— Я слышала, Рат! — улыбнулась она и врубила светотехнику, превратив ночь в день. А через минуту бросила внедорожник навстречу «поводырям», появившимся из-за ближайшего угла, притормозила прямо возле них, через внешние динамики потребовала не тупить и, подобрав балласт, рванула в том направлении, которое ей показали.

Убедившись, что все идет своим чередом, а неприятными сюрпризами и не пахнет, я попросил Долгорукую сдвинуться вплотную к Хельге, опустил спинку, снял камзол, рухнул навзничь и устало вздохнул:

— Терпеть не могу официоз. Особенно средневековый.

— Тем не менее, вел себя достойнее некуда… — сыто мурлыкнула Бестия, легла так, чтобы оказаться лицом к лицу, и растрепала отросшие волосы: — И мы тобой страшно гордились. Правда, Маш?

— Не то слово! — без тени улыбки поддакнула целительница. А Шахова, кому-то посигналив, добавила о-о-очень интересную фразу:

— Официоз — фигня! Знаете, что сказал Борисыч перед тем, как свалить из машины?

— Неа! — хором воскликнули мы.

— Что заметил в плетениях школ Света, Тьмы и Хаоса очень знакомую закономерность, что жаждет кое-что проверить и чтобы ближайшие сутки-двое его ни на что не отвлекали…

20 января 2113 г.

…Очередной визит на Эднор продлился лишние четыре часа из-за того, что мы очень долго не могли найти подходящего водоема для «ночевки». В результате в Замок вернулись в последние минуты четверга, максимально сократили разбор полетов, прощания и сборы, подняли экипаж «Стрибога» по тревоге и вылетели в Великий Новгород. Сразу после взлета Язва и Бестия умотали спать. Первая из-за моральной усталости от долгой езды за рулем по бездорожью, а вторая — из солидарности. А я, умиравший от голода, спросил у Маши, составит ли она мне компанию за ужином, получил утвердительный ответ и отправился к Тарасовой. Делать заказ.

Две порции филе семги, запеченного в каком-то хитром соусе, ухнули в желудок, как в бездонную бочку и заставили серьезно задуматься о третьем. Но я решил не наедаться перед шестичасовым сном, поэтому умял два куска яблочного пирога, допил сок, вытер губы салфеткой, отодвинулся от столика и… перебрался на диван. Так как заметил, как погрустнела Хельга, и понял, что ей страсть как не хочется оставаться одной.

Поймав ее вопросительный взгляд, в самой глубине которого пряталась надежда, придумал удобоваримое объяснение. Для пущей убедительности подавшись вперед и сделав вид, что готов к любому ответу:

— Лара с Дашей наверняка дрыхнут без задних ног, а я особо не устал, поэтому хочу просто полениться. Но если и ты решила лечь спать, то уйду в спальню и буду лениться там.

Как я и предполагал, целительница заявила, что ей пока не до сна, и что она будет радо полениться вместе со мной. Лениться в бардаке мы, конечно же, сочли неправильным, так что вызвали Ольгу, подождали, пока она уберет со столика, и навели уют. Вернее, его навел я — приглушил свет, раздвинул диван, достал из шкафчика два теплых пледа и пяток «лишних» подушек, а Хельга какое-то время «подбирала музыкальный фон», а потом заявила, что без него ей будет комфортнее, и изобразила кокон аж в метре от меня.

— Ма-аш, а как ты с такого расстояния дотянешься до меня щупом? — мягко спросил я, почувствовав, что ей не хватает совсем небольшого толчка.

Она закусила губу, несколько секунд невидящим взглядом смотрела сквозь меня, а затем вздохнула:

— Догадался, что я, наконец, решилась объяснить, что меня гнетет?

Я молча кивнул и с намеком сдвинул левую ладонь чуть ближе к ней.

Этого жеста ей, видимо, и не хватало — женщина выпростала руку из-под пледа, перебралась вплотную к моей, вцепилась в запястье и затихла еще на полминуты. А потом легла на бок, подтянула колени к груди, закрыла глаза и грустно усмехнулась:

— О том, что в медакадемии меня считали психованной и обходили стороной, я уже говорила. Но это не вся правда. Начиная с третьего курса нас, будущих целительниц, начали приглашать на уездные балы. На них я позволяла себе немного расслабиться — выпивала бокал-другой легкого вина, танцевала со студентами других учебных заведений и даже флиртовала с чем-то понравившимися ухажерами. Да, без какого-либо продолжения, но в то время мне хватало и такой мелочи. А на рождественском балу пятого курса влюбилась. В курсанта стихийного факультета военной академии…

