— Откровенно говоря, на слухи мне наплевать. Даже на те, которые будут распространять Вострецов и маги, дожидавшиеся нас в Бирюзовой анфиладе… — фыркнула она, жестом приказала ему не перебивать, и холодно усмехнулась: — У меня нет никакого желания слушать твое вранье, поэтому разговор состоится лишь в том случае, если ты прямо сейчас дашь две клятвы Силой — говорить только правду и не вредить членам рода Елисеевых-Багряных ни словом, ни делом. Причем во-от в такой формулировке.
Государь помрачнел и заиграл желваками, но все-таки уставился на голограмму, развернутую прямо перед ним. Дважды прочитав текст, жесткий даже на мой взгляд, поймал взгляд Даши, почувствовал, что она в бешенстве, и сдался. В смысле, дал обе клятвы, покосился через внутрисалонное зеркало заднего вида на Хельгу, устроившуюся на поднятом сидении третьего ряда, и снова посмотрел на мать:
— Мне нужна твоя помощь: дел, требующих пристального внимания, с каждым днем все больше и больше, а личностей, которым можно доверять, слишком мало!
— На меня можешь не рассчитывать! — отрезала она. — Мне до смерти надоела Большая Политика и все, что с ней связано, начиная с лизоблюдства и заканчивая непрекращающейся грызней за крошки с императорского стола. Я устала жить в аквариуме, контролировать каждый взгляд, слово или жест, с утра и до поздней ночи решать какие-то проблемы, постоянно ждать удара в спину и отказывать себе даже в самых мелких радостях. И я ни за что на свете не вернусь в рабство, превратившее меня из юной жизнерадостной девушки в желчную циничную старую суку. Тем более сейчас, когда я снова почувствовала себя женщиной и обрела семью, в которой не используют, а любят!
— Но ведь у тебя есть я! — уязвленно воскликнул Долгорукий и заставил Дашу изумленно выгнуть бровь:
— Ты, с раннего детства живущий одной-единственной мечтой о власти? Ты, изображавший любовь, внимание и нежность только тогда, когда не видел другого способа добиться своих целей⁈ Ты, даже сейчас пытающийся придумать хоть какой-нибудь аргумент для того, чтобы убедить меня опять превратиться в чужой бессловесный инструмент?!!!
Государь поморщился и толкнул небольшую речь, в которой объяснил, что без жесткой вертикальной структуры, состоящей из профессионалов, и грамотного руководства Империя ухнет в пропасть вселенского бардака и гражданской войны. Но понимания не нашел — дослушав его монолог, Бестия посоветовала приставить к делу дражайшую супругу, ибо держать ее лишь в качестве красивой подставки под корону нецелесообразно, или деда с бабкой, вложивших столько души в его воспитание. Ну и, конечно же, готовить кадры под себя-любимого. Благо, ни вселенским бардаком, ни гражданской войной пока даже не пахнет.
Почувствовав, что этот вариант увещеваний не сработал, Император решил зайти с другой стороны:
— Мам, спокойная жизнь в семье, в которой не используют, а любят, увы, вот-вот закончится: всего через полгода Ратибор Игоревич поступит либо в военную академию, либо в академию международных отношений, и ты взвоешь от скуки. Ведь в первом варианте он перейдет на казарменное положение, а во втором будет отсутствовать дома по семь-восемь часов в день шесть дней неделю одиннадцать месяцев в году!
Тут Даша посмотрела на меня, и я изложил свои соображения по этому поводу:
— Владислав Мстиславович, я передумал куда-либо поступать, так как распробовал спокойную жизнь, в которой нет рейдов по Багряной Зоне и Той Стороне, крови корхов и китайцев, неустроенности, лишений и потерь. Да, во время учебы всего этого тоже не будет, но она отнимет у меня самое главное — возможность посвятить себя тем, кто меня, наконец, дождался.
— Посвятить, сидя все в том же Багряном Лесу? — желчно уточнил он.
Я пожал плечами:
— Когда любишь и любим, место не имеет значения. Впрочем, вашими стараниями мы перебрались с Базы в Замок и уже забыли о неустроенности жизни. Кроме того, жизнь в Багряном Лесу выводит нас из фокуса интриг, грызни за место у вашего трона и всего того официоза, который я ненавижу.
