И за эти простые слова Вельдяев был признателен Степану Буркову, хотя понимал, что никогда ему не написать настоящей большой статьи о настоящем большом писателе. Было и останется только название «Нерасплетаемый узел». А как хотелось, как мечталось.

Впервые к Саше Нифонтову Володю Званцева привели Рюрик и Геля. Произошло недавно, но Володя быстро стал здесь своим человеком. Такова особенность Саши. Он задавал тон в жизни бара, он его создатель. «Тебе коктейль?», «Тебе стакан сока?», «Вам чашечку кофе?», «Хочешь оставить другу записку? — вот карандаш». Саша совершал одновременно несколько дел, но никогда не ошибался в последовательности, что за чем он должен сделать. Опыт? Конечно. Желание быть внимательным? Конечно.

Прежде это был захламленный, заброшенный полуподвал, а теперь имеются: стойка, кофейный аппарат, тостер, кулер для приготовления льда, стереомагнитофон, проигрыватель для пластинок. На большой тарелке, на откинутой углом салфетке лежали чайные и кофейные ложки, стояли кувшины с соками и компотами, бутылки с пробками-клювами для составления коктейлей. Дефекты помещения были прикрыты афишами, конвертами от пластинок, эмблемами студенческих строительных отрядов, фотографиями, рисунками, плакатами. Из соседнего с баром управления «Метрострой» приходили постоянно ребята. И это они прикрепили большой красочный план московской подземки с надписью «Гостям столицы». Ничего, что вентиляция не налажена, — всегда можно приоткрыть окна. И в «Хижине» не курили. Тесно? Это даже симпатично. Стульев маловато? Можно и постоять. Посуды не хватает? Можно и обождать, потанцевать. Шумно, так это то, что надо. Пусть гремят децибелы. Торговая точка от Мосресторантреста. Здесь собиралась молодежь. Первые поселенцы бара уже повзрослели, но все равно считали эти стены своими. В честь первых поселенцев был создан напиток «Энтузиаст». Подавался в градуированном стакане, в который ингредиенты наливались послойно по лезвию ножа, чтобы струя следующего ингредиента не разрушала предыдущий. Напиток произрастал послойно, на дно опускалась зеленая оливка. Каждый коктейль Саша придумывал, потом докладывал на кулинарном совете Мосресторантреста, и, если совет коктейль принимал, бухгалтерия выписывала на него калькуляционную карточку, где в граммах обозначались составные части, отдельная стоимость частей и всего коктейля в целом. Недавно посетителям предложил напитки «Крюшон автомобилиста» — сочетание компотов, лимонного сока, сахара и свежих ягод — и «Тихий мотоциклист» — яйцо, сахар по вкусу, остуженное молоко, немножко мускатного ореха. Эти два напитка — перевод с венгерского.

У Саши в кладовке, где были дополнительный холодильник, рукомойник, весы, Сашин рабочий халат, лотки и ящики с продуктами, лежал старый портфель. В нем Саша хранил калькуляционные карточки на все свои коктейли. Документацию «Хижины».

Сегодня в баре, как всегда, было много народа: сидели за столиками, собрались перед стойкой. Кто-то раздобыл ящик из-под апельсинов и устроился на нем. Двое сидели на рюкзаках, у них преимущество: все свое с собой. Разносчица коктейлей Таня Апряткина едва протискивалась среди посетителей с подносом, уставленным стаканами, блюдечками с джемом, клюквой в сахаре, фисташками, солеными баранками «малютка». Кстати, имелся и коктейль «Малютка» — взбитое мороженое с порошком какао, а на закуску подавался ломтик подсушенного бисквита.

Володя протиснулся к Саше Нифонтову. Кивнул ему, спросил:

— Живой, здоровый?

— Вполне. А ты?

— Не вполне. Накувыркался.

— Сделаю коктейль поэнергичнее. Хочешь?

— Не откажусь. Последнее шаманство в мире.

— Что?

— Коктейли.

— А знахарство?

— Это врачевание.

Пока Саша готовил коктейль, Володя постоял с закрытыми глазами: надо срезать пик усталости. Сегодняшний день на «03» был серьезным днем не только физически, но и морально. Оставил ребят, ушел в науку. Прощание в гараже все-таки было печальным, несмотря на коньяк и на заявление ребят, что они пошли бы к Нестегину и санитарами.

