− Вот и мы с тобой – все белые, − сказал Дэн, удивляясь и восхищаясь ходом моих наблюдений. – Как эти ёлки.

− Да ну. Разве это белые? Снег – покрытие, мы – покрытые.

− Верно!

− Покрытие легко разрушится при повышении температуры всего на пять градусов.

− Верно, − Дэн улыбнулся и подвёл меня к памятнику преподобного Косьмы.

Серебристые ёлочки, вокруг памятника почему-то никогда не наряжают. На постаменте, у складок каменной одежды аккуратно примостились два каменных башмачка.

Дэн писал в своём проекте о Косьме. Говорили, что это был гениальный проект, который победил заслуженно и справедливо.

− Святой Косьма основал Мирошев-посад, − начал Дэн, поправив несуществующие очки.

− Дэн! Ты покороче, − попросила я. – Как для маленьких.

− Я к тому, что Косьма основал город, а я – возродил наши отношения.

− Ну Дэн… Пожалуйста без спорных параллелей.

− Косьма ходил по лесам, бродил, надо было где-то жить; сподвижники под его руководством вырыли ров. В миру, пока к Косьме не явился кто-то фантастический, светящийся и крылатый, Косьма был строителем – плотником Кузьмой Петровичем. Косьма и теперь считается покровителем строителей. Когда Кремль был построен, сразу начались набеги. Всем же хочется отобрать, украсть на халяву. Косьма отбил атаку турок, татар − кочевников… или разбойников – забыл. Многих жителей Мирошева спас. Но сам был ранен: ему плечо рассекли. Интересно?

− Так интересно! Главное, что просто и без цитат.

− Тогда назло тебе цитата наиз24: «Умирая, Косьма отдал сподвижникам ларчик: в нем лежала сверху икона преподобного Косьмы, мешочек с десятью целковыми и мелким серебром, две изломанные деревянные игрушки, похожие на плотницкие инструменты, и бережно завернутая в бумагу пара истертых сафьяновых башмачков, которые Кузьма Петрович носил в своем ребячестве… Теперь это – реликвии, они хранятся в мирошевских церквях»,25 − оттараторил Дэн.

− Сафьяновые башмачки. А я на памятник и внимания никогда не обращала: памятник и памятник, − я провела рукой, очищая от снега башмачки, они зачернели на белом фоне, стало видно, где у них каменная шнуровка…

− Знаешь, Арина, − сказал Дэн. − Когда я уже написал проект, особенно, когда по региону победил, я часто стал сидеть тут на постаменте. Я, как и ты сейчас, гладил рукой башмачки, просил Косьму помочь мне на всероссийской краеведческой олимпиаде. Перед тем, как ехать в Москву на финал, я от нервов стал ходить не только к Косьме, но и к памятнику Загоскина, и к Вечному огню, и даже в Семенной ездил к мемориалу, и на кладбище в Семенном стал гулять.

− Зачем? – удивилась я. – Ну Вечный огонь тут рядом, у Кремля, недалеко. А в Семенной-то зачем? А на кладбище?

− Понимаешь, Арина, я понял перед всероссийским конкурсом. Сам понял, мне никто не подсказывал: чтобы хорошо рассказать о крае, надо общаться с предками. Походить мимо надгробий, почитать имена, у вечного огня с прадедом поговорить… Мой прадед похоронен совсем в другом месте, на братской могиле в Дмитрове, это западнее. Там он погиб, там почти вся пехота полегла в боях за Москву. А тут – просто мемориал уроженцев Мирошева, ушедших на фронт. Но я всё равно здесь с дедом общаюсь.

− Правильно. – Я встала с постамента: − Твой дед…

− Прадед…

− Он всё равно здесь в разных невидимых мирах витает, хоть и погиб далеко отсюда…

− И тебе не смешно?

− Нет.

− И ты в это веришь?

− Конечно.

− Химик, материалист, и веришь – в духов?

− Ден! – улыбнулась я. − Травы живут один год, полгода, и то шепчут, разговаривают… Я тебе это точно говорю! А тут – души людей, которые давным-давно в Мирошеве жили… Я верю в то, что кто-то иногда, не всегда, но иногда, нас оберегает, помогает.

− Значит, ты веришь в бессмертие?

− Я? – я не знала что сказать, я даже испугалась.

− Да. Ты, Арина.

Я тогда не думала так уж много о смерти. Я знала одно: надо всегда бороться со злом, надо давать отпор врагам, и не надо травить себя продуктами, спиртным и табаком.

− Почему такие сложные вопросы, Дэн?

− Ты же говорила только что, что мой прадед – он здесь.

− Я не сказала, что он – здесь. Я имела в виду немного другое. Это очень личное, Денис, я не хочу об этом распространяться. Но что-то необъяснимое витает над людьми. Это можно назвать религией, философией, мистикой, но что-то необъяснимое есть.

