Джилас прибыл в Москву 9 января 1948 года, и через три часа после размещения в гостинице «Москва» был приглашен к Сталину в Кремль. Сталин встретил Джиласа словами: «Значит, члены ЦК в Албании убивают себя из-за вас! Это очень нехорошо, очень нехорошо». Выслушав объяснения Джиласа, Сталин сказал: «У нас нет особых интересов в Албании. Мы согласны, чтобы Югославия объединилась с Албанией – и чем быстрее, тем лучше… Между нами нет расхождений. Вы лично напишите Тито телеграмму об этом от имени Советского правительства и передайте ее мне завтра». Хотя после этой встречи все участники переговоров были приглашены на ужин на сталинскую дачу, у Джиласа сложилось впечатление, что Сталин насторожен в отношении Тито.
Тем временем произошло еще одно событие, вызвавшее беспокойство Москвы. 17 января 1948 года Г. Димитров заявил о желательности создания федерации или конфедерации Балканских и придунайских стран, с включением в нее Польши, Чехословакии и Греции. Так как в Греции в это время шла гражданская война между монархистами и коммунистами, то было очевидно, что Димитров исходил из скорой победы там своих единомышленников. Поскольку Запад продолжал обвинять Советский Союз и его союзников в поддержке коммунистических партизан Греции, то неудивительно, что тут же началась яростная кампания против «вредоносного советского изобретения». 24 января 1948 года Сталин направил Димитрову письмо, в котором писал: «Трудно понять, что побудило Вас делать на пресс-конференции такие неосторожные и непродуманные заявления». Через 4 дня, 28 января, «Правда» осудила идею об «организации федерации или конфедерации Балканских и придунайских стран, включая сюда Польшу, Чехословакию, Грецию», и о «создании таможенной унии между ними» как «проблематическую и надуманную».
4 февраля 1948 года Молотов направил телеграмму в Софию и Белград, в которой прямо обвинял Димитрова в срыве работы СССР по подготовке ряда договоров о взаимной помощи. «Неудачное интервью тов. Димитрова в Софии, – говорилось в телеграмме, – дало повод ко всякого рода разговорам о подготовке восточноевропейского блока с участием СССР… В теперешней обстановке заключение Советским Союзом пактов о взаимопомощи, направленных против любого агрессора, было бы истолковано в мировой печати как антиамериканский и антианглийский шаг со стороны СССР, что могло бы облегчить борьбу агрессивных англо-американских элементов против демократических сил США и Англии».
В эти же дни 21 января 1948 года советский посол в Югославии А. И. Лаврентьев сообщил в Москву о том, что «югославами решен вопрос о передислокации 2-й пролетарской стрелковой дивизии в Албанию в район города Корча (от стыка югославо-греко-албанской границы на юг по албано-греческой границе)». «Все вопросы, – подчеркивал посол, – решались и решаются без участия советских военных советников при югославской армии». Тем временем в Тирану из Белграда прибыл югославский генерал Д. Крупешанин, который вручил Энверу Ходже послание от Тито. В послании от 26 января 1948 года говорилось: «Мы располагаем информацией о том, что в Греции завершается подготовка нападения, первоначальная цель которого ваши юго-восточные границы… Ввиду такой неясной ситуации я прошу Вас предоставить нам базу в Корче для размещения одной дивизии и вспомогательных технических служб. Тем самым будут созданы условия для организации лучшей обороны участка границы со стороны моря, и, в случае провокации, наши части смогли бы вмешаться быстрее».
Энвер Ходжа тут же проинформировал И.В. Сталина об этом обращении Иосипа Тито. По словам Ходжи, «ответ Сталина не заставил себя долго ждать… Сталин сообщил нам, что не видит какой-либо опасности возможного нападения на нас греческой армии, и согласился с мнением о том, что направление югославской дивизии не вызывалось необходимостью».
Совершенно очевидно, что сообщения Лаврентьева и Ходжи не могли не вызвать раздражения в Москве. Хотя СССР не возражал против включения Албании в состав Югославии, было ясно, что в данном случае речь шла о другом. Выход югославской дивизии на албанскую границу с Грецией не мог не вызвать резкого обострения международной обстановки, чреватого непредсказуемыми последствиями для СССР. Несмотря на ясно выраженное желание Сталина, чтобы руководители Югославии консультировались с Москвой в своих внешнеполитических акциях, Тито действовал за спиной СССР, стремясь поставить Сталина перед свершившимся фактом.
