— Вот черт! — пробормотала я и растворилась в воздухе.
* * *
Наследник смотрел на город и раздающиеся вокруг громкие возгласы, мелькающие вспышки чьей-то любви и не чувствовал ничего. Странное состояние. Словно тебя нет, только разум и оболочка. И сердце бьется ровно и размеренно. Уже давно. Почти четыре года.
— Красиво? — проговорил Акрон из глубины комнаты.
— Обычно, — ответил наследник.
— Жаль, я надеялся, тебя тронет эта картина.
— Почему? — полюбопытствовал он. Хотя ответ был абсолютно безразличен, — Четыре года не трогало, а теперь должно?
— Мне просто страшно видеть, во что ты превращаешься, и я ничего не богу сделать. Скоро ты совсем разучишься чувствовать хоть что-то.
— Разве не этого хочет совет? Да и Макс, и Регина. Все. Чувства, они заставляют нас терять разум, ошибаться, принимать неверные решения.
— Их отсутствие превращает тебя в того монстра, которым был твой отец.
— Им двигала ярость.
— Вначале, когда он ломал тебя, да. Но в конце, когда он открыл врата, когда убил Эллая и твою мать заодно, это была машина, бесчувственная, пустая оболочка, идеальное тело для тьмы.
Наследник не ответил. Но Акрон и не ждал. У них были уже эти разговоры, не раз и не два. Постоянно. И всегда с одним результатом. Полное отсечение чувств. Полное безразличие.
— Пойдем на праздник, сделай это хотя бы ради меня. В последний раз.
Он не знал, почему просил об этом, не знал, зачем, но сегодня он чувствовал, что так надо, что это необходимо им всем. А еще он чувствовал, что это последний раз, когда можно будет до него достучаться. Несколько месяцев назад он был живым, да — раненым, да — измученным, полным горя и отчаяния, но живым. А после Свера, после разговора с Региной в нем словно сломалось что-то. Тогда он впервые почувствовал холод, исходящий от него. Страшное зрелище. Не чувствовать ничего рядом с другом. Даже боли.
Он думал, что Рейвен откажется, но тот согласился. Безразлично посмотрел на друга и согласно кивнул.
В зале уже кто-то светился и Акрон чувствовал то ликование, которое пронзало мужчину, и страх, и досаду девушки. Он не видел эту пару, но уже был заинтригован, а потом они вошли в темноту, и случилось невообразимое. На них кто-то налетел и тогда в наследнике взорвались все те чувства, эмоции, желания, которые он так долго хоронил, побежали по венам и выплеснулись наружу в таком ярком свечении, что Акрон зажмурился, да все они почти ослепли. Да и девушка сияла не менее ярко, словно два солнца, словно две половинки одной души или ли-ин у побратимов. А еще он чувствовал глухую ярость с другого конца комнаты и не успел разобраться, как обладатель столь сильных эмоций скрылся в портале, да и девушка…
— Вот черт! — Донеслось до Акрона странное ругательство, а потом сияние прекратилось, погрузив всех в темноту с новым ударом по глазам.
Они вернулись в коридор, и Акрон чувствовал, как сильно билось сердце наследника в тот момент. И мысленно радовался, что так все случилось. Он не мог до конца понять всего этого, осознать, поверить, но был благодарен судьбе, за то, что не позволила ему сдаться.
А Рейвен сжимал платье исчезнувшей девушки, уже смутно предполагая, догадываясь, что все это могло значить. Что все его планы разрушены, что придется начинать все сначала и идти другим путем. Он надеялся, как же он надеялся, что скоро тот, кто был виновен в гибели Ауры, не исполнитель, а организатор проявит себя, придет к нему, приведет с собой тьму и тогда он попробует избавить мир от этой твари. Слабая, призрачная надежда, но прежде чем вернуть все назад, вернуть ее, он должен был обезопасить Адеон. И вот ее появление все нарушило. Как всегда, впрочем. О, его маленькая девочка умела рушить чужие планы. А то, что это была она, он не сомневался. Другой такой нет. Тогда, в Свере, он не мог поверить, но чувствовал ее. И едва оказавшись в Адеоне, кинулся за разъяснениями к Регине.
— Она жива? — прокричал он и схватил испуганную магиану за плечи.
— Это сложный вопрос, — ответила она, осознав, о чем ее крестник спрашивает.
