают и отругают, станет стыдно, обидно, неприятно и грустно — тогда у нее просто не останется другого выхода и ей придется искать способ решить эту проблему, чтобы больше никого не разочаровывать.

— О том, что ты прикарманила мою цепочку с лазуритом.

Лина хлопнула глазами. Аня хлопнула глазами в ответ.

— Ты знала, что лазурит — это камень дружбы? — поинтересовалась она секунд через двадцать.

— Не знала. В камнях тоже есть волшебство?

— Во всем есть волшебство. Чем человек наделит — то и будет. Я в камни верю, поэтому они и работают.

— Значит, в этот раз камень тебя подвел. Как и я.

— Да нет. Он попал в руки подруге, так что все нормально.

Лина нервно дернула глазом, гадая, то ли Аня шутит, то ли есть в ее словах какая-то скрытая угроза.

— Расслабься. Считай, что не украла, а я тебе подарила. Будешь носить?

— Нет.

Лина вообще не носила никаких украшений, хотя глаз у нее был чрезвычайно падок на все блестящее.

— Тогда просто храни.

— Я… что-то не очень тебя понимаю.

Аня вздохнула.

— Ну а чего ты ждешь? Хочешь, чтобы я разочаровалась в тебе? Забрала кулон? Вызвала полицию? Хочешь, чтобы выгнала из квартиры? Заставила платить моральную компенсацию? Чего?

Лина глубоко задышала, пытаясь предотвратить истерику, которая неумолимо приближалась.

— Я не знаю. Чего-нибудь.

— Успокойся, — твердым голосом сказала Аня. — Я уверена, ты не со зла.

— Я верну.

— Да не надо, говорю же.

Но Лина уже кинулась в свою комнату открывать свой сундук с сокровищами и в панике не заметила, что Аня отправилась следом за ней.

— Ого, — изумленно воскликнула она, заглянув через плечо. — Вот это коллекция! А! Знакомая штука… Это, случаем, не брелок нашего учителя по информатике?.. Это же он по космосу тогда тащился и мы всем классом над его инопланетянами на сумке ржали.

Все, это еще не финиш, но уже близко. После подобного останется только полиция.

Лина не нашла в себе сил отобрать у Ани ящик и просто опустилась в кресло, решив наблюдать за тем, как та с интересом перебирает безделушки.

— Подруга, ты уж извини, но тебе бы к доктору.

— Я была у психолога.

Аня положила браслет, на котором было написано “Настя”, обратно в кучу и с беспокойством посмотрела на Лину.

— И?

— И он сказал, что это временное.

— И сколько длится это временное?

— Пятнадцать лет.

Неудивительно, что именно тогда Аня и предложила поэкспериментировать со своими магическими ритуалами и избавиться от клептомании с их помощью. Да только, как и предполагала Лина, ничего не вышло, и она поймала себя на ужасной мысли, что хочет украсть что-нибудь с алтаря подруги. Воровство за обман — разве не честно? Раз ее расхваленная магия не работала, то и ответка ни от кого и ни от чего не должна прилететь. Разве что от самой Ани.

— Не вздумай, — пригрозила она, сразу увидев, куда был направлен взгляд Лины.

— Я и не собиралась.

— Да конечно. Иди-ка ты к доктору! Для всех легких способов решить проблемы ты слишком тяжелая. Тут справится только мозгоправ.

Оправдание, почему не сработал ритуал от зависимости, было так себе.

— Схожу, — уязвленно пробормотала Лина.

И не сходила.

И ее собственные оправдания, почему она этого так и не сделала, тоже были так себе.

Семерка Мечей: обман, неискренность, хитрость, воровство, уход от ответа.

Когда Глеб объявился в пятый раз, Лина уже не удивилась.

Аня тоже. Она заявила, что это ритуал на привлечение мужчины так долго раскручивался и теперь наконец подействовал и усиленно гнал самого подходящего партнера прямо в руки.

Как удобно, вот и нашелся повод приплести ритуал, который проводился год с лишним назад, к первому встречному, подумала Лина. У клиенток Ани все работало примерно так, но в разы быстрее, потому что среди них не было сомневающихся Лин. Сила самовнушения — великая вещь!

У Лины с самовнушением было очень плохо. Даже обидно, что она не могла заставить себя поверить в какую-нибудь ахинею, чтобы жилось попроще и поинтереснее.

На Глеба она смотрела как на занятого человека. Возможно, пристальнее, чем следовало бы, но род ее деятельности обязывал приглядываться к клиентам, чтобы не упустить ни единой детали. А темные брови вразлет и очаровательные ямочки на щеках не заметил бы только слепой.

Да, Глеб улыбался так же соблазнительно, как сверкали камни на его кольце, но любоваться и тем, и другим Лине никто не запрещал. Она пусть и приворовывала по жизни, но все-таки меру знала, поэтому чужих мужчин это точно не касалось. И чужих помолвочных колец тоже.

Глеб уже окончательно привык к обстановке кабинета для гаданий: не озирался в недоумении, не морщился и не делал осуждающее лицо, случайно заметив какие-нибудь новые экстраординарные детали в виде, скажем, массивных свечей-черепов или сферы для ясновидения на верхних книжных полках. Видимо, он понял и принял весь прикол происходящего, особенно когда смог в полный рост увидеть Лину и Аню, стоявших рядом друг с другом — их контраст уловить было очень легко. Как и понять, кто тут отвечал за всю дичь.