Литмир - Электронная Библиотека

— Зачем дуют кислород?

— Убыстряют плавку.

Оператор ручной камерой в самозабвении снимал, как Сережа вдувает кислород. Лез вплотную. Его вежливо отгоняли Сережины помощники.

Проехал кран, отчаянно сигналя, и привез подвешенный за цепь длинный красный огарок.

— На пятой печи меняют электроды.

Сережа перестал вдувать кислород, подбил пальцем шляпу кверху, поднял очки. Печь закрыли.

— Возьмут металл на анализ. Будет много углерода, опять дунут кислород, мало — добавят графита. Сережа умеет отгадывать, чтобы получилась норма.

— У него чутье на металл.

— Да. Я уже говорила?

— Только что.

— Ну конечно, только что… — Катя опять покраснела. Потом спросила: — А платья вы какие носите по длине?

— Разные.

— Мне миди не идут. Что поделаешь, рост у меня — сами видите. А в мини я вульгарная.

— Кто вам сказал?

— Сережа.

— Платье должно быть специально сшито, не просто подрезано. И надо научиться его носить.

— Как его носить?

— Как Сережа свою фетровую шляпу.

— Шляпу? А как он ее носит?

— По-моему, шутливо и для собственного удовольствия.

Кто-то застучал в филенку под окном. Катя наклонилась, повернула запорчик и открыла форточку. В проеме филенки появился Сережа. Лицо — в свежих каплях: Сережа только что ополоснулся водой.

Катя подошла к щиту, что-то с него сняла и протянула Сереже. Сережа поблагодарил улыбкой.

— Я вас узнал, — теперь улыбка была обращена к Геле. — Привыкаете?

— Стараюсь. — Геля улыбнулась. Сережина шляпа была густо покрыта остывшими искрами, которые превратились в серый пушок.

— Он взял марку, — сказала Катя, когда Сережа исчез.

— Марку?

— Ключ от напряжения. Печь отключена.

Геля заметила, как Сережа повесил ключ в цехе. Легко так взмахнул рукой.

— У меня на щите теперь нет марки, и никто, даже случайно, не включит печь. Она заблокирована.

— Катя, откуда Сережа меня знает?

— Вы же из «Реалиста»!

Геля была удивлена, что ее здесь знают. Было приятно, что знают именно ее — актрису театра «Реалист», а не дочь писателя Йорданова.

— Видели в «Короле Лире». Вы нам понравились.

— Что вы, Катя. Я средняя актриса.

— Мы часто бываем в вашем театре. Вы нам нравитесь.

— Кто это мы?

— Юра, Миша, я, ну и, конечно, Сережа. А где труднее играть — в кино или в театре?

— Я театральная актриса. На сцене все последовательно. Втягиваешься в роль. Зрителя чувствуешь, его присутствие. Партнер помогает, когда что-нибудь не ладится, не идет роль. У меня опытный партнер.

Катя кивнула.

— В кино все по кусочкам. Должна влюбиться в сталевара, а он еще и не появился на съемочной площадке. Похоже, сегодня меня тоже не снимут. Оператор печью увлекся. Завтра буду влюбляться, а может, и послезавтра.

Катя засмеялась:

— Давайте обживайтесь дальше.

— Катя, вы трусиха?

— А вы?

— Как вы догадались?

— Вы сами это сказали.

— Когда?

— Почти сказали.

Геля вновь глянула в окно. Поднятые из печи электроды, накаленные, огненные, висели над печью. Сережа с помощниками опять швырял лопатами в печь марганец. Быстро и ритмично.

— После отпуска так не получается: отвыкают без тренировки, — Катя поняла, что Геля любуется ритмом работы.

Потом Геле показалось, что она увидела Кипреева в рабочей форме и в каске. Рядом с ним был второй оператор, и тоже с камерой. Кипреев снимает то, что нужно ему, автору сценария. Может быть, и любовь пультовщицы Веры умышленно написана в сценарии как-то примитивно, традиционно? Потому что все это не основное?

— Вы знаете, что такое дельтаплан? — спросила вдруг Катя.

— Знаю. Прыгают с какой-нибудь скалы и летят на одном крыле.

— Сережа увлекается полетами на дельтапланах во время отпуска. Теперь приделал к крылу мотор и колеса. Мотодельтаплан. Говорит, что будет брать старт прямо с асфальта и летать среди городских птиц.