— Готово, — сказал Саша.

Володя открыл глаза.

— Лени не было?

— Не было. — Саша уже заправлял кофеварку свежим кофе. Она издавала протяжное сипение и распространяла приятный запах.

Саша любил, когда машина работает без перерыва, потому что это самый благоприятный для нее режим и она выдавала вкусный кофе. Только надо следить за маленьким красным шариком в стеклянной трубочке, который показывает уровень воды: вовремя нажать кнопку и наполнить машину водой. Мягко опустилась рукоятка, и машина отфильтровала первую порцию.

— Тебе привет от Ксении.

— Как она?

— Вполне.

— В Москву не собирается?

— Нет.

Саша передал кофе какой-то девушке, а Володе придвинул коктейль:

— Врачуйся. — И тут же вынужден был отойти к магнитофону, чтобы перевернуть кассету.

На кассете был записан латвийский ансамбль «Модо». Володе тоже нравился этот ансамбль. Преодолевая тесноту, ребята энергично танцевали. Были девушки в узеньких брюках, были — в пончо с мелкими кисточками; одна — в длинной бархатной юбке при коротенькой жилетке, расшитой бисером. Та девушка, что взяла у Саши кофе, танцевала, держа высоко над головой чашечку, и изредка из нее прихлебывала. Надела противосолнечные очки с голубыми перламутровыми стеклами, в которых все отражалось, как в зеркалах. Весело кричала, предупреждала: «Дорогу! У меня в руках пищевой продукт!» Ее партнер — парень в застиранном комбинезоне, в коротко подрезанных сапогах-кирзачах. Самозабвенно колотил ими об пол — убьем танцами ноги: благо — полуподвал, никто ниже не живет. Двое ребят были в «самокрасках» — белых майках, которые окунаются в кипящую краску с предварительно завязанными на них узлами. Когда узлы распускают, на месте узлов получаются непредугаданные рисунки, орнаменты.

В гущу танцующих попадала Таня Апряткина с подносом. Вместе со всеми протанцевала, чтобы как-то пройти. Это ей удавалось. Даже нравилось. Ее нежная улыбка стоила многих здесь улыбок. «Хозтесса!» — говорили про Таню.

Володя не отходил от стойки, ждал Леню. Так виднее — не пропустит. Саша для девушки в длинной бархатной юбке сделал коктейль в большом бокале, край которого он заснежил мелким увлажненным сахаром. «Работа художника», — оценил Володя про себя внешний вид бокала. Девушка оценила не в меньшей степени, потому что тронула пальцем сахарный снег и радостно засмеялась, палец совсем по-детски быстро облизнула. Саша уже принялся специальным ножом с лезвием, прогнутым посредине, очищать для кого-то апельсин.

Лени все не было. Что — писатель, в самом деле, съел его в редакции, как апельсин, что ли?

Между Володей и Леней сразу установилось доверительное понимание. Однажды они долго проговорили в баре. Разговор зашел о моральном образе мыслей. Леня доказывал, что важен поступок. Он определяет моральный образ мыслей: нагляден и ничего не требует, кроме своего свершения. Володя сомневался, ему казалось, что судить по поступкам иногда сложно. Его постоянно волнует, каким должен быть поступок врача в исключительном положении, совершенно по теперешним временам уже реальном: погиб человек, его можно оживить, но мозг умер. Брать на аппараты такого человека или не брать? А если его уже взяли на аппараты, то когда их отключать? Ведь рано или поздно отключить придется. «Дело сложное, — говорил Леня. — Я должен обдумать».

Несколько раз Леня заезжал к Володе на подстанцию и в клинику, интересовался деталями работы. Решал ситуацию, предложенную Володей. Достал книги по деонтологии — о врачебной этике в научно-исследовательской работе. Володя говорил, что здравый смысл в медицине полностью совпадает с формой общественного сознания. Леня не спорил против общественного сознания, но доказывал, что Володя в чем-то отражает ограниченность повседневной практики и его аргументы можно противопоставить научному мышлению. Володя категорически не соглашался и приводил в пример «скорую», где здравый смысл, по его мнению, является суммой научного мышления и повседневной практики.