— Простой. Да или нет? — требовательно спросил он, но она промолчала. Сейчас он готов был на все, даже выбить из нее признание, если придется, но ему ответил кто-то другой:
«Ты не сдержал обещания, мальчик, вы все не сдержали. Это твоя плата. Не ищи то, что потеряно, даже не пытайся, иначе я отберу то, что осталось, теперь уже насовсем».
Он словно умер в тот момент. Всевидящая. Если она сказала это, значит, у него нет ни единого шанса.
Но после она сказала: «Однажды, когда ты совсем не будешь ждать, тот, от кого ты меньше всего будешь ждать, вернет тебе потерянное. Тогда я не стану мешать».
Он ничего не понял из ее слов, многого не понимал и сейчас, но молчал. Прятал чувства, играл в безразличие, притворялся только для того, чтобы за всем этим спрятать то единственное, что было дорого — надежду.
И сегодня она расцвела буйным цветом в душе, срывая к чертям всю его броню. Он не знал, радоваться ему сейчас или огорчаться, что планы нарушены, что маски сброшены и теперь, не только враги, но и друзья не поверят, что он превращается в Арона. Жаль. Придется искать другой способ, чтобы в будущем не осталось тех, кто сможет забрать у него самое дорогое. А он подождет. И, судя по развивающимся событиям, ждать осталось совсем немного.
* * *
После моего фееричного появления в Адеоне я решила завязать с этим, а значит, и с приключениями, хотя бы на время. У меня сейчас были другие заботы. И первая из них — найти камень, вторая — помочь Василию спасти лес. Жаль, что источник в Свере находится. Если бы в Велесе, то Эльвира спокойно могла им заниматься, а так… чужая страна, чужая юрисдикция, видите ли. Пришлось на время перебраться в деревню Черемша и лично контролировать процесс вырубки леса, чтобы не дай Всевидящая, ни одна зверушка не пострадала. Кстати, о зверушках. В тот день я камень спрятала на ошейнике Ветра, в надежде, что его не поймают. Его и не поймали, причем даже я. Этот ушлый зверь сбежал вместе с моей находкой. Вы спросите, почему я была так уверена, что его не поймали? Все просто, после похищения Миры, я на обоих маячок магический поставила, ну не на них самих, конечно. У Ветра, на ошейнике, у Миры, на платке, подаренном Коланом, который она постоянно с собой таскала. Что поделать, грусть о любимом, пусть и таком гаде, как этот наемник, никуда не девается. И как я ее понимаю.
Ну, так вот, псина смылась. И, похоже, это вовсе и не псина была. Притворщик чертов. Почти полгода изображал из себя собаку, грыз кости, гонялся за кошками, сидел на привязи, и хвостом вилял, едва завидев меня, да он соседнюю сучку обхаживал, сама видела. А теперь что же получается? Меня обвели вокруг пальца. И я бы ведь не знала ничего, страдала бы и искала бедного зверя, если бы Василий не намекнул на странности, которые в нем заметил. Правда намекнул он, лишь когда я отчаялась бегать по лесу и звать глупую шавку и решила попросить лесовика еще об одном одолжении.
Он послушал, пожевал травинку, а потом выдал:
— Я бы помог, коли это обычный зверь бы был. Достал бы для тебя из под земли.
— А что в нем необычного? — не поняла я.
— То то и оно, что не зверь это вовсе.
— А кто? — вконец растерялась я.
— От него проклятьем за версту несет.
Хотела бы я сказать, что леший путает что-то, вот только они, как никто, ощущают подобные отголоски магии. Мы можем и не понять, не заметить, а они увидят.
— Вы уверены, дедушка?
— Не уверен был бы, не сказал. Не простой у тебя пес. Да и пес ли?
Вот и я подумала о том же, а потом вспомнила наш разговор с Тимкой, лет пять назад. Еще до Адеона. Он очень тогда проклятьями разного рода увлекался и нас пытался завлечь. Их много есть, разной силы и возможностей, требующих разного уровня мастерства. И о многих он с упоением рассказывал, но мне запомнилось одно: «Перерождение» — очень мощное проклятье, превращающее человека в животное. Насколько? Иногда навсегда, а вот если проклявший хочет человека использовать, заставить подчиняться и служить, тогда он отбирает лишь часть его мирского дня. Просто в какие-то моменты человек пропадает и появляется пес. Вот только всегда у него есть хозяин и просто так проклятые ничего не делают. А значит, ему от меня что-то нужно было, и я очень надеюсь, что все-таки не камень.
