Вахтер в служебном подъезде сказал Лощину, что Геля не появлялась из артистической. Лощин вышел к такси и еще раз предупредил, что надо ждать. Вернулся в подъезд. Что ж, Волков дважды ездил за актрисой Троепольской, замужней женщиной, и не откуда-нибудь, а из Петербурга в Москву. И это по тем временам. Добивался, значит.

На журнальном столике в служебном предбаннике стояла пепельница. Виталий закурил. Надо было собраться, мобилизовать себя. Во многих служебных предбанниках он сидел и еще посидит, если надо. Все предбанники одинаковые: обтертые до черноты диваны, журнальные столики с пепельницами, огнетушитель, разложенные уборщицами на батареях тряпки для просушки. Здесь еще висел вызывной лист — кто из актеров вызывается на репетицию очередного спектакля. На вызывном листе была обозначена репетиция спектакля Пытеля «Глава семьи». Было, было у Виталия с Пытелем: пытался Виталий его «освоить». Спаси и помилуй от дальнейших встреч, от этого старого психа в бабьей кофте. Как только с ним в театрах ладят? Знаменитость, конечно. Кого хочешь сам наладит со страшной силой.

Значит, вторая встреча с Гелей, после той, в редакции. Слух, что Виталий работает над темой «Федор Волков», должен был уже окрепнуть, распространиться в заинтересованных кругах. Виталий разговаривал с телевидением. Сам сказал о своей работе. Надо приучать людей к себе, к причастности к теме. Законной причастности. Это его тема. Да-с, Ленечка Потапов. Каждый тянет к себе свой кусок. А то и чужой. Виталию казалось, что он теперь тянет к себе уже свой кусок.

Виталий хотел поговорить с Гелей. Разговор предстоит трудный, потому что должен будет кое-что уже определить. Леня пишет для «Реалиста». И Виталий написал сценарий. Не написал, а пишет. С собой — первый вариант. Нет, не первый вариант, а скорее — разработка первого варианта. Заявка на телевидение уже подана через знакомую девушку. Знакомые девушки в государственных учреждениях — скрытая сила. Кто понимает, конечно. Виталий понимает. Заявку еще не разбирал редсовет, но скоро разберет. Дело обрело ход, движение. Но это холостые обороты для Лощина, он это понимал. Не раз с этим сталкивался: после редсовета все стопорилось, вяло в дальнейших инстанциях. Даже знакомые девочки не могли помочь. В крайнем случае выколачивали небольшой аванс. Важно только однажды дойти до настоящего финиша, и тогда хлынет его плановая продукция. Утвердится на рынке. Имя, дорогие вегетарианцы, вот что надо нам. Реклама. Краешек имени, чтобы стоять на этом краешке. А там уже Лощин зашагает, попрет. Его продукция будет соответствовать нормам, категориям, отношениям, взаимоотношениям, временам года, движению в защиту животных, трудоустройству молодых специалистов, ГОСТу, ОТК, Морфлоту, Аэрофлоту, жэкам, ВТЭКам, чему угодно. Его литературный комбинат будет выдавать на столичные прилавки обильный фасованный продукт. Товар — деньги — товар. Цинично? Зато откровенно.

Геля вышла в раздевалку. На Геле был светлый джемпер. На манжет джемпера надет тяжелый браслет. В руках Геля держала небольшую, из натуральной кожи, сумку. Сумка была не закрыта, из нее торчала плоская деревянная коробочка с гримом. Виталий бросил сигарету: начиналось действие — Виталий элегантно подскочил к инфанте.

— Напугал? Я Виталий Лощин. Первая — Л. Помните, у Потапова в редакции?

— Да. Конечно. — В лицо она его не помнила, у нее плохая зрительная память. Но имя и фамилию забыть уже не могла.

Виталий помог Геле надеть шубку, пахнущую духами. Запах отличных духов и дорогого меха, да в сочетании с такой девушкой! Я вам доложу. Глаза мягкие, боящиеся обидеть, беленькая шея, заманчиво уходящая в заманчивые плечи. От одного вида запылает голова.

План встречи был разработан детально, с учетом вариантов, как пишется в объявлениях по обмену жилой площади — «возможны варианты».

— Знаете, почему я здесь? — спросил Виталий совершенно открытым, честным голосом, все еще наслаждаясь Гелиным видом.

— Нет.

— И не предполагаете?

