А вечером ей представили почетных гостей и впервые за всю свою жизнь, ее душа потянулась к другой душе, сердце забилось так сильно от одного лишь взгляда красивого беловолосого мужчины с невероятно синими, пронзительными глазами. Ее трясло от желания прикоснуться, от тяги к этому побратиму, потому что сейчас она понимала, что все это время просто не жила. Без половины души нельзя жить полной жизнью, потому что где бы ты ни был, что бы ни делал, с кем бы ни жил, всегда будешь искать, пусть в мыслях, свою потерянную половину. В тот день она ее нашла. Он был всем, что она хотела, к чему стремилась, для чего могла бы жить. И он чувствовал то же.

Арон, Макс и Эдгар исчезли куда-то, и только это дало им возможность побыть вместе, почувствовать друг друга сердцем. Они сияли ничуть не хуже, чем Клара и Макс и в этот момент все ее естество наполнялось теплом и томлением, и желанием завершить слияние. Они сбежали тогда из зала, держась за руки, почти вбежали в пустой кабинет, она даже не успела понять, чей он, да и не важно было в тот момент. Ей хотелось быть с ним, вбирать в себя все, что он давал, и отдаваться в ответ так, как никогда и ни с кем не было. И он брал ее прямо на чьем-то столе, заставлял кричать и плакать от наслаждения, забывать обо всем и всех на свете. А потом, когда они уже почти достигли пика, он прокусил ее запястье и то же самое проделал со своим, чтобы в миг наивысшего наслаждения соединиться полностью, стать единым целым во всем. А потом появился он, мой отец. Эдгар, ведущий внутреннего круга, правая рука повелителя и его лучший друг. Это его кабинет и его стол они использовали вместо постели.

— Эдгар, — шокировано и напугано произнесла Гвинерва, подошла к нему, не в силах что-либо сказать. А он ударил, отвесил ей пощечину за друга, потому что не мог рассказать ему о таком предательстве. Она заставила его самого предать.

Эллай мгновенно ощерился, его окутало солнечное свечение и вместо человека, на столе сидела огромная белоснежная пума, готовая напасть в любую секунду и разодрать горло тому, кто посмел ударить его любимую.

Гвинерва остановила. Она смотрела на него и обливалась слезами, пыталась сказать что-то, а потом просто выбежала из комнаты переполненная отчаянием и болью.

Но на этом ничего не закончилось. Они встречались где и как только могли, предавая всех и вся. Занимались любовью, строили планы на будущее, спорили о том, мальчик у них родится или девочка, и придумывали имена.

Это потрясло меня тогда больше всего. У нас с Рейвеном был общий брат или сестра. И я теперь не была последней из рода Леер. А значит, этого второго родственника нужно было найти и как можно скорее, пока до него не добрались безликие.

Из всех людей только Эллай и Клара знали, чей это ребенок. Да, подруга не понимала, осуждала, постоянно твердила, что так нельзя, но согласилась помочь Гвинерве бежать. Они не успели, роды начались значительно раньше, пришлось возвращаться и рожать во дворце под неусыпным надзором счастливого повелителя. По иронии судьбы, он пребывал в уверенности, что это его ребенка ждет Гвинерва, и, не сложно представить какой удар он получил, когда взял на руки малыша. Точную копию своего отца, беловолосого снежного барса, Эллая.

В тот день в душе Арона что-то умерло и он начал превращаться в чудовище, погубившее целый народ своей жестокостью. Но в ней он зашел дальше и забрал ребенка у матери. Куда он дел младенца — ни я, ни Гвинерва не знали. Только надеялись обе, что не поднялась рука убить. А потом были годы боли, одиночества, тоски по сыну, по халфу, по потерянному ребенку. И жестокость Арона. В конце она уже не узнавала его. Ее побег я видела через кольцо, а вот почему она убила Эллая, поняла только сейчас. Она хотела все остановить, прекратить всю ту боль, которая почти уничтожила ее. И когда убивала, была совершенно уверена, что они умрут вместе. Браслет не позволил. Тот, кто его носит, не стареет и не может умереть, даже если убиваешь часть души. В тот день она убила и себя тоже. Осталась оболочка, заполнившаяся холодом и равнодушием. Ничем, пустотой. Идеальное вместилище для тьмы. И она впустила ее.

