Мила проснулась, когда назойливые солнечные лучики коснулись лица. Закрылась одеялом, потянулась и почувствовала тупую боль во всем теле. А потом вспомнила все подробности этой ночи и, осознала, какую ошибку допустила. Сейчас ей хотелось умереть от стыда и осознания, насколько бесстыдной была ночью. Сколько раз он…

— О, Всевидящая, — прошептала она. Не удивительно, что все болело так, словно она тяжести таскала. Идиотка.

Но, несмотря на все, она не раскаивалась. Да, это было глупо, неправильно и совершенно не достойно ее. А ей хотелось повторить. Каждую секунду этой бесстыдной, но наполненной жизнью ночи.

Мила повернулась, но Лестара рядом не оказалось. Отличная возможность, чтобы сделать то, что она задумала с самого начала. Идеальный шанс. И все-таки, беря в руки баночку с мазью и выливая в нее содержимое заранее принесенной настойки, она колебалась. Всего секунду. Непозволительная слабость для того, что они хотели совершить.

Она едва успела закрыть мазь, как вернулся Лестар. Удивленно вскинул брови, словно не ожидал увидеть ее в своей постели. Она не менее была удивлена его реакцией. И даже почти слышала произнесенные в усмешке слова: «Что вы здесь делаете, сударыня»?

Но, он снова удивил ее.

Прошелся порочным, таким знакомым взглядом по ее телу, скрытому одеялом и усмехнулся:

— Я думал, вы сбежите, как только откроете глаза.

— Я думала об этом, — призналась она, немного настороженно наблюдая за его движениями и тем, какие реакции вызывает в его теле ее присутствие, — А потом подумала, что это глупо. Мы не подростки.

— Хм, — усмехнулся он, — Это уж точно. А если судить по прошлой ночи, так вы точно не ребенок. Это ваши любовники вас так натренировали?

Улыбка пропала с лица, а грудь прошила боль. Ей захотелось его ударить. Сильно. Так, чтобы сломать что-нибудь. Сволочь. Но она ничего из этого не сделала.

— По сравнению с вами и вашим опытом, милорд, я невинный младенец.

— Уверен, ваши новые фавориты оценят то, чему вы научились сегодня.

И снова бьет наотмашь. Почему? Зачем после всего, что она видела, что они пережили вместе, он так глупо все разрушает. Ведь она не простит.

— Может быть. Впрочем, это не ваше дело. В конце концов мы не женаты. Но мне понравилось использовать вас.

А чего он хотел? Она тоже умеет бить, вот только его реакции намного более агрессивные, чем ее. По крайней мере, она не хватала его за волосы и не прожигала яростным взглядом и уж точно не целовала так, что импульсы желания доставали до самых глубин естества.

Она хотела оттолкнуть его, а больше прижать к себе, слиться с ним в единое целое, прирасти к душе. Это было похоже на безумие, сумасшедшее желание. Вот только имеет ли страсть отношение к любви, может ли она когда-нибудь перерасти в нечто большее, чем просто удовлетворение физических желаний? Она не знала, но сейчас и не хотела знать, а просто отдаться ему, забыть обо всем и обо всех, раствориться в наслаждении, пусть грубом, жестоком и немного болезненном, но таком сладком. Хотя бы на мгновение.

И снова она лежала на нем, пытаясь успокоить дыхание, и отогнать все те мысли, что еще будут терзать ее после.

— Ты… ведьма, — беззлобно проговорил он.

— Я знаю, — ответила она без всякой улыбки, а потом потянулась к мази, намереваясь снова растереть его. Но он перехватил руку.

— Скажи, зачем ты пришла?

— Честно?

Он кивнул.

— Не знаю. Два года назад ты был мне приятен, и я была бы не против дружбы. Год назад я ненавидела тебя всеми фибрами души.

— А сейчас?

— А сейчас я хочу тебя. Но это точно не любовь.

— Потому что ты знаешь, что это такое?

Он снова начал злиться.

— Я любила его. И я всегда буду любить его.

— Тогда почему ты сегодня здесь?

Она не ответила. Выскользнула из его объятий. Подняла с пола порядком испорченное платье, понимая всю безнадежность его починки и не нашла ничего лучше, чем содрать с кресла покрывало и завернуться в него.

