И голос звучит максимально спокойно, пока внутри все рвется на части, разметая ошметки.

— Меня зовут Ирина, я любовница вашего мужа. Наиля.

Губы искажает кривая усмешка.

«Любовница. Любовница. Любовница…» — стучит молоточками в висках. Любовница. ВАШЕГО. Мужа.

— И зачем вы звоните мне? — до боли прикусываю подушечку пальца.

Главное — не сорваться. Не показать стерве, как же больно сейчас. Не обрадовать тем, что я умираю внутри.

— Хотела поставить вас в известность, что Наиль вас обманывает.

Сглатываю желчь и делаю глубокий вдох. Только бы не стошнило.

— Спасибо, это очень мило с вашей стороны.

Боже… неужели я умею так? Умею. Так. Разговаривать? Когда внутри творится настоящий хаос…

— И это все? — девушка на том конце будто бы теряется.

Она ждала от меня истерики? Скандала? Рассчитывала, что я крикну в трубку, чтобы она забирала моего мужчину?

И тут до меня доходит простая истина: именно на это она и рассчитывала! Ждала! Именно для этого и позвонила.

Хлопок двери заставляет вздрогнуть.

— Извините, мне пора идти готовить ужин моему мужу, — вкладываю в голос столько любезности, что скулы сводит от ненатуральной улыбки.

Не жду ответа, скидываю. Подскакиваю с пола и начинаю метаться по столовой. Хватаю с камина конверт с распечаткой УЗИ и несусь в комнату.

Он не должен узнать! Не должен! Он не достоин узнать, что станет отцом! Не после того, как его руки трогали другое тело.

— Маришка, я дома! Выходи, я голодный, как стадо буйволов, и по тебе соскучился.

Эти слова проходятся острием по внутренностям, которые кровоточат не на шутку.

Бросаю взгляд в зеркало и выдыхаю. У меня есть три минуты, пока Наиль раздевается и идет на мои поиски. Три минуты, чтобы собраться с мыслями. Переключиться после разговора с любовницей моего мужа и нацепить маску счастливой жены.

Так… быстро… вытираю потеки туши, щиплю себя за щеки, чтобы избавиться от бледности. Приглаживаю волосы и улыбаюсь. Натянуто, конечно, но, думаю, Наиль не увидит, какой ураган внутри. Возвращаюсь в столовую.

Долбаный конверт с фотографиями все ещё валяется на полу. Сгребаю все в кучу и заталкиваю в ящик комода. Он не должен увидеть, что между нами что-то изменилось. Мне нужно время, чтобы решить, как действовать дальше. Как жить после новости об измене.

Но так сильно хлопаю этим ящиком, что наша свадебная фотография покачивается и летит на пол. Стекло разлетается на миллионы мелких кусочков. Переступаю с ноги на ногу и даже не замечаю, как в ступню вонзается битое стекло.

Кажется, я вообще ни черта не чувствую после тех фото. Вакуум в сердце… если оно осталось, конечно. Усмехаюсь.

Ещё как осталось, я же все ещё стою и дышу. Наклоняюсь, чтобы собрать осколки голыми руками, когда в проеме показывается Наиль Таранов. Таран… как любят называть его друзья.

Моя любовь… и мой персональный ад. После всего, что происходит за день, именно так теперь он воспринимается в моем воспаленном мозгу.

— Твою мать, — Наиль срывается и подбегает ко мне, — ты чего, Мариш, не заметила стекло?

Подхватывает на руки и несет к дивану. А я на инстинктах хватаюсь за его крепкую шею. В грудь впивается тысяча игл при мысли, что он вот этими руками другую трогал. Стараюсь не разреветься от безысходности, которая поселилась во мне после тех фото.

Боль и холод.

Думала ли я, что мне изменят? Да никогда!

Наиль подхватывает мою ногу за лодыжку и ставит себе на бедро, осматривает.

— Девочка моя, что ж ты так неаккуратно? — пробегает пальцами по коже, и я вздрагиваю. — Больно?

Поднимает на меня обеспокоенный взгляд.

А мне хочется заорать на весь дом, что очень больно. Больно так, что хочется умереть и не переживать это все. Но вместо этого я равнодушно пожимаю плечами.

— Рубашку испачкаешь, Наиль, — киваю на капельки крови, которые срываются с моей стопы и падают на темные брюки мужа.

