— Я тебе согласие свое на вскрытие не давал, — обиделся он.

— Да я и не…

— Знаю я тебя. Дай только возможность. Что ты с Жанной сделала? Девчонку аж выворачивало.

— Ну, прости. Нашли, кого посылать. Она ж ребенок еще.

— А сама-то? — хмыкнул он.

Теперь пришла моя очередь обижаться.

— Ладно, давай к делу. Я так понимаю, воскресать ты пока не планируешь. Тогда тебе залечь надо. На дно. Хотя бы на время.

— Да знаю, — отмахнулась я. Все знаю. Только время играет против меня. Прав был Азраэль, когда говорил, что магия меня подводить станет. Я уже чувствую это. Вот только что делать, не знаю.

А потом я посмотрела на вновь вошедшего, и сквозь землю провалиться захотелось. Ну не вовремя все это. Ой, не вовремя.

Когда они прибыли в Свер, Зак первое, что сделал, узнал, где она живет. Оказалось, недалеко от департамента. Просидел там всю ночь. Просто на окна смотрел и ждал непонятно чего. Представлял ее там, в теплой постели, такую мягкую, теплую, нежную. И до боли хотел подняться. Не мог. Раз за разом повторял одно и то же. «Нельзя. У нее своя жизнь. Ты сделал выбор». А сердце все так же стучало от одной только мысли о ней.

Ушел с рассветом. Нужно было подготовиться. Вытащить эту Рей, что оказалось совсем не просто. Нил говорил, что ее допрашивал чистильщик. Незаконно, жестоко, бессмысленно. Он не понимал — зачем? Она была никем. Простая воровка, или он чего-то не знает? Но каждый раз, задавая вопрос ее странной подружке, получал один ответ: «Это вас не касается».

Странно, но Нил поддержал ее.

Они встретились с Жанной в парке, и как же тяжело это было. Сидеть у окна проще, чем видеть вот так, воочию. Хотелось прижать к себе и не отпускать никогда, даже если начнет кричать и вырываться. Коснуться волос, украсть поцелуй. Всегда хотелось.

Но опять же… Он сделал свой чертов выбор. Да и не примет она его сейчас. Хотя попросить очень хотелось, он даже почти произнес их. А она сбежала. «И правильно. Так лучше», убеждал он себя. А в душе сумрак и умереть хочется.

А потом его ждал новый шок. То чего он никак не мог осознать, даже предположить.

Они дождались, когда их заказ будут перевозить. Всего три человека и даже не маги. Им даже делать почти ничего не пришлось, но когда открыл клетку повозки, застыл в немом ступоре. А потом пришло понимание, злость, ярость и, наконец, желание прикончить эту идиотку.

Четыре чертовых года они с Милой оплакивали ее, четыре года. А она жива, относительно здорова. Но ЖИВА!

— Убил бы, — прошипел он, прожигая ее взглядом. А когда она неуверенно улыбнулась, той самой, лукавой улыбкой, сводящей всех с ума, не выдержал. Подскочил к ней, схватил за хрупкие плечи и затряс так, что Нилу пришлось оттаскивать его.

Да уж. Не думала, что будет так плохо. Из всего, что произошло я поняла только одно: он не знал. Значит, я хорошо пряталась. Руки болели. Но я не замечала, все думала о том, как сильно он изменился. Кто он теперь? Четыре года могут полностью перекроить человека, особенно если в прошлом ты столько пережил, столько потерял. Да, он не понимал. Возможно, не поймет, даже если все узнает. Я видела этот вопрос в его глазах. «Почему»? И сколько же еще вопросов было с этим связано.

Почему я скрывалась? Почему не рассказала им? Почему я здесь? Черт, да даже почему я не умерла тогда? Все эти вопросы я читала в его глазах. Все эти тысячи «Почему»? И ни одного ответа. У меня были причины. Слишком веские, слишком опасные. Не только для меня. Но не могла я ему о них рассказать. Ни тогда, ни сейчас. Просто не могла. И это убивало.

