Лина видела: он уже готов был дать заднюю, как и она в общем-то, но надежда на эффект плацебо пересиливала здравый смысл — причем, похоже, у обоих.

— Верить не обязательно, — напомнила она и ему, и себе. — Свеча просто будет гореть. И все.

— Что за значок? — спросил Дима, с недоумением глядя на листок бумаги.

— Руна очищения. Станет легче. Обещаю.

Лина утешилась тем, что дала себе мысленную пощечину за свои действия.

— Хорошо.

Свеча горела чуть больше получаса и к тому времени, как Дима установил шкаф туда, где ему полагалось быть, догорела до конца и с тихим шипением погасла. Ему удалось поймать этот момент, когда он обернулся, но комментировать произошедшее, надо отдать ему должное, не стал.

Позже, закончив собирать свои инструменты, Дима позвал Лину по имени.

Он собирался дать свой отзыв и сказать, что ритуал оказался дерьмом собачьим? Имел право. Она приготовилась надевать невозмутимую маску.

Однако вопрос застал ее врасплох.

— А вам нравится ваша работа?

— Э… Чего?..

Дима усмехнулся и порылся в карманах, зазвеневших от мелочи, достал две десятирублевых монетки и положил их на полку собранного им шкафа.

— Вы тоже молодая, и у вас вся жизнь впереди. Будете ли вы и дальше помогать людям? Или найдете себя в чем-то другом? Я спрашиваю, потому что… когда-нибудь… возможно, я смогу позволить себе ваш сеанс и приду рассказать, сработал ли ваш ритуал. И если нет, вам придется вернуть мне деньги.

Лина беспомощно хлопнула глазами, не веря своим ушам.

— Это… звучит почти как обещание, — обескураженно проговорила она, — так что, чем бы я ни занималась в будущем, я буду ждать.

Дима улыбнулся.

— Гарантия на шкаф составляет восемнадцать месяцев. Передайте подруге.

Больше ни слова Лина вымолвить не смогла, поэтому просто кивнула.

Прощались они так, словно никаких бесед не вели и ничего странного и необычного не делали.

Закрывая за Димой дверь, Лина вспомнила, что так не ответила на его вопрос. Нравилась ли ей ее работа? Помогать людям?

Она сглотнула болезненный комок в горле и с силой потерла лицо ладонями.

Она не знала.

А теперь — тем более.

Туз Кубков: радостное настроение, воодушевление, благоприятный шанс, скорые перемены, открытость новому, исполнение желаний, эмоциональное влечение.

Шкаф Аня оценила сильнее, чем первый магический опыт Лины, и это как-то даже обидело. Что, никаких поздравлений? Совсем?

— А ничего так, — цокнув языков, отметила Аня. — Немного поколдую над внешним видом: поскребу, поцарапаю — и впишется в обстановку идеально. Уж больно Икея современная, на мой вкус.

— Ну так купила бы шкаф на барахолке.

— Там не то…

Скрестив руки на груди, Лина сидела на диване и наблюдала за тем, как подруга захламляет новый предмет мебели в своем и так захламленном до невозможности кабинете, и слушала все, что накопилось у Ани за пару дней ее отсутствия. Быстренько раскидав потрепанные временем книжки по хиромантии и астрологии на нижние полки, которые прикрывались дверцами шкафа, она села на пол, прислонившись к ним спиной, и начала жаловаться на усталость и выгорание.

— Я очень нуждаюсь в отпуске, — заявила она, раскинув руки по обе стороны от себя и забираясь пальцами под шкаф, а затем вдруг изменилась в лице и воскликнула: — О, че нашла! Это сборщик обронил шуруп или ты стащила?

— Сборщик обронил, — соврала Лина.

После его ухода она не задумываясь положила найденный в кармане шуруп под шкаф, чтобы ложь для Ани была более правдоподобной, но теперь думала, что поступила очень глупо и опрометчиво. Надо было сразу положить в свою шкатулку — не пришлось бы притворяться, что она тут ни при чем.

— Так я тебе и поверила, — засмеялась Аня и кинула его Лине.

Вместо того, чтобы инстинктивно поймать его, она пригнулась и лишь чудом не словила его лбом. Шуруп угодил в плечо, прежде чем упасть рядом на диване.

— Эй!

— Мне. Нужен. Отпуск! — повторила Аня.

