Но визитёр, проигнорировав вопрос, нравоучительно произнёс:

– Хотя не обольщайся, она не твоя судьба! Ты что этого не видишь?

– Ты так и не ответил на мой вопрос.

Один глаз маленькой вредины ехидно сощурился:

– Да ну её! – бросило существо неопредёленно. – Агатка желает моей смерти!

Дрэго скрестил руки на груди и ждал пояснений. Пришелец же с пыхтением копошился на диване, занимая более удобное положение. А после, вальяжно облокотившись на диванные подушки, наконец соизволил ответить.

– Я решил приучить её к порядку и привить благочестие!

– Но судя по тому, что ты здесь, что-то пошло не так?

– Угу, – зло буркнуло существо. – Она не поддающаяся. Я разбросал мусор, она молча убрала, я опять разбросал мусор, она молча убрала…

– Так причём тут благочестие?

– А-а-а, вот если бы она помолилась, как все порядочные женщины, перед тем как убрать, я бы перестал её воспитывать! – пафосно ответил домовой.

– И чем же сердце успокоилось?

Тот нахохлился и начал возбуждённо бегать по дивану взад-вперёд, яростно жестикулируя.

– Она меня веником огрела, едва остался жив! Грымза и ведьма к тому же! Как она меня почувствовала?

При виде обиженной физиономии домового Дрэго рассмеялся. Существо же ворчливо запыхтело.

– Сочувствую, – хмыкнул советник и, вспомнив о неприятной миссии, вздохнул – пойду я, – а потом строго добавил:

– И перестань издеваться над несчастной женщиной! А то посажу на хлеб и воду!

– Как же, несчастной… – донеслось со стороны дивана.

Вся скорбь мира отразилась на обиженной мордочке домового. Он зло спрыгнул на пол и, заложив ручки за спину, как заключённый, медленно вышел из комнаты.

Пока экипаж вёз Дрэго на допрос, он опять остро ощутил уязвимость своих планомерно уничтожаемых сородичей. Хотя именно они стали причиной, отбросившей человечество на сотни лет назад. Тщеславие – одно из самых тяжело подавляемых человеческих страстей.

К чему могут привести амбиции, перемешанные с чувством собственного превосходства?

Прошло более двух сотен лет с тех пор, как общество людей и мутантов, разделившись на два лагеря, развязало гражданскую войну. Могучие Химеры – это сила, возможность и способность повелевать человечеством. А мутант, заполучивший всю полноту власти, всегда стремится к переустройству мира. Беспощадные предки Дрэго Конте, сосредоточив в своих руках неограниченную власть, без малейшего колебания объявили общество людей изгоями. Они шли к перевороту, сметая на своём пути всё. Обычные люди восстали, обратив на свою защиту весь накопленный веками военный опыт и применив разрушительные технологии, от которых Химеры не смогли защититься.

Горели поля и леса, горели деревни и селения, горели города. На дорогах лежал толстый слой пепла. Дни стали серыми от дыма и копоти. Казалось, что жизнь покинет Землю. За годы войны единственное, что люди хорошо научились делать, это убивать и воровать. Ведь нужно было как-то выживать в разрушенном мире. Со временем гражданская война затихла.

Человечество победило. Однако это была пиррова победа. Учинённые в ходе войны разрушения не просто приостановили развитие цивилизации, а отбросили её на сотни лет назад. Ужасы развязанной войны и мощь применённого оружия надолго отпечатались в памяти людей: Химеры были объявлены вне закона, а страх повторения пережитого не давал возродить промышленность и производство. Наступила новая эпоха мракобесия, когда в людях, владеющих знаниями и ратующих за прогресс, виделась угроза.

Оставшиеся в живых начали возрождать разрушенное войной сельское хозяйство, чтобы прокормиться. Правда слабым и больным не было места в этом уничтоженном мире. Новое поколение, рождённое войной, имело полный набор пороков: злость, ненависть, нетерпение к слабым и немощным. По закону природы выживал и процветал более приспособленный. Оставшиеся в живых мутанты ушли в глубокое подполье, начав партизанскую войну с властью имущих за равноправие. Однако они слабели с каждой вылазкой. Требовалась передышка.