А потом он вернулся. Совсем другой. Тот Зак, которого я знала, безумно веселый, счастливый мальчишка из моего безоблачного детства. Он обнял. Прижал к себе, а я в этот момент словно в детство вернулась. И вдруг поняла, как же сильно устала за эти четыре года. Скрываться. И ослабила контроль всего на мгновение и тут же получила очередную порцию мигрени. Слишком рано. Все это слишком…

Зак отпустил меня, сел на стул у кровати и стал пристально изучать. Теперь это был не мой друг. Ищейка. Холодный, чужой и пытающийся просчитать все до мелочей.

— Как ты здесь оказалась?

— С огнем играла, — фыркнула я.

— Я не об этом.

— Хочешь знать, почему я здесь, а не за гранью?

— Я хочу знать все.

— Не думаю, что сейчас время.

— А я думаю, время самое подходящее.

— Это длинная история.

— А я никуда не спешу.

— Зато у меня времени почти не осталось. Не сегодня-завтра за мной начнется охота.

— Пока я здесь, не начнется. Рассказывай.

— А что если нет?

— Но ты же хочешь отсюда выбраться?

— Это что, угроза?

— Предложение, Аура. Это единственное, что ты заслуживаешь сейчас.

Я промолчала. Все смотрела на него и не могла понять.

— Откуда в тебе это взялось, Зак?

— Что?

— Жестокость.

— Наверное, оттуда же, откуда она у тебя появилась. Мы четыре года оплакивали тебя. Разве это не жестокость?

— Я не могла дать о себе знать, — ответила я. Но по его глазам поняла, что какой бы не дала ответ, его он не удовлетворит. Мой бывший друг хотел правды.

— Рассказывай, — снова повторил он. И я рассказала, опустив все то, что было связано с моим халфом. А с ним, как я увидела сейчас, было связано почти все…

Мессир или мастер, как просил себя называть Кайнис, не шутил, говоря, что учеба в Гильдии покажется нам адом. Поверить трудно, что когда-то я жаловалась на сложную программу обучения в нашей школе. Первые полгода слились в один сплошной кошмар — каждодневные тренировки, изматывающие так, что не остается сил даже доползти до кровати, боль во всем теле, недосыпание, холод, разбитые руки, которые приходилось обматывать бинтами, чтобы никто не заметил кольца и разрисованных запястий, синяки по всему телу, не сходящие неделями. Мастер Кайнис, казалось намеренно испытывал меня на прочность, заставляя трудиться больше остальных, выполнять упражнения по сотни раз, отрабатывать каждое движение, пока не почувствуешь железистый вкус крови во рту, пока не упадешь, и уже не встанешь. И тогда он подходил ко мне с нескрываемым торжеством в глазах и произносил одну и ту же фразу, которую за несколько месяцев я успела возненавидеть «Теперь вы понимаете, что это не академия магии, студентка де Лир». Как я ненавидела его тогда за это и, отбросив боль и усталость, заставляла себя подниматься вновь и вновь.

Наш курс с начала года уменьшился вдвое. Из гильдии не выгоняли, все уходили сами. Иногда и мне приходила в голову такая мысль, но меня спасали сны, точнее их отсутствие.

Когда Азраэль убил меня и сердце остановилось, только связь с ним позволила мне выжить. Мои человеческие барьеры рухнули, наделив меня силой побратимов и противной связью со своим Халфом. Во время болезненного беспамятства в хижине Мойры, я против воли проскальзывала через связь в мир Азраэля. Иногда он видел меня, иногда нет, но все, что происходило со мной, он ощущал на себе. Нет, он не лежал в беспамятстве, но ему определенно было очень больно. Со временем, когда ко мне вернулись силы, я научилась контролировать эти перемещения. Вот и теперь, в минуты отчаяния я проходила по связи и с наслаждением замечала темные круги под глазами мужчины, его нездоровую бледность, а кое-где и слабые следы порезов. Со временем и от этого удовольствия пришлось отказаться, и даже не из-за Азраэля, а из-за себя. Каждый раз он чувствовал мое присутствие и каждый раз говорил одно и то же:

— Я готов просить у тебя прощения хоть сотни раз, если это что-то изменит.

Каждый раз я с усмешкой покидала его, не чувствуя ничего, кроме ненависти, но однажды мне стало больно. И я ответила:

— Я бы хотела.

Он услышал, это было невероятно, но он услышал меня. С того дня я иногда позволяла себе говорить с ним. В основном это были вспышки сарказма и раздражения.