— Я задал вопрос.

— А я тебе уже ответила. Это просто секс. И ничего более.

— Интересно. И много у тебя таких: «И ничего более»?

— На этот вопрос ты тоже ответ знаешь, — не стала вступать в новую ссору она.

— Я не стану умолять тебя о близости.

— А я этого и не жду, — удивленно пробормотала она, — Почему тебе вообще пришла в голову эта странная мысль?

А потом, глядя в его глаза вдруг осознала, почему. Потому что для него это было чем-то большим. И это испугало ее так, что она не нашла ничего более разрушительного, чем рассмеяться так, что смех вот-вот мог перерасти в истерику, но он отрезвил ее.

— Убирайся.

И столько в этом слове было мощи, столько бешенства и ярости, что она не сомневалась. Еще мгновение и он ее ударит. Поэтому решила не искушать больше судьбу и растворилась в пространстве, чтобы через секунду оказаться в своей комнате и сползти на пол от слабости и осознания того, как за одну ночь можно опуститься до уровня шлюхи.

Неожиданно все пошло не так. Лестар начал играть по крупному. И, для начала заменил порядок противников. Он должен был сражаться с Темным рыцарем, и проиграть, благодаря стараниям Милы, но вместо него воспользовался правом короля и выбрал четвертого рыцаря, прошедшего пустыню. А Темный стал против Белого. Милу затрясло. Она понимала, что Темный проиграет, что весь их план превратится в ничто, что все, ради чего был затеян этот чертов турнир, обернется в прах. Почему он это сделал? Из мести? Потому что просек ее? Или это изощренная насмешка судьбы? Так стараться и проиграть из-за случайности. Она не могла этого допустить. Только не так.

Ей хотелось броситься вниз, найти белого рыцаря и… но она не могла. Сейчас титул королевы давил на нее не хуже десятикилограммовой короны, которую приходилось носить на мероприятиях государственной важности.

Поэтому она обратилась к Жанне и попросила ее привести рыцаря к ее ложе.

— Это слишком опасно. Нужно пригласить всех троих, — отрезвила ее немного Жанна. Мила кивнула, соглашаясь, и принялась теребить край своей шали, в нетерпеливом ожидании.

Когда рыцари появились и склонились в почтительном поклоне, она заметила, с какой неохотой это сделал Белый рыцарь. И вспомнила, что всегда, выиграв очередной турнир, он оборачивался к ложе, где она сидела, и прямо, без всякого стеснения, нарушая все правила приличия и этикета, смотрел на нее. Словно она была ему должна, словно имел на это право. Ей не нравился этот взгляд. И сам рыцарь вызывал какое-то отторжение, но сейчас он нужен был ей. Поэтому она засунула свои чувства подальше и заговорила:

— Мне бы хотелось выразить свое восхищение вашими талантами и пожелать вам всем удачи сегодня. Признаюсь, я немного предвзята и желаю победы только одному из вас, но вы уж простите мне эту маленькую слабость?

Мужчины кивнули, все, кроме одного. А потом она подошла к каждому из них с намерением пожать руку. Первому рыцарю она пожала руку с тем же равнодушием, с каким смотрела на всех остальных, темному — с легким намеком и одобрением, а едва прикоснувшись к Белому, оказалась в его стальном захвате. Пришлось посмотреть в его глаза. Зеленые, как у кота, единственная открытая часть лица. И взгляд его заставил ее нахмуриться от непонимания его действий. Впрочем, сейчас даже этот жест был ей на руку. Она, незаметно для остальных подала знак Жанне и та поспешила увести двух первых рыцарей подальше, а Мила обратилась к Белому.

— Вы очень хороший воин и полны загадок. Вы знаете, что на то, что скрывается за этой маской, делают ставки. Кто-то всерьез верит, что вы прячете за ней уродство, другие, наоборот, говорят, что вы очень красивы, а третьи думают, что вы женщина.

— А что думаете вы? — спросил он таким же бесцветным голосом, как и маска рыцаря.

— А мне все равно, красавец вы или изуродованы шрамами. Скажите, чего вы хотите от этого турнира? Вы раб?