— Лично я, — продолжал Настоятель, — приказал бы казнить тебя. Но окончательный приговор остается за Непоглощаемым…

— …и я не вижу необходимости в казни, — ответил Непоглощаемый. — Ты больше никогда не ступишь на территорию монастыря. Твои вещи конфискуются. А ты изгоняешься в Канаву. И меня не волнует, что будет с тобой.

— Спасибо, — сказал Жрец Ада.

Он поклонился, развернулся и направился к сводчатый проход. Не произнеся ни слова, он и его слуга вышли из палаты и начали долгий спуск.

У Кэза не было фиксированного рабочего графика, но в нише кирпичной кладки рядом с входной дверью был спрятан звонок экстренной связи, о котором знала лишь избранная группа людей. Именно им сейчас и воспользовался Гарри. Из переговорного устройства шумела статикой, потом сказали:

— Кэза сейчас дома нет.

— Это Д'Амур. Впустите.

— Кто?

— Гарри. Д'Амур.

— Кто?

Гарри вздохнул. — Гарольд.

Шестьдесят секунд спустя Гарри сидел на мягком диване Кэза, полностью занимавшем четверть его гостиной. Другая значительная часть комнаты была занята книгами с закладками. Интересующие его темы вряд ли могли быть более разноплановыми: судебная патологоанатомия, жизнь Германа Мелвилла, франко-прусская война, мексиканский фольклор, убийство Пазолини, автопортреты Мэпплторпа, тюрