— Все, я обезболил. Теперь небольшой надрез в процедурном, и очистим рану.

Заканчиваем в больнице, Наиль усаживает меня на переднее сидение и сам усаживается за руль.

— Теперь ты поняла, почему я тебя сюда приволок? — криво улыбается.

В ответ только угукаю. Он перехватывает мою руку и переплетает пальцы.

— Ты как?

Откидываюсь на подголовник и прикрываю глаза. Лишний раз избегу контакта с мужем-обманщиком. И снова эта ноющая боль в груди. Его телефон оживает, а я инстинктивно распахиваю глаза. Бросаю взгляд на экран.

Ирина… Боже мой, это та самая Ирина?

Наиль как ни в чем не бывало отвечает. Пытаюсь избавиться от шума крови в ушах и услышать, о чем он там разговаривает с другой женщиной. А я ведь никогда его до этого момента не ревновала. Доверяла на все сто процентов.

Да, мой муж чертовски красив, но он не давал повода усомниться в нем, пока я не увидела те фото… и все пошло под откос. Он всегда давал мне то ощущение, что я единственная и неповторимая, а теперь эта уверенность превратилась в труху.

— Да, конечно. Смогу, давай завтра, сегодня у меня нет времени этим заниматься. Ага.

Он сбрасывает и засовывает телефон в панель. Выгибаю бровь. Наиль словно ощущает на себе мой взгляд, переводит на меня глаза.

— Смотришь на меня так, словно ревнуешь, — ухмыляется и подносит мою руку к своим губам. — Это коллега, ангел. Подписи нужны срочно на договорах. А как я им подпишу, если у меня жена после операции. Не ревнуй, Мариш. Ты же знаешь, что ты у меня единственная и я ни за что тебя не променяю ни на кого.

И мне хочется верить каждому его слову. Вот каждому. Но тогда откуда те фото, на которых сто процентов мой муж? Я его ни с кем не перепутаю.

Да и двойника у него никогда не было…

— Просто не припомню у тебя никакой Ирины, которая звонила бы тебе прям напрямую, — черт, и я не могу скрыть в голосе обидчивые нотки.

Наиль как-то натянуто улыбается, или мне так кажется?

— Недавно взял на работу. Давняя знакомая, попала не в очень хорошую ситуацию, я не смог отказать в помощи.

Ах вот оно что… давняя знакомая. Уж не одно ли это лицо с той Ириной, которая звонила мне? И чем глубже я погружаюсь в размышления, тем сильнее укрепляюсь в уверенности, что это одно лицо…

Если бы я только знала, как сильно изменятся наши отношения после того звонка…

Рана на ноге доставляет мне некоторый дискомфорт, и мне приходится практически все время лежать. Либо, когда я встаю зачем-то, это выглядит весьма жалко. Я ковыляю на пятке, чтобы не наступать на поврежденное место и не оттягивать заживление.

Вот и сейчас я собираюсь спуститься в гостиную и перепрятать фото Наиля с той самой Ириной.

Муж все это время коршуном надо мной кружит и чуть ли не отслеживает, сколько шагов я сделала за день. Запрещает мне напрягать раненую ногу.

Звонок от него, который я решаю проигнорировать. Сама понимаю, что рою себе могилу, но мне тяжело с ним разговаривать. Боюсь саму себя выдать и сказать о посылке с компроматом на него.

Сжимаю губы и хромаю к тумбочке. Открываю ящик, и сердце в груди грохочет так громко, что я боюсь, его слышно на всю комнату.

Снова перелистываю снимки, и в глазах становится мутно.

Я как долбаный психически ненормальный человек, который пытается сделать себе больно. Но каждый раз, когда я просматриваю фото, я пытаюсь найти какую-нибудь зацепку. Что это не Наиль, или что это какая-то нелепая случайность и муж ни с кем не спал.

Но фото по-прежнему изображает моего мужа… и другую. Не меня.

Возвращаюсь в нашу комнату и прячу конверт в моем ящике с бельем. Не самое надежное место, но Наиль не был замечен за обыском моих вещей.

Снова телефон. Сжимаю губы и иду к тумбочке.

— Да, Наиль.

Стараюсь, чтобы голос звучал как обычно.

— Ты почему трубку не брала, Мариш? — тут же нападает Наиль.

— Я выходила покушать и телефон в спальне забыла. А ты сам понимаешь, что я пока бегать не могу.

Прислоняюсь спиной к стене и медленно сползаю по ней, откидывая голову.

— Просто ты постоянно со своим телефоном. А тут — молчание. Я разволновался. Хотел уже срываться с работы и лететь к тебе, проверять, все ли в порядке с любимой женой, — тихий смех задевает внутри скрытые струны, и все тело начинает звенеть от обиды.

— У меня все хорошо, Наиль. Работай спокойно.

— А ты чем займешься?

И вот что ответить? Не могу же я сказать, что буду заниматься чем угодно, только бы не думать о его неверности.

— Посмотрю мастер-класс по новому способу приготовления тортов.

Наиль довольно стонет.

— Что-то ты давно мне не пекла. Как нога в норму придет, требую свою порцию вкусняшки.

Ну почему? Почему он ведет себя так, словно наша семья не под угрозой разрушения? Будто у нас все под контролем и нет третьего лишнего?

Неразборчиво угукаю и отключаюсь. Задираю голову, и по щекам стекают соленые слезы, оседая на губах.

Собираюсь в кучу и включаю тот самый мастер-класс. Меня от мужа может отвлечь только занятие любимым делом.

Года два я уже учусь создавать шедевральные торты и пирожные. И мечтаю открыть свою кондитерскую.

Встаю и спускаюсь в кухню. Чтобы не закопать себя в жалости, решаю все же приготовить торт по новому рецепту и с головой окунаюсь в готовку.

Пропускаю даже момент, когда Наиль возвращается домой.

— Сейчас кому-то по попе настучу за непослушание, — крепкие руки обвивают талию, и я вздрагиваю от неожиданности.

— Наиль, — выдыхаю, — я не слышала, как ты пришел.

Бросаю взгляд на часы и удивленно вскидываю брови.

— Рано сегодня.

Муж хмыкает и скидывает пиджак, небрежно бросая его на спинку стула. Расслабляет галстук, расстегивает несколько верхних пуговиц. Не сводит при этом с меня потемневшего взгляда.

— К тебе хотел побыстрее, — улыбка на одну сторону, от которой колени слабеют моментально.

Я ни черта не могу поделать со своим телом. Оно помнит, как ему хорошо с Наилем, и никак не хочет слушать голос разума, который напоминает, что у моего мужчины может быть другая.

— Садись, сейчас ужинать будем, — переключаю сама себя на бытовые темы.

Муж усаживается за стол и притягивает меня к себе на колени. Сжимает за талию, проводя по изгибу шеи носом. По коже тут же растекаются мурашки, а я сжимаюсь. Тело охватывает волна возбуждения.

Прикрываю глаза. Как с этим всем бороться? Как сражаться с самой собой?

Муж кладет руку, сжатую в кулак, на стол, и меня словно в грудь ударяют. Кольцо… обручальное. Его нет.

И Наиль замечает перемену во мне. Опускает глаза на свою руку и ещё сильнее сжимает кулак.

— Вот черт, — шипит сквозь зубы.

Прячет руку.

— Мариш, на меня посмотри.

А я не могу. Хотела бы, но не могу. Взгляд примерзает к тому месту, где сейчас лежала его рука.

— Такая тупая ситуация сегодня на работе была, — с его губ слетает смешок, он поворачивает мое лицо за подбородок и внимательно смотрит мне в глаза. — Послушай меня и не накрути себе ничего там.

Сглатываю, чтобы смочить пересохшую глотку. Киваю через силу.

— Я сидел подписывал документы, и ручка потекла. Представляешь. Ну и вся рука в этих чернилах, долбаных. Я кольцо стянул, чтобы его закинуть в раствор, очистить, руки еле отмыл. И, видимо, отвлекся, забыл кольцо в уборной своей.

И это звучит очень убедительно. И мне ХОЧЕТСЯ ему верить. Спрятать голову в песок. И хочется, чтобы сейчас воображение не рисовало картину, где Наиль специально снимает кольцо, чтобы не смущать ту… другую.

— Вот, смотри, — приближает к моему лицу ладонь, — осталось немного ещё чернил.

Присматриваюсь и замечаю небольшое синее пятнышко на коже. И выдыхаю.

Меня реально отпускает.

— Ты же знаешь, что я не снимаю кольцо. И думал, что ничто не заставит меня это сделать, — убирает мои волосы за ухо, смотрит в лицо.

Прикусываю губу и киваю.