Он удивленно выгибает бровь и встряхивает головой. От этого резкого движения волосы слегка колышутся и на лоб падает прядь черных волос.

— У меня тут жена кровью истекает, а я должен о рубашке волноваться? — усмехается.

И эта усмешка делает ещё больнее. Ведет себя так, словно ничего не скрывает. Словно нет в его жизни никакой Ирины.

Ирина… Передергиваю плечами и ловлю на себе пронзительный взгляд серых глаз.

Улыбаюсь через силу. Я не готова сейчас к тому, чтобы Наиль догадался о чем-то. Мне нужно это переварить и потом уже принимать решения. Как будет лучше для меня и наших крошек.

Вовремя отдергиваю руку, которая тянется к животу.

— У тебя все нормально, ангел? — в серых глазах столько неподдельного беспокойства, что у меня невольно набегают слезы.

— Немного неважно себя чувствую.

Муж хмурится. Аккуратно кладет мою окровавленную ногу на диван и встает.

— Я за пластырем, и мы едем в больницу.

Мотаю головой.

— Зачем, Наиль? Я в порядке, голова слегка побаливает.

Мотает головой, идет к шкафчику, где аптечка. Достает бутылек с антисептиком и пластырь. Слежу за каждым его шагом. Возвращается ко мне, снова обхватывает ногу, а я от прикосновения вздрагиваю.

— Потому что в коже может остаться осколок стекла, Мариш.

Молчу. С ним нет смысла спорить, все равно сделает по-своему. В этом весь муж.

Наиль с таким трепетом обрабатывает каждую мою ранку, пока я закусываю губу и стараюсь не заскулить от безысходности. Бережно дует на поврежденную кожу, а внутри меня все в узел скручивается.

В голове постоянно звучит голос Ирины, которая спокойно говорит, что она любовница моего любимого мужа. А сейчас я горю в агонии, просто сидя рядом с ним.

И хотелось бы в лицо ему плюнуть и сказать, что я все знаю. Но я могу представить, какие последствия за этим последуют. Да и не даст мне просто так никто развод. Оставит ни с чем, уж у Наиля есть для этого все рычаги, и финансы позволят. А вот я… наполовину домохозяйка, которая учится печь торты. И что я ему смогу противопоставить? Особенно, когда он узнает, что я ношу его детей.

Так что… резкий разрыв может привести к плачевным последствиям для меня и для моих крошек.

— Ну вот, — протирает руки и целует меня в коленку, которая открылась в разрезе юбки, — давай, собирайся, и поехали.

Встаю на ногу и слегка качаюсь. Муж тут же оказывается рядом и обхватывает меня за талию. Резко вдыхаю его знакомый аромат. Сжимаю пальцы на его предплечье. Неуклюже улыбаюсь.

— Ты же голодный. Давай я тебя накормлю.

Наиль удивлённо вскидывает брови.

— Ты серьёзно, Мариш? Какой ужин? Только после того, как тебя осмотрит врач.

Боже… раньше бы меня такая забота со стороны Наиля покорила. А сейчас вызывает горечь и настороженность. Вдруг именно за заботой он пытается скрыть предательство.

— Все в порядке. Как будто мы никогда не ранили ноги, Наиль. Да даже в школе было.

Он настырно мотает головой и сжимает губы. Они превращаются в тонкую полоску.

— Вот именно, Мариш. В школе я тоже подумал, что моя рана — мелочь, а потом загремел в больницу и мне чуть палец не отрезали. Забыла? — прищуривается.

А я не забыла. Ничего из нашего прошлого не забыла. Даже когда мы не общались после школы почти шесть лет. Я ничего не забыла.

— Не забыла.

Я ему тогда в больницу еду таскала. Болтала о всяком с ним, чтобы он в одиночестве не грустил. А он так же, как и я сейчас, не заметил на пляже стекло и напоролся на него. Но как истинный мужик отмахнулся… пока не развилось осложнение.

И снова в горле першение, как перед слезами. Запрокидываю голову и быстро моргаю, прогоняя рыдания. Не надо плакать. Нельзя плакать. Но, боже, как же нас много связывает… связывало. А сейчас это все растоптано теми фото и звонком.

Мы с ним знакомы со школы. Он всегда был одиночкой, но меня подпустил каким-то чудом. И мы до выпускного почти не разрывали общение. А потом универ, работа. Наши пути разошлись.