28 января 1948 года Сталин через Молотова поручил послу Лаврентьеву передать: «В Москве получено сообщение, что Югославия намерена в ближайшие дни направить одну свою дивизию в Албанию к южным ее границам. Так как Москва не получала подобного сообщения от Югославии, то Молотов запрашивает, соответствует ли действительности это сообщение. Москва опасается, что в случае вступления югославских войск в Албанию англосаксы расценят этот акт как оккупацию Албании югославскими войсками и нарушение ее суверенитета, при этом возможно, что англосаксы используют этот факт для военного вмешательства в это дело под предлогом «защиты» независимости Албании».
29 января 1948 года Тито в беседе с Лаврентьевым подтвердил существование такого решения, объяснив это тем, что греческие монархисты якобы собирались захватить южную часть Албании. Тито заявил, что «не разделяет высказанного Москвой опасения относительно возможных шагов англосаксов. Не исключено, что поднимется некоторая газетная шумиха, но к этой газетной клевете уже не привыкать». Тито подчинился требованию Москвы, но предупредил: «Если Греция захватит Южную Албанию, то Югославия вместе с Советским Союзом будет расхлебывать эту кашу». Таким образом, Тито давал понять, что он остается при прежнем мнении.
1 февраля Молотов, очевидно по согласованию со Сталиным, направил Тито новую телеграмму: «Из Вашей беседы с т. Лаврентьевым видно, что Вы считаете нормальным такое положение, когда Югославия, имея договор о взаимопомощи с СССР, считает возможным не только не консультироваться с СССР о посылке своих войск в Албанию, но даже не информировать СССР об этом в последующем порядке. К Вашему сведению сообщаю, что Совпра (Советское правительство. – Прим. авт.) совершенно случайно узнало о решении югославского правительства относительно посылки ваших войск в Албанию из частных бесед советских представителей с албанскими работниками. СССР считает такой порядок ненормальным. Но если Вы считаете такой порядок нормальным, то я должен заявить по поручению Правительства СССР, что СССР не может согласиться с тем, чтобы его ставили перед совершившимся фактом. И, конечно, понятно, что СССР, как союзник Югославии, не может нести ответственность за последствия такого рода действий, совершаемых югославским правительством без консультаций и даже без ведома Советского правительства… Как видно, между нашими правительствами имеются серьезные разногласия в понимании взаимоотношений между нашими странами, связанными между собой союзническими отношениями. Во избежание недоразумений следовало бы эти разногласия так или иначе исчерпать».
Ознакомившись с письмом Молотова в присутствии Лаврентьева 1 февраля 1948 года, Тито признал, что он допустил ошибку в вопросе о вводе югославской дивизии в Албанию, но отрицал, что собирался решать подобные вопросы без консультаций с Москвой, и отказался признать наличие разногласий с СССР. Однако, как отмечал Ю. Гиренко, «Сталин считал, что со стороны югославского и болгарского руководства не проявляются должная осмотрительность и осторожность в международных делах. Он решил высказать свое недовольство несогласованными с ним действиями на мировой арене на созванной им 10 февраля 1948 г. трехсторонней советско-болгаро-югославской встрече в Москве». От Болгарии в Москву прибыли Г. Димитров, В. Коларов и Т. Костов. От Югославии – Э. Кардель, М. Джилас и В. Бакарич. Тито отказался ехать на эту встречу, сославшись на плохое состояние здоровья.
Встреча началась вечером 10 февраля в кремлевском кабинете Сталина. Вначале Молотов перечислил все действия Болгарии и Югославии, не согласованные с СССР. После того как Молотов зачитал абзац из болгаро-югославского договора о готовности сторон выступить «против любой агрессии, с какой бы стороны она ни исходила», Сталин заметил: «Но ведь это же превентивная война, это самый обычный комсомольский выпад. Это обычная громкая фраза, которая только дает пищу врагу». Обрушился Сталин и на Димитрова: «Вы зарвались как комсомолец. Вы хотели удивить мир – как будто Вы все еще секретарь Коминтерна. Вы и югославы не сообщаете о своих делах, мы обо всем узнаем на улице. Вы ставите нас перед совершившимися фактами!» Молотов суммировал: «А все, что Димитров говорит, что говорит Тито, за границей воспринимается как сказанное с нашего ведома». Еще раз осудив план ввода в Албанию югославской дивизии, Сталин сказал: «Если Албания будет подвергнута нападению, пусть тогда албанское правительство обращается к нам за помощью». В то же время на этот раз Сталин не только не осудил планы создания болгаро-югославской федерации, но, еще раз подвергнув критике несогласованность заявлений о такой федерации с правительством СССР, ответил Димитрову на его вопрос о дальнейшем развитии экономических отношений: «Об этом мы будем говорить с объединенным болгаро-югославским правительством».
