Легонько толкнул, но я упала и ударилась о кочку. Мама ходила недалеко, шептала и собирала травы. Она конечно же всё видела, но делала вид, что не видит ничего.

− Ты не была готова.

− Это нечестно, − сказал Илька. – Ты не предупредил Аришу.

− А в школе ты всегда дерёшься честно? – и папа заломил руку Ильке. Он как-то незаметно это сделал. Он вроде и рядом с Илькой не стоял. Илька вообще шёл в метре от папы, ближе к полю. Илька вывернулся, выдернул руку. Конечно же папа позволил ему высвободиться. Но тогда я этого не понимала – Илька показался мне силачом.

− Что я хочу тебе объяснить, Арина? – спросил папа.

− Я невнимательная? – спросила я: так всегда говорила мне тренер.

− Нет. Дело не только во внимании. Хотя… И это тоже. Понимаешь, Арина. Ты доверчивая, добрая. Ты веришь людям.

− Да! − крикнула мама с поля. – Помнишь те шишки для Ильки? Разве эти деревья думали тогда, что люди, приходящие к ним за шишками, убьют их для своих урбанистических целей? Ты видела: брёвна постепенно превращаются в трухлю. Кое-что растащили дачники, но только кое-что. Уж лучше бы всё забрали. Для своих урбанистических целей.

− Ур-урр –что? – спросила я.

− Что? – крикнула мама. Она всё дальше отходила.

− Урчащее слово! – крикнула я в ответ

− Для своих удобств люди убили деревья, − кричала мама. – А другие для своих удобств их частично растащили.

Илька сказал, передразнивая маму:

− За то, что ты гибкая и прыгучая, завистница вонзилась когтями в твой висок. А для того, чтобы отомстить тебе за чипсы, Макс организовал бойню.

− Это недоверчивые недобрые, это злые дети. И ты должна ответить им тем же, − крикнула мама.

− Не в этом дело, − нетерпеливо перебил папа. – Ты просто должна ожидать вокруг себя недоброжелательность. Понимаешь, Арина: ожидать. И быть готовой, если понадобится, дать отпор. Моментально. Не думая и не рассуждая. Что ты должна была сделать, когда последний ребёнок вышел из раздевалки?

− Ждать маму, − ответила я.

− Нет, Арина. Никогда не надо оставаться одной в ограниченном неизвестном пространстве.

− Почему − неизвестном? −Мама шла к нам с поля с пуком зверобоя:− Ариша два года переодевалась в этой раздевалке.

− Потому что ты не знаешь, кто зайдёт в это пространство, или, может, не зайдёт. Пространство, где ты можешь предугадать большинство возможных вариантов – известное. Например – твой дом, твоя комната. Остальные пространства с большей возможностью вариаций предполагают неординарные ситуации – неизвестные или рискованные. В раздевалке нет окон – это риск.

− Почему? – удивилась я.

− Выключили свет – стало темно. Пока в раздевалке кто-то был, свет не выключали. Надо было выходить из раздевалки с последними. Ты не можешь найти рюкзак – значит, кто-то его забрал. Ты должна была насторожиться, и сообщить об этом взрослым. Выйти из раздевалки хоть голышом, но выйти!

− Я надеялась, что они вернут рюкзак. Подкинут.

− Арина! Надо было сразу − слышишь? − сразу сообщить об этом тренеру! Немедля! Хотелось плакать в этот момент?

− Очень! Ужасно, папа…

− Надо было плакать. Обычно в бытовом понимании, плачущий – всегда обиженный.

− Я боялась пожаловаться. Они же меня всё время дразнили стукачкой.

− И я бы не стал жаловаться, − сказал Илька.

− Вопрос скользкий, − согласился папа. –Будем учиться не жаловаться, а предвидеть. Готова, Арина?

− Готова! – крикнула я.

Папа толкнул меня так же, как в первый раз – я устояла на ногах. Я почувствовала, что он меня собирается толкнуть, когда отвечала: «Готова!» Тут же папа попытался дотянуться до Ильки – Илька отскочил в сторону…

После первой тренировки ночью мне снились деревья, которые выстроили людей вдоль проспекта Красной Армии и спилили их. Вся улица была в ногах, стояла обувь – из неё торчали лодыжки, ноги по колено и всё. Люди пропали.