И увидев тогда, во что она превратилась, поняла, что никогда не пойду на разрыв связи. Я не самоубийца и не собираюсь становиться этим бездушным, холодным монстром, какой стала Гвинерва. Я попытаюсь смириться, примириться с самой собой и со своим халфом. Даже если никто не поймет. Прав был Яр, прав Азраэль. Это наша природа, наша суть, если хотите. Как человек не может жить без души, так и мы, побратимы, не можем друг без друга. Да, часть души я отдам ему, но сердце… оно всегда будет биться только для одного анвара, для наследника.

Нил никак не мог забыть встречу со своим странным двойником. Иногда, ему казалось, что это просто страшный и странный сон, полный загадок и недомолвок. Но отказать своему двойнику не смог, хотя боялся, и очень. Он уже неделю служил во дворце, а до этого границы охранял. Теперь же стал приближенным второго советника Адеона. Ему нравилась работа и то оживление, что царило здесь. Через неделю помолвка и свадьба наследника, затем передача силы, и все. Когда Нил впервые увидел это существо, то чуть не упал от того, что узнал его. Это с тем самым анваром танцевала Рей на выпускном балу. И ведь Нил тогда совершенно точно увидел. Этот анвар горел в своем собственном аду. Однажды взглянув в его глаза, он с содроганием отвел взгляд, да и не он один. Большая половина анвар просто не смотрела в глаза этому существу. В них была сама смерть, как бы пафосно это ни звучало. Но только в Адеоне он узнал, почему. В первую же неделю у мастера Одена он услышал шепот двух учеников:

— Я как увидел его, чуть не поседел, — говорил один.

— Не стоило тебе вообще туда идти, — отвечал второй.

— Но мне хотелось посмотреть. Говорят, она была такой же прекрасной, как на картине.

Нил тогда не решился прервать их, но вскоре выяснил, что эти двое говорили о закрытой галерее в западном крыле. И он поддался своему любопытству и в день обручения, когда все были заняты приготовлениями к свадьбе, рискнул и пришел посмотреть. То, что он увидел, настолько потрясло его, что мужчина даже не заметил приближения анвара, что было для них просто недопустимо.

А поразиться было от чего. С огромного, во всю стену портрета на него смотрела девушка, с которой он три года обучался в одной гильдии. И она тогда ему ничего не сказала.

— Нравится? — Нил даже подпрыгнул от неожиданности и обернулся. На него смотрел своими черными глазами, полными глухого отчаяния наследник.

— Простите я…

— Я задал вопрос.

От этого холодного голоса у парня душа ушла в пятки. Вот сейчас это существо вытащит меч и отсечет ему голову.

— Странно. Обычно мне отвечают сразу, — все так же холодно проговорил наследник.

— Простите. Да. Мне нравится.

— Когда я ее видел в последний раз, она была другой. Менее ослепительной. Я знал, конечно, что она еще расцветет, но эта девушка на портрете совсем не та. Хотя, если бы вы увидели ее раньше, непременно влюбились бы. В нее все влюблялись.

— Не сомневаюсь в этом, — искренне ответил Нил. Но наследник словно не слышал.

— Через несколько дней я женюсь. Как вы думаете, она поймет?

— Конечно.

— А я думаю, нет. Когда-то она сказала мне, что последние из рода Леер не носят на голове ничего, кроме короны, но иногда… становятся вдовами. Хотел бы я, чтобы ты убила меня за одну только мысль о женитьбе на другой…

Анвар надолго замолчал, жадно разглядывая портрет. А Нил не решался ему мешать и уйти не решался. Он тоже смотрел и никак не мог понять одной вещи, почему она не сказала? А потом обратил внимание на ее руку и все понял. И уже не смог сдержаться.

— О, всевидящая, она любит. Все еще любит. Какой же я идиот! Она не от опасности пряталась а…

— Что? — наследник удивленно обернулся к молодому человеку.

— Я идиот, вот что. И она идиотка. Послушайте, вам нельзя жениться. Она не простит, вы правы. Вам нельзя. Помните, помните тот день в гильдии магии Свера? Ведь вы видели ее, ведь вы танцевали. Вы не могли не почувствовать, просто не могли. Это ведь была она, она, — И Нил указал на портрет.