— Про то и говорю, что нашу безработицу Буланов не сжег, как были мы без дел, так и теперь, домна нам ничего не прибавила, ничем нас не утешила.

Климка сразу потерял всю радость. Прав Стратон, что им домна ничего не дала, так они и останутся последней беднотой на заводе.

Дед стар, Климка мал, а есть и тому и другому надо.

В эту радостную для всех ночь заснул Климка с заботой, без радости. Увидел было сон, что стоит он у домны и лопатой кидает в нее руду, да рявкнул гудок, взвыл, вызывая утреннюю смену, и пропал Климкин сон. Старался парень увидеть его еще раз, увидеть, что же там дальше, но сон не вернулся.

Утром Климкина мать ушла на завод, она там в конторе мыла и подметала полы, топила печи. Платили ей за это 24 р. 63 к., на них и держалась вся семья. Стратон рыбачил на заводском пруду, и рыба была всегда своя, по летам Стратон собирал грибы и делал засол.

Климка был не у дел. Научился он делать зажигалки и кой-что зарабатывал на них. Но в последнее время не в ходу зажигалки, появились спички, и Климка забросил свое ремесло. Хотел он попасть на завод, да ему сказали:

— Теперь не старые времена, мальцов не берем. Дорасти до шестнадцати лет, тогда пожалуйста.

В одно время Климка обучался грамоте, да недолго: как ударили морозы, так и отстал. Не было у него валенок и шубенки.

Была надежда у Климки, что с пуском домны оживут они, встанут на ноги. Не знал он, как это случится, а надеялся, бодрился… И когда шел ко вновь пущенной домне, то ждал — вот-вот случится что-нибудь хорошее для него. Может, потребуется мальчик-ученик, может, гонщик к таратайке возить руду.

Поднимался Климка к самому верху, откуда грозилась домна пламенем, глядел на выпуск чугуна. В цехе тогда было нестерпимо жарко, от жидкого чугуна прыгали брызги, как кусочки солнца. Но ничего не видел утешительного для себя, на каждом месте стоял человек, и Климка был не нужен. Зашел парень туда, где выгружали из вагонов древесный уголь для домны. Над рабочими крутилась черная густая пыль, зачернила их, белели только зубы и белки глаз.

— Климка, что без делов шатаешься?! — окликнул его однажды рабочий.

— Шляюсь, потому что делов нет.

— Может, не хочешь работать, лень празднуешь?

Климка обиделся.

— Ну, ну, ты не дуйся, я пошутил ведь. Если хочешь работать, теперь самый удобный момент, пропустишь его, никогда не получишь, — посоветовал рабочий.

— Да где, чего?

— Вот где, уголь жечь. Домна, знаешь, сколько жрет его. Сегодня же иди в контору и бери подряд, а то мужики из деревень разберут все, и останешься на бобах. Тебе если не дадут, деда Стратона приведи, ему дадут. Иди, тебе эта работа под силу, а главное, никто не спросит, много ли годов, не молод ли.

«Так вот чем подымет нас домна», — и Климка бегом в контору, а рабочий кричал ему вдогонку:

— Сперва с Булановым потолкуй, с главным мастером!

— Ладно! — откликнулся Климка.

Поймал Климка Буланова у домны. Ходил он в брезенте, в валяной широкополой шляпе, наблюдал, как дробили руду, некоторые куски откидывал в сторону. Они не годились.

— Товарищ Буланов, говорят, уголь требуется? — спросил Климка.

— Требуется.

— Я бы… може, мне можно работать, у меня заработку никакого.

— Чей ты?

— Стратонов внучек.

— А-а, знаю. Уголь, уголь… Ну что, пожалуй, вы и справитесь. Ты приведи старика в контору. Я приду туда, поручусь за вас, и напишите договор. За Стратона я поручусь. Сейчас же, торопись. Деревенских полно, углем тоже все набиваются.

Мчался Климка по заводской улице, одной рукой поддерживал штаны, которые плохо держались, другой — бок. В нем начало сосать от бега. Влетел в избу:

— Дедушка Стратон, где ты?

— Тише, дурной, спит дедушка, — зашикала сестренка Олька.

— Спит, где?

— Не велел он будить, с рыбалки только пришел.

— Где спит, спрашиваю, говори.

— Не велел, рассердится.

— Не рассердится. Торопиться надо… ну?

— Не скажу.