Всё лето, все свободные погожие дни, вечерами, папа заезжал с работы с работы за нами, мы ехали в Семенной, гуляли по высоковольтной и тренировались. В августе мы не поехали с мамой в Казань, чтобы не прекращать тренировки по самообороне. В августе папа получил подполковника, (замначальника УВД должен быть подполковником) и не смог больше с нами ездить. Папа объяснял Ильке план тренировок, и мы стали ездить втроём: я, Илька и мама. Папа писал маме план, и она нас контролировала. Но конечно же с папой тренироваться было намного интересней. Мама уже не собирала травки, она смотрела на наши занятия и комментировала:

− Встречный удар ногой с последующей контратакой… Умничка, Ариша. Освобождайся, освобождайся от захвата. Молодец! Так ему. Дай ему! Гениально!

Сейчас бы мы не смогли так. Так целеустремлённо, с таким воодушевлением заниматься. Мы были вдохновлены. Мы радовались всему вокруг. Мы переезжали из военного городка, папа купил квартиру в центре города, в доме Оболтусов. В Военном городке квартира была служебная, а та, в доме Оболтусов, – стала наша. Теперь рядом с нами будет ДК «Октябрь». А там есть спортивные танцы и спортивный рок-н-ролл, и просто – танцы для общего развития и всех возрастов – танцевальный клуб под названием «Соло».

В новой квартире папа соорудил гимнастическую комнату, со шведской стенкой, перекладиной-эспандером, скамейкой для пресса и боксёрской грушей. Под потолком гудел кондиционер, и мама переживала, что «детей продует». В дождь мы с Илькой занимались дома. После таких занятий мне уже ничего не хотелось. Мама, привыкнув к рецептуре лекарственных сборов, требовала от нас безошибочного исполнения.

Блинчики, блинчики…

Выпекаем ловко

Блинчики, блинчики

Выше, выше стопка.

Злата, если подходить не предвзято, красивая, худенькая. И тогда, в детстве, на гимнастике, она была такая же. Я смотрела через объектив на её ножки-палочки и думала: неужели у меня − такие же? Если я на свои ноги сверху смотрю, в ванной, под душем, то они мне не кажутся худыми. Но все говорят, что я худее Златы. На немножко, но худее. Я сорок восемь килограммов вешу при росте 173. Но у меня кость тонкая и лёгкая. Какая у Златы кость – я не знаю. Я Злату ненавижу.

Музыка не громко и не тихо. Корнелий Сергеевич на пульте. Дэн в микрофон говорит:

− А теперь скажите дети?

Праздник снежный на всём свете.

Входим скоро в Новый год…

А Злата слащаво- сюсюкающим голосом:

− Поделитесь с нами – вот:

Личными неприятностями…

− Кто какие делал гадости? А? – это Макс, естественно, заорал, он вообще дурак. (Отупел от чипсов и прочих ГМО.)

А Злата Максу:

− Тайнами, Скоморох, тайнами, а не гадостями.

Дети смеются. И Корнелий Сергеевич тоже. Я почувствовала подвох. Еле уловимо, интуитивно, но почувствовала. «Гадости». «Кто делал гадости»… Иногда бывает: кажется, что всё нормально, вспыхнет в сердце предчувствие, ты его отгонишь, и – забыл, вроде и не было… А потом – раз!—и машина собьёт.

Корнелий Сергеевич почему был рад? Он любит, чтобы было что-то неожиданное. Он говорит, что роль и актёр – это тайна, и роль может подсказать актёру слова. Я не поверила в этакое неуловимое, что вроде бы в атмосфере пронеслось, радость передалась мне от Корнелия Сергеевича и заглушила интуицию. На самом деле – произошла банальная подстава. Злата и Макс вставили слова специально и заучили их заранее! Дэн уверял меня после, что учил слова в последний момент и ничего не знал, говорил когда Снегурочка его чуть-чуть в бок толкала или на валенок наступала.

В общем, попросила Злата детей поделиться тайнами.

Дэн, мой Белёк(тогда ещё не мой), бороду погладил и − в микрофон: