— Что это за немощное волшебство? — воскликнул жрец Ада.

Тени обступили собор. Они поднимались до самого потолка, распространяясь до самых стен, пока не осталось ничего, что могло бы осветить внутренности собора за исключением последних угольков умирающего огня.

А потом и они исчезли, и собор полностью погрузился в непроглядную темноту. Демоны начали выражать свою обеспокоенность.

— Владыка, поговорите с нами! — взывал один из них.

И другой: — Это испытание нашей веры?

— Я верую, Владыка.

Тысячи прошептали: — Да!

— Мы все веруем.

— Изгоните тьму, Владыка. Она ослепляет нас!

Крики толпы внезапно прекратились, когда в темноте за платформой сверкнула молния, а вместе с ней раздался голос, величественный и звучный.

— Кто осквернил святилище Мое? — спросил голос, и завеса тьмы поднялась.

Освещенная фигура обнаженного Люцифера зависла в воздухе. Зрелище было необычайное. Гарри с удивлением увидел, что теперь, когда Король Ада больше не сидел согбенным и сломленным, он, стоя в полный рост, возвышался на восемь с лишним футов.

Анатомия Люцифера была человеческой, но в его пропорциях были едва различимые отличия, придававшие ему исключительный, присущий только ему, облик. Конечности его длинны, как и шея с носом, на редкость широкий лоб, нетронутый ни единой морщиной сомнений. Его гениталии были необычайного размера, глаза — необычайного голубого цвета, кожа — необычайно бледной. Его волосы были столь коротко острижены, что их почти не было видно, однако казалось, будто они люминесцируют, как и легкая поросль на лице и шее, а также волосы, разросшиеся на груди и животе и особенно пышно в паху.

Ни единая душа не осмелилась заговорить. На этот раз, представлялось, что даже пламя, пылающее в соборе, замерло в молчаливом ожидании, пока Люцифер произнесет свои следующие слова. Когда это наконец произошло, из его горла вырвался свет и осветил облачко тумана, переносившего его слова.

— Я был наилюбимейшим Господа Бога Иеговы, — произнося это, он развел руки в стороны, являя себя собравшимся. — Но я был низвергнут и лишен любящего присутствия моего отца, потому что я был слишком горд и слишком амбициозен. Его отсутствие стало моим наказанием, наказанием на столько суровым, что моя душа не могла вынести его. Хотя я пытался, но горе было слишком велико. Я хотел положить конец жизни, данную мне моим Создателем. Я хотел навсегда избавиться от бытия и знания, являвшиеся частью страдания. И я умер для этой жизни. Я освободился. Упокоен с миром от своей собственной руки в гробнице под собором, который я построил на краю Ада… Его голос смягчился, когда он заговорил о своей свободе, постепенно стихая до едва слышимого шепота. А затем, тишину разорвал рев ярости:

— НО СМЕРТЬ ОТВЕРГЛА МЕНЯ! Я ПРОСЫПАЮСЬ НАГИМ, В ЗАПУСТЕНИИ МОЕГО РАЗРУШЕННОГО СКЛЕПА! В МОЕМ СВЯТИЛИЩЕ, ГДЕ Я ДОЛЖЕН БЫЛ ПРЕБЫВАТЬ ЭПОХИ В ОБЪЯТИЯХ ТИШИНЫ, Я ОБНАРУЖИВАЮ ТОЛПУ, СМЕРДЯЩУЮ БЕЗУМИЕМ И УБИЙСТВОМ, УПИВАЮЩУЮСЯ КРОВАВОЙ ЯРОСТЬЮ… РАЗГРАБЛЯЮЩУЮ МОЕ МЕСТО ЗАБВЕНИЯ.

На мгновение он стих, позволив отголоскам своего справедливого гнева, казалось, разносившимся несколько минут, утихнуть. Когда он заговорил снова, голос его был не громким, однако каждый слог отозвался в черепах всех присутствующих.

— Почему я наг? — спросил Падший, мгновенно поворачиваясь лицом к жрецу Ада, облаченному в доспехи Дьявола. Сенобит ничего не ответил. Дьявол улыбнулся. Он повторил вопрос тоном, источавшим елейное искушение. — Почему я наг?

Гарри наблюдал за происходящим из своего укрытия, сдерживая побуждение моргнуть.

— Давай, — прошептал он так тихо, что даже Норма, стоявшая рядом с ним, сжимая его руку, не расслышала. — Убей ублюдка!

Жрец заговорил

— Мой Король, вы были мертвы, — сказал жрец Ада. — Я пришел за Вами. Вся моя жизнь была…

—... подготовкой к тому моменту, когда мы встретимся, — закончил Люцифер.

— Да.

— Даже смерть не может спасти меня от этой пытки повторения.

— Мой повелитель?

— Я уже слышал эту историю. Я уже видел тебя. Я уже видел всех вас! В бесчисленных воплощениях! — прокричал Дьявол толпе, внимательно следившей за каждым его движением. Когда он заговорил снова, речь его была медленной и неторопливой. — Я больше этого не хочу.

Произнося последнюю фразу, он поднялся в воздух и потянулся к жрецу Ада. Но доспехи, которые он некогда носил, теперь сменили верноподданство и отреагировали на приближение Люцифера, выпустив защитные световые нити, поражавшие, разматываясь, новообретенного врага.

В мгновение ока страх Сенобита испарился. Броня приняла его в качестве своего владельца, его магия была бесконечно сильнее, чем когда-либо, а Дьявол стоял перед ним, обнаженный и потускневший. Война еще не закончилась. Победитель еще не определен. Жрец Ада сделал глубокий вдох, а затем произнес роковое заклинание призыва Восьмого Орудия:

— Уз … Ях … Ай … Аль … Ак … Ки … Ут … Ту … Ут … Ту … Йех … Маз … Аз … А … Ях … Нех … Арк … Бей … Еэ … Ут … Ту.

Едва поток звуков иссяк, как мощь, заключенная в них, вырвалась на свободу, порождая смрад, зловоние жизни и смерти, сливающиеся в одну чудовищную реку разумной густоты, в которой секреты зарождения мира и, без сомнения, секреты его конца закружились вместе в едином соблазнительном ликере. Все поветрия — истребители планет были здесь, кружили в воздухе вокруг его головы — как и их противосредства, если бы у кого-нибудь хватило терпения выделить их из ядовитой массы безумств и болезней. Именно этого желал жрец Ада, и он погрузил руки по запястье в Иной Гумус.

Гумус откликнулся мгновенно, не только обволакивая его снаружи, но и безболезненно торя стезю добродетели в его плоть, кости и костный мозг, так что вязкая субстанция завладела им. Только когда она поднялась по позвоночнику и начала закачивать свою сильнодействующую материю ему в голову, он испытал приступ беспокойства. Наполнить этой первобытной мощью свои конечности, сердце и живот — одно дело; заполнить ею свой мозг, над которым он всегда властвовал безраздельно, тем самым отказывая себе в возможности побаловаться даже ничтожным количеством веществ, изменяющих сознание для сохранения ясности мысли, — не столь приятно. Субстанция, казалось, почувствовала его кратковременное сопротивление и, прежде чем он смог воспротивиться, полностью затопила его голову.

Он издал единичный хрип, и его тело, все еще удерживаемое в воздухе элитарной броней, окаменело. Затем жрец ада начал медленно подниматься, переходя в горизонтальное положение лицом вниз. По мере вращения, идеальная симметрия его покрытого шрамами лица разрушалась образованием новых вен, продирающим себе путь по его лицу, усеянному гвоздями — магия, призванная им, вырезала в его неприспособленном для подобных новообразований теле силовые каналы. Она не только сформировала новые вены на его лице, но и хлынула по мышцам под доспехами Люцифера, заставляя их наливаться силой, пока ангельский панцирь не заскрипел под давления его растущего тела.

Все это — от произнесения заклинания до его новой ориентации в воздухе, — заняло сущие секунды, в течение которых глаза жреца оставались закрытыми. Когда действо подошло к концу, Люцифер заговорил.

— У тебя есть что ещё сказать?

— Только это, — ответил жрец Ада, открывая глаза, и в его перетянутых венами руках возникли два изогнутых клинка — проделки его новообретенной силы. Затем Жрец набросился на бывшего Короля Ада, и оба титана выдали карт-бланш своей нераскаявшейся ярости.

Характер сражения, развернувшегося внутри собора, изменялся несколько раз. Битва меж демонами, кажется не знавшими и не беспокоящимися на чьей они стороне, теперь трансформировался в кровопролитие, перешедшее, несомненно, в финальную фазу, когда два главных действующих лица кружили друг вокруг друга высоко над головами демонов-мутантов, а каждое скрещивание их клинков сопровождалось выбросом волн пылающего воздуха.