Как я понял из последующих откровений, избранник Марии Матвеевны был живым воплощением девичьих грез, то есть, смазлив, учтив, остроумен, непоколебимо уверен в себе и романтичен. А еще умел играть на гитаре, петь красивые романсы, томно декламировать стихи, в том числе и собственного сочинения, и так далее. Поэтому с легкостью становился своим в любой компании, пачками разбивал девичьи сердца и — что в случае с Хельгой стало самым главным — позиционировал себя, как ярый противник социального неравенства. Вот она голову и потеряла. Причем сразу и напрочь. То есть, закончив академию лучшей на курсе, проигнорировала предложения самых престижных госпиталей Империи, наплевала на реальную возможность сделать блестящую карьеру и уехала в тот самый гарнизон на границе с Речью Посполитой, в который распределили ее любимого. И, что меня убило сильнее всего, вместо того, чтобы заключить контракт с медслужбой, последовала совету этого урода и пошла проситься в боевые маги!

Если бы не великолепный аттестат и не весьма серьезный потенциал, аттестационная комиссия послала бы ее куда подальше. А так дала шанс, но предложила заключить не двух-, а пятилетний стандартный контракт.

— Я любила Ваню всей душой и всем сердцем, была уверена в том, что нас с ним ничто не разлучит, поэтому согласилась, не раздумывая… — после небольшой паузы мрачно выдохнула Маша. — Да, выяснив, что меня почему-то распределили не в его подразделение, расстроилась. Но с первого же дня службы вкладывалась в нее так же добросовестно, как в учебу — зубрила нужные плетения, убивалась на полигоне и спортивном городке, ходила в караул и, кроме всего прочего, загоняла фигуру в «армейский стандарт». Самостоятельно, дабы как следует разобраться в физиологии процесса и впоследствии суметь откатить изменения без негативных последствий. Не скажу, что было легко, но я справилась, проштудировав штук пять разных обучающих курсов, совершив и исправив добрый десяток не очень грубых ошибок и так далее. Да, в результате с трудом уложилась в четырехмесячный срок, оговоренный в контракте, но гордилась собой неимоверно…

Как оказалось, новый облик Хельги ее ублюдочному возлюбленному «не зашел». Правда, первые месяцев восемь-десять он доказывал, что любит ее так же сильно, как прежде, а ощущавшееся охлаждение объяснял слишком высокими нагрузками, усталостью после нарядов и чем-то там еще. И она верила в весь этот бред. Поэтому продолжала выкладываться до предела и… в какой-то момент переросла этого болтуна. Что, конечно же, было замечено и отмечено Большим Начальством.

К сожалению, повышение до должности командира группы вызвало в «Ванечке» не радость, а лютую зависть. И он продемонстрировал ей другую сторону своего характера — стал устраивать истерики, цепляться ко всему, к чему можно и нельзя, пить и волочиться за другими женщинами. А к исходу второго года службы, заявившись в их жилой блок в приличном подпитии и в компании «друзей», попытался поделиться с ними «безотказной бабой»!

Маша психанула, покалечила всех четверых, разорвала все отношения с этой тварью и отходила от этого предательства почти все оставшееся время службы по контракту. А за три месяца до его завершения вляпалась снова — повелась на клятвенные обещания очередного лощеного красавца с хорошо подвешенным языком и идеальными манерами.

— Этот, Виктор, умудрился влезть мне в душу и заставил поверить в то, что я ему действительно нужна. Такая, какая есть, на всю оставшуюся жизнь и, как выражается Лара, «все такое»! — рассказывала Хельга. — А еще он был очень неплохим психологом, поэтому каким-то образом разобрался в моем мировоззрении и в идеально подобранный момент сыграл на моих мечтах о большой и счастливой семье — признался, что хочет, чтобы я родила ему двух сыновей и дочурку. Такую же красивую, как я! К этому времени я лезла на стены от одиночества, так что ухнула в новую любовь с головой и целых пять недель чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете. А в одну совсем не прекрасную ночь в жилой блок моего — как мне тогда казалось — жениха вдруг ввалились его родичи. Старший брат Виктора, оказавшегося княжеских кровей, четверо Грандов-стихийников и разумник в ранге мастера последних ступеней! «Жениха» вытащили из кровати, бережно посадили в первое попавшееся кресло и немного пожурили. За безрассудство. А меня скрутили и насильно стерилизовали. Хотя абсолютно точно знали, что я все еще на контракте, а значит, предохраняюсь соответствующими плетениями! И Виктор НЕ СКАЗАЛ ИМ НИ СЛОВА!!!