— Мне кажется, что вы выпускаете из внимания один немаловажный нюанс… — притворно вздохнул он. — Осенью прошлого года род Елисеевых-Багряных был на слуху и мог с легкостью вписаться как в политическую и социальную, так и в экономическую жизнь Империи. За прошедшие пять месяцев ваша слава изрядно поблекла, а значит, для того, чтобы занять достойное место среди других дворянских родов, вам придется потолкаться локтями. А через год-два вы будете вынуждены пробиваться вверх с самого низа. Да, вашим родителям и лично вам это, скорее всего, не нужно, но ведь вы не последнее поколение Елисеевых-Багряных, верно? Говоря иными словами, у ваших детей и внуков наверняка появится желание выбраться из глуши, получить достойное образование, найти вторую половинку и так далее. Так, может, имеет смысл улучшить им стартовые условия?
— Почти уверен, что со стартовыми условиями проблем не будет… — заявил я, полюбовался на недоверчиво выгнутую бровь и выдал «военную тайну»: — Мой батюшка — оружейник, каких поискать, а Игнат Петрович Ефремов, которого мы недавно взяли в род — неплохой артефактор. Так что в ближайшие год-полтора на рынке Империи появится эксклюзивное холодное оружие, идеально взаимодействующее с Силой, а лет через пять-десять в наш торговый дом будут стоять очереди.
В этом плане на будущее имелась уязвимость, и государь ее, конечно же, заметил:
— Допустим, что так и будет. Но где в этом проекте лично вы?
— Как это где? В силовом крыле! Ибо любое успешное дело требуется защищать, а убивать меня уже научили.
— В том, что торговый дом Елисеевых-Багряных всколыхнет оружейный рынок Империи, можешь даже не сомневаться! — подала голос Долгорукая. А когда ее сын спросил, почему она в этом так уверена, достала из кольца футляр с тестовыми «изделиями», произведенными «научным крылом рода» при поддержке Хельги, и протянула ему: — Это подарок твоей благоверной. Парные стилеты в виде заколок для волос. Будет время и желание — одолжи и проведи анализ как стали клинка, так и каналов Силы… через специалистов, которым можно доверять.
Владислав Мстиславович сделал стойку. Что было предсказано еще в момент изучения результатов изменения оружейной стали под заклинаниями школы Металла:
— Вы хотите сказать, что Ефремов является артефактором калибра покойного Святослава Борисовича… или был в курсе его наработок⁈
— Нет, государь… — ответил я, благо, ответ на этот вопрос подготовил заранее: — Клянусь Силой, что Игнат Петрович гораздо слабее моего деда, что узнал о возможности такого изменения стали только после принятия в наш род и что проект с торговым домом зиждется на чисто семейных наработках!
Он, конечно же, сразу сник, и Даша нанесла ему добивающий удар:
— В общем, будущее у Елисеевых-Багряных есть, в столице мы будем появляться не часто, а выходить в свет — и того реже. Научишься любить и скучать — будем заглядывать в гости. Нет — не обессудь. Как определишься с легендой, вынудившей отослать нас прямо с торжества — напишешь. На этом все, счастливо оставаться…
…За первые четверть часа после выезда из дворца Бестия не сказала ни слова — невидящим взглядом смотрела в окно, кусала губы и сосредоточенно думала о чем-то неприятном. Потом в сердцах помянула покойного супруга, свекра и свекровь, врезала кулаком по спинке моего сидения, решительно тряхнула волосами и… попросила Машу помочь ей стянуть платье. А где-то через минуту, натянув спортивный костюм, наехала на меня — заявила, что я был обязан догадаться, что ей захочется перебраться ко мне на колени, и снять мундир. Ведь прислоняться к орденам не так приятно, как кажется на первый взгляд.
Унялась только после того, как пригрелась одновременно в объятиях и в эмоциях. А в прямой видимости от «моего» дома вдруг потребовала, чтобы переоделись и Язва с Хельгой, ибо ей не хочется выглядеть деревней в толпе аристократов. Эта парочка, конечно же, как следует повредничала, но пошла ей навстречу и, обретя требуемый вид, помогла Бестии морально замучить меня. Пришлось сдаваться — перебираться назад, открывать там «зеркало», переходить в Замок, переодеваться в домашнее, аккуратно вешать мундир в шкаф и возвращаться обратно. А потом начались сюрпризы — выбравшись из машины и поухаживав за дамами, я вдруг почувствовал вибрацию комма.