Кате нравилось рассказывать о Сереже. Она гордилась им. Геля подумала — если бы ей удалось все сделать просто перед камерой, все так, как у Сережи с помощниками, как это должно быть у Кати, потому что даже самый маленький эпизод имеет свой внутренний ритм. В филенку громко постучали.

— Вам, — сказала Катя.

Геля не поняла.

— Привыкайте. — Катя показала на запор у филенки.

Геля открыла филенку, получила от Сережи ключ-марку, надела его на втулку возле надписи «пуск». Серых пушинок на шляпе уже не было.

Во время обеденного перерыва Катя потащила Гелю в столовую не только пообедать, но и познакомиться с остальными ребятами.

— Они вам понравятся.

— Они мне уже нравятся.

Миша и Юра захлопотали около Гели. Поудобнее усадили, чтобы проходящие мимо «трудящиеся с подносами» случайно не окатили щами. Юра перекинул через руку бумажную салфетку, смешно изогнулся, спросил:

— Чего угодно-с? Подать пищевую карточку научно-исследовательского института удобрений и ядов?

— Юрка, прекрати. Наши соседи — этот институт. Вот ребята и веселятся — продажа яда за углом.

— Мне как всем, — ответила, улыбаясь, Геля.

— У нас аппетит суровый. Сосиски с ядом запросто.

— Вы ее не смешите, ей надо грим сохранить.

— Грим смеха не любит, — кивнул Юра. — Он любит… а что он любит? Он кефир любит. Кефир на закуску годится?

— Годится.

— Может, ко-ко-ко?

— Что это?

— Вареные яички.

— Кефир.

— Миша, скачи за кефиром.

Миша, пожалуй, из всех самый младший, худенький, без спецодежды, сбегал в буфет и принес поднос с бутылками кефира и стаканами. Юра открыл бутылки, обтер горлышки бумажной салфеткой, разлил кефир по стаканам. Залпом выпил, погладил себя по животу.

Пришел Сережа с длинной лентой чеков, и теперь уже все ребята с подносами отправились получать обед. Вернулись, притащили много еды.

— Это еще не все, — бодро сказал Юра. — Потом будем пить чай с антоновскими яблоками.

— Антоновскими? — удивилась Геля.

— А что! Собственность этого чуваринского воротилы, — показал Юра на Мишу. — Имеет сады, огороды с корнеплодами, покосы с сенокосами, километра два речки, причем судоходной, гречневую крупу, ядрицу конечно.

— Мать живет в Чуварине, недалеко от Ельца, — объяснил Миша Геле. — Присылает яблоки.

— Ага. Погуще и пожирнее.

Обедали весело. Разговор перешел на Катю Мартынову.

— Мартын у нас миллиметровщик.

— Почему миллиметровщик? — спросила Геля.

— Очень точный. Песочные часы.

— Попробуй не докинь одну лопату в печь…

Сережа меньше всех принимал участие в шутках. Ел в основном молча. Сказал:

— Катик, катни мне нож.

Нож был один на всех. Катя с готовностью передала его Сереже.

— Вы знаете, у кого хранятся ножи? — обратился Сережа к Геле.

Геля не поняла вопроса.

— У кассирши. Кого полюбит, у того на столе будет нож.

— Кого же любит кассирша? — спросила Геля.

— Его, — Сережа показал на Юру, — поэтому я и пришел с ножом.

Геля вспомнила, что у Сережи вместе с лентой чеков был в руках и столовый нож, когда он пришел от кассы. Но тогда Геля не обратила на это внимания.

— Странно, любит меня, а нож принес ты, — покачал головой Юра.

Геля взглянула на Катю. Катя смотрела на Сережу своими густо-карими глазами.

В конце обеда грызли почему-то сушки. Ломали их на спор — кто возьмет сушку в кулак и сумеет разломить ее меньше чем на четыре части. Никому не удалось: сушка распадалась на четыре и больше частей.

Вернувшись домой, Геля, не вступая в длинные разговоры с мамой: «не устала», «всем довольна», «ты помнишь Ксению Ринальди? Она там работала в библиотеке», — быстро заглотнула подогретый ужин и прошла к себе в комнату. Зажгла настольную лампу, начала раздеваться, чтобы лечь спать. Медленно разделась, легла.

В квартире тишина. Геля смотрела на слабый свет настольной лампы и видела свет клокочущего металла. Он остался у нее в глазах. Кип — новое для нее и сильное слово. Потом взглянула на маленький цветной комочек своего белья, брошенный в кресло. Подумала — какая это, в сущности, незначительная, хрупкая преграда между женщиной и мужчиной.

45
{"b":"841572","o":1}