Лина покрутила в пальцах шуруп, отрешенно разглядывая его тускловатый блеск: ворованная бижутерия блестела поприятнее, а этот дурацкий гвоздик — ерунда полная.

— Ну так езжай, в чем проблема? — спокойно ответила она.

— Я не хочу одна, — заныла Аня. — Поехали со мной? Куда-нибудь на моря! Лениво поваляемся на пляже и вернемся с красивым загаром! Как тебе такое?

Лине такое было не по нраву, о чем Аня прекрасно знала, но попытки вытащить ее в отпуск никогда не оставляла, несмотря на то что в итоге ей приходилось сдаться и уматывать на курорты в одиночку.

Лина не считала, что не умеет отдыхать, и вовсе не сидела дома безвылазно, страдая от чрезмерного трудолюбия. Она не возражала против отдыха где-нибудь в дружеской обстановке. Летом она несколько раз ездила с Аней и общими знакомыми на пикник за город к свежевырытому карьеру, заполненному чистой и прохладной водой. Песок на берегу, закат, еда на костре, веселая компания — все было восхитительно. Отдых на природе — это красиво. А еще близко и, как говорится, дешево и сердито.

Путешественница умерла в душе Лины, когда ей было восемь лет. Она ткнула пальцем в энциклопедию с иллюстрациями Атлантиды, а мама с сожалением сообщила, что не во всех местах, которые нарисованы на картинках, человек имеет возможность побывать. Лина попробовала еще раз с марсианскими равнинами и горами, а позднее с планетой из фильма “Аватар” — и слегка разочаровалась.

Ладно, наверное, разочаровалась — это громко сказано, но все свое желание куда-нибудь деться с насиженного и родного местечка она растрачивала на надежды о Нарнии у себя в шкафу, когда пряталась от отца, а потом просто была рада жить подальше от него вместе с мамой и бабушкой.

По мере взросления, если у нее и возникали мысли о путешествиях, то, как правило, направленные куда-то в отдаленное будущее. Приблизить это будущее у Ани пока не получалось, но Лина безучастно верила в ее попытки. Когда-нибудь — определенно.

— Я не загораю, а варюсь, как рак — это раз, — она начала приводить доводы. — Я не умею плавать — это два. Дорого — это три.

Аня понятливо закивала, но взгляд на Лину бросила очень далекий от понимания.

— Вот мои контраргументы: есть такая штука — называется зонтик — раз. На мелководье не потонешь, а если хочешь, даже плавать научу — два. У тебя есть деньги — три! Чего ты жмотишься?

— Это на квартиру, старость и черный день.

Аня закатила глаза.

— А жить когда будешь?

— Могу съездить с тобой на моря в шестьдесят, когда закрою все цели. Будем кушать лобстеров, лежать под зонтиками сморщенным изюмом и фукать на молодежь с их дурными нравами.

— Пф! У тебя есть деньги на лобстера сейчас, а в наши шестьдесят этой же суммы на них может и не хватить. Не жмоться, Лина! — Аня взмахнула руками. — На себя-то! Как можно быть такой скрягой в двадцать четыре?

— А как можно в двадцать четыре быть такой транжирой и не думать о будущем? — отозвалась Лина.

— У меня хата есть. Своя.

Про то, что даже не одна, она заикаться не стала, но ей и не нужно было. Лина и так была в курсе, что папаша Ани родился в очень зажиточной семье румынских цыган, так что давно позаботился о том, чтобы дочурка могла в любой момент приехать на родину предков и иметь свое место еще и там.

— Ладно, уделала, — смиренно сказала Лина.

Аня встала с пола и потянулась. В своей обычной одежде: синих джинсах и черной футболке с какой-то рокерской группой — она казалась непривычно обычной. И думы ее одолевали обычные.

Судя по грустным глазам, она собиралась давить на жалость.

— Я слышала, друзья иногда проводят вместе время в отпуске… Похоже, это сказки.

Но даже этим Лину было не пронять.

— Ань. Не поеду. Не проси.

Та схватила с пола стеклянную сферу и потрясла. Внутри, вопреки любым ожиданиям, сидел обычный снеговик, а вихрь при тряске был тоже обычный — из блесток. Раньше игрушка вполне открыто стояла рядом с палочками благовоний, а более-менее реалистичная сфера для ясновидения — на комоде. Аню ничего не смущало. Ее клиентов, кажется, тоже.