Эти воспоминания о смерти и опустошении, о мире, кричащем от боли, мятежники передали своим потомкам. Стена плача перегородила прошлое и будущее. Пусть слёзы смоют кровь. Прошлого не осталось – летописи были переписаны, а воспоминания о пережитом передаются из уст в уста, из поколения в поколение.

После роковой войны жизнь потекла, как река, мутные потоки которой захлестнули людей с головой. Как в поговорке: «И хочется за реку, да стоишь на берегу».

Дед Дрэго, весьма преуспел в купеческом деле, а кровь Химеры и преданность Великой Юне, сыграли не последнюю роль в становлении могучей, зажиточной и довольно замкнутой семьи. Угарная вонь и болезни остались далеко позади. Вспышки мятежников Химер жестоко подавлялись, в мире людей не осталось им места. Обнаруженные мутанты уничтожались без суда и следствия, поэтому выжившие так же, как и семья де Контэ, научились подстраиваться и маскироваться. В руки властей попадались единицы, и то случайно или по глупости. Химеры чувствовали друг друга, а порой и зависели друг от друга.

Дрэго вошёл в огромный зал с галереями. За исключением арестованного, жёстко перетянутого верёвками, нескольких конвойных, секретаря суда в вышитом золотом мундире и месье Моро, восседавшего в высоком председательском кресле, никого больше не было.

«Надо же, – подумал Дрэго, – как торжественно всё обставлено, когда только успели?»

Арестованный был жестоко избит, но это было в порядке вещей. Дрэго перевёл взгляд на месье Моро, о злости и жестокости которого шла ужасная слава.

– Ты заставляешь нас ждать! – увидев фигуру вошедшего в зал подчинённого, прошипел он.

– Простите, месье, пришлось ждать, пока заложат экипаж, – ответил он.

В его голосе не было ни раболепства, ни заискивания. Возможно, именно это и выделяло советника среди других приближённых.

– Этот… – выругавшись, Глава кивнул в сторону арестованного, – утверждает, что он не принадлежит к мятежникам.

– Я не Химера, это ошибка, – произнёс задержанный израненным ртом, из которого вытекла тоненькая струйка крови.

Он пытался говорить уверенно и твёрдо, но голос начал дрожать и казалось, что он вот-вот разрыдается.

– А с чего вообще решили, что он – мятежник? – спокойно спросил Дрэго.

– Его сдала невеста накануне свадьбы! – был ответ.

– Как трогательно! – он покачал головой и, кинув гневный взгляд на арестованного, спросил у конвойных:

– Вы невесту-то допросили?

Пожав плечами, охранник выпалил:

– Конечно, месье. Накануне свадьбы этот решил признаться ей, что он не человек.

«Мир без идиотов тесен!» – мысленно прошипел Дрэго, чувствуя, что его посыл дошёл до адресата, а вслух произнёс:

– Может они поругались накануне свадьбы, и подруга решила ему отомстить?

– Да что тут разбираться, – теряя терпение, воскликнул Глава, – кончать его надо!

Неожиданно в зал вбежала девушка. Залитое слезами лицо было страдальчески искажено. Она рухнула на колени и схватила месье Моро за лодыжки так, что тот даже привстал от неожиданности.

– Пощадите, пощадите, – запричитала она, – это я виновата, наговорила, казните меня…

Дрэго сделал знак военным оттащить истерившую женщину от Главы и, сверкнув глазами в её сторону, сухо произнёс:

– А ты молодец. Жить-то теперь как собираешься? Его смерть будет камнем висеть на твоей шее. Так уж и быть, пиши…

Советник схватил её за плечо и грубо потащил к столу, за которым с гордым видом восседал секретарь. От такого стремительного приближения он крякнул, вжался в кресло и ввинтился головой в высокий воротник мундира, из которого теперь торчал лишь его хохолок.

– Чего… п-писать? – смотря на Дрэго полными слёз глазами заикаясь, спросила женщина.

– Всё! Про ложь свою, про наговор. Грамоте-то, обучена?

Она кивнула и начала излагать под диктовку советника всё, что пыталась донести присутствующим. Текст получался необыкновенно стройным и грамотным. Правда она исполняла его требование машинально, бессознательно, как заводная кукла, так как мысли путались, а слёзы застилали глаза. Когда была поставлена последняя точка, Дрэго оттолкнул девушку к конвойным. Она опять забилась в истерике. У присутствующих начало расти раздражение.