Геля застегнула пуговицы шубки, надела кунью, с желтым сверху пятнышком, шапку.

— Сапожки? — Гардеробщица протянула Геле зимние ботинки.

Геля стояла в шубке, в шапке и в замшевых туфлях.

— Ах, забыла.

Геля быстро переоделась.

— У меня такси, довезу вас до дому, — сказал Виталий.

Геля и Виталий вышли. Сели в такси. Геля назвала адрес.

— Вы были на спектакле?

— На спектакль я не достал билеты, поэтому я был в подъезде. — И тут Виталий показал ей папку, чтобы направить разговор в нужное ему русло.

— Что это?

— Все о Волкове. Материалы.

— Но зачем же мне?

Виталий подумал: если бы она захотела их взять, просто так, хотя бы чтобы выбросить, он бы отдал вопреки своему плану. Отдал бы, и все. Девушки, да когда они в такой вот индивидуальной упаковке, — сильнодействующее средство. Как отмечает ответственный работник жэка Веня Охотный — шарики за бобики заскочить могут. И заскочат.

— Полагал, вам будет интересно.

— Этим занимается Леня.

— И… я, — с улыбкой добавил Виталий, чувство чувством, а дело делать надо.

— И вы.

— И вы, — опять добавил Виталий. — Ваш друг Рюрик и вы.

Чтобы не дать ей возможности возразить, он тут же перевел разговор:

— Я не спросил, как чувствует себя Артем Николаевич.

— Ему гораздо лучше.

— Так как быть с этим? — Виталий показал на папку.

— Почему спрашиваете у меня?

— С вами произошел первый разговор о моей работе. Но она теперь не только моя. Волею судеб.

— Почему же? Ваша работа должна остаться вашей.

— Вы так полагаете?

— Как же может быть иначе?

— Гора с плеч. Вы об этом скажете Лене? Чтобы между нами… знаете… как бывает… недопонимание.

— У вас что будет о Волкове? В какой форме?

— Сценарий. Почти готов.

Такси остановилось. Они приехали к дому Йордановых. Виталий вышел, подал руку Геле. Когда Геля выбиралась из такси, шубка на коленях распахнулась и ноги открылись выше колеи. Геля искала, куда бы ступить. Он крепче взял ее за руку, она вышла из машины. Они стояли рядом.

— Скользко. Я вас доведу до подъезда.

— Подниметесь к нам? — спросила Геля неопределенно. Хотела ответить любезностью на любезность.

— Если не возражаете, — тут же откликнулся Виталий.

Он расплатился с таксистом. И вновь оказался около Гели. Теперь уже с каким-то правом взял ее под руку и повел к дому. Приятно было ощущать в руке ее руку, укутанную в мех, видеть совсем близко ее губы, чувствовать на лице ее дыхание.

Двери квартиры открыла Тамара Дмитриевна.

— Мама, это Виталий.

— Виталий Лощин, — поспешно представился Виталий.

— Проходите, пожалуйста. Устала?

— С «Главой семьи» не получается. Сегодня была репетиция с декорациями. Никак не найду приспособления к роли. Ну никак.

— Поговорю с Ильей Гавриловичем. Пусть что-то упростит. Хочешь — с самим Пытелем?

— Не надо. Не смей. Хватит! — Геля слегка повысила голос.

— Успокойся. А как у Дроздовой?

— Что у нее должно быть? — отчужденно спросила Геля.

Геля ни словом, не обмолвилась с Рюриком по поводу разговора у служебного входа, произошедшего между ней и Валентиной. Сумела убедить себя, что Дроздова все-таки способна на женскую провокацию.

— Она хотела получить твою роль, забыла? И вообще…

— Прошу тебя, мама.

— Я сказала — успокойся, не буду.

«Илья Гаврилович — главный режиссер «Реалиста», — отметил про себя Виталий. — Известнейшая в Москве персона».

— Как сегодня папа? Ты была у него? Почему не позвонила мне из театра?

— Не волнуйся. Все в порядке. Завтра сама увидишь. Днями выпишут, как обещали.

— Он рад? Он, наконец, рад? Почему молчишь? Что говорит твой Володя?

— Он говорит с отцом о литературе.

— Ты это придумала?

— Нет. Сама убедишься.

— Что он говорит о папе? Не о литературе, о папе? О его состоянии? Он все же врач.

— Папа здоров.

— Он еще болен.