— Сам найду.

Климка полез на полати, в клеть и нашел Стратона в огороде. Раскинул он на траве свой армяк и спал. Солнце запуталось в длинных волосах, в серебряной бороде Стратона, пригрело старика.

— Дедушка, спишь?

Не шелохнулся Стратон, лежит, как камень-валун…

— Дедушка, вставай, работу я нашел, — Климка взял старика за руку.

Дрогнули у Стратона веки, поднялись и опять упали.

— Дедушка, скорее надо, разберут все подряды. — У Климки нетерпение, взял он старика за плечи, тормошит… — Вставай, в контору айда… Дедушка!

— А? Что? Кто здесь? — проснулся старик. — Ты, Климка, чего тебе?

— Работа нам есть, уголь готовить для домны. Пойдем, там ждет нас Буланов.

Слушал дед, протирал глаза — не сон ли это ему снится. Нет, перед ним стоит настоящий Климка в кожаной кепке, швыркает носом и торопится, рассказывает.

Понял дед, улыбнулся, зашевелилась от улыбки борода.

— Айда, коли так. — И оба заторопились в контору. Стратон от радости даже посох свой забыл, а не выходил без него уже много-много лет.

— Вот и наша безработица сгорела, — говорил Климка Стратону.

Шли они из заводской конторы, там заключили договор на поставку древесного угля к домне. Климка вел за собою старого заводского мерина, которого до гражданской войны звали Графчиком, а потом переименовали в Борца.

— Дедушка, я этого мерина давным-давно знаю. Его оставили в нашем заводе красные, когда воевали с белыми. С перегону и от опою обезножел конь, заболел. Долго он в заводской конюшне был, на ноги не мог подняться, то лежал на боку, то стоял на коленках. Скажешь: «Графчик»… Он заржет, повернет голову, подняться хочет, а не может. Недели через три поднялся, пустили его тогда на пустырь, на траву. Скоро он там пошел на поправку. Шугнешь его, он отбежит, другой раз и скоком.

Собралось нас ребят заводских много, и задумали мы Графчику дать новое имя, снять с него старорежимное.

Колька Бабкин говорит:

— Назовем его Колчаком.

А ему в ответ:

— Чем лучше Колчак Графчика? Тоже старорежимец.

— Ну, тогда Разверсткой.

Засмеялись все.

— Кобылу так можно назвать, а мерин — Разверстка — смешно.

Спорили долго, потом догадались назвать Борцом. И начали приучать мерина к новому имени. Взял его Колька Бабкин за челку и говорит:

— Ты теперь не Графчик, а Борец. Борец, Борец. Запомнил?

Ест мерин траву, мы ему кричим:

— Борец, иди сюда!

А он ест, как не слышит.

Тогда мы ему:

— Графчик, иди сюда!

Он заржет и подбежит. А Колька Бабкин бить и ругать его:

— Ах ты зверина старорежимная, ах ты четвероногая контрреволюция. Да я тебе ребра переломаю, оставлю меньше, чем у Адама… Борец ты!

Довели мерина до того, что он начал убегать от нас. А мы поймаем его, привяжем к березе и опять учить. Выучили ведь, стал понимать, что его зовут Борцом, и подбегать стал. Только и Графчика не мог забыть, так на оба имени и откликался. Сколько палок об него переломали, бичей исхлестали, а он не забывает, и шабаш…

Так и оставили двухименного…

— Борец! — позвал Климка.

Мерин заржал.

— Графчик!

И мерин опять заржал.

— Видишь, помнит.

— Конь ведь, не хватает у него разуму на ваши людские выдумки. Ты не бей его! — сказал дед.

— Что ты, дедушка. Теперь он наш, и никому не дам тронуть его.

Подписали Стратон и Климка с заводоуправлением такой договор.

Обязуются они каждый месяц поставлять заводу двести кулей угля. Лес будет давать завод из своей дачи. Дает завод им мерина Графчика (Борца) за пятьдесят рублей… и могут они платить за мерина в продолжение года.

Выдали Климке в заводском кооперативе книжку, может по ней брать товар в кредит.

— Вот она началась жизнь-то настоящая! — радовался Климка, радовались все в доме.

Мать в тот же вечер пошла с книжкой в кооператив и взяла в кредит Ольке красный платок, Климке кожаные рукавицы, а дедушке Стратону новую трубку и тюбик свежего табаку.