И я рассказала Дэну о том, как у папы на работе поначалу шло всё очень плохо, и громкое провальное дело восьмидесятого года мучило его. А потом вдруг всё изменилось. Казань, знакомство с мамой, усыновление Ильки, моё рождение… Может, это просто стечение обстоятельств, теория случайных чисел, теория вероятности?

Дэн сказал:

− Не знаю. Но я тебе тоже признаюсь. Только не принимай меня за психа. Как только я начал свою защиту, я стал не самим собой, а как будто и Косьмой, и Загоскиным, и сразу всеми плотниками, которые первый Кремль возводили. А когда дошёл до Отечественной войны, то даже стихи зачитал, которые до этого не учил наизусть и не собирался зачитывать. Без запинки зачитал. Я стал не собой, понимаешь, Арина. Я стал как будто проводником нашего города, нашего мирошевского края. И члены жюри потом говорили, что такое впечатление, что я рассказываю, а они – всё видят. Только из-за устного выступления я победил, потому что проекты у многих были суперские, особенно у девушки из Алтайского края. Скажи: я сошёл с ума?

− Не знаю, Денис. По-моему это вдохновение.

− С чего ты взяла?

− Пропана Ивановна, мой репетитор, говорит, что многие научные открытия – от вдохновения и научному психоанализу не поддаются.

− Но я ж не Менделеев.

− Не в этом дело, Денис. Дело в том, что сон – это не только просто сон. Это как раз то, о чём я тебе говорю. Это какие-то высшие сферы. Невидимые, неощутимые, может быть твоим сознанием и созданные. И ты в них попал, понимаешь? Менделеев много думал о таблице, и только тогда она ему приснилась. Бутлеров годами думал о связях в веществе и открыл теорию. Ты много думал о нашем городе, о крае. Не о проекте, заметь, не о защите, а о крае – тот же эффект.

Дэн смотрел на меня странно. Я попыталась объяснить:

− Вот химик открыл новый элемент или новую реакцию, описал. Он потратил много сил на это. Это новое могло и не встречаться в природе, а могло и встречаться, понимаешь. И тогда по большому счёту получается, что химик не открыл, а первый описал, зафиксировал. И так – в любой науке. Описаны законы движения. Но мы и раньше двигались по этим законам. Твой проект по краеведению он витал в воздухе, в стратосфере – где-то. Проект ждал, когда кто-то его материализует, и этим человеком стал ты, понимаешь? Это вдохновение , Денис, сложно объяснимая вещь.

− Я так и думал, Арина, я чувствовал, что ты поймёшь меня. Если бы ты сейчас начала спорить, не верить, улыбаться, я бы проводил тебя до дома, и всё.

− И всё? – я до сих пор помню, как больно кольнуло сердце. Очень больно, я даже вздрогнула, хотя сердце у меня здоровое.

− Ты же тут рядом живёшь?

Я совладала собой, с достоинством кивнула, указывая на дом через проспект…

− Да не обижайся ты! Я же говорю: «если бы ты не поняла».

−Но я же поняла! – умоляющим голосом попросила я и посмотрела преданно-просящим взглядом. Дэн сжал мою руку в предплечье:

− Ты не представляешь, как важна была для меня эта победа. Брат сидит в тюрьме, я бедный, даже нищий, а вокруг – всё не по-честному, всё только дашь на дашь, а уж во Всероссийских олимпиадах тем более… Если бы не победа, я бы никогда не встретился снова с тобой после… после…− Дэн запнулся и выдохнул: − Всё! Забыли про то!

После проекта по «краеведению и экологии», победившему по России и переведённому (самим Дэном) на английский, его и попросили вернуться в нашу школу. Получалось, что самая ужасная пятнадцатая школа рабочего района Иголочка на Игольной улице, рассадник наркомании и «хулиганок»26, за счёт Дэна имела самые высокие показатели во всероссийских, областных и региональных олимпиадах, и получалось, что отстойная школа – самая лучшая. В нашей-то первой школе победы были только областные и всего одна серьёзная региональная победа по неорганической химии – моя, но эта победа в новом отчётном году уже не считалась. О пятнадцатой школе вдруг в «Милославиче» статья появилась. «Школа, изучающая край», хотя край изучал из всей школы один Дэн. И впервые в школе первый класс оказался укомплектованным – но это просто случайность. Наша директор уговорила Дэна перевестись обратно, но его последующие проекты больше ничего нигде не получали, да и на олимпиадах он не блистал, в чём позднее обвинил меня. После Нового года он стал встречать меня с танцев. Когда я бросила танцы, Дэн стал встречать меня по воскресениям из бассейна. Я шла к нему до вечера в гости… А по субботам к нему часто приходили Макс и Злата… Это всё отнимало у него много времени. Но Макса и Злату он никогда не обвинял ни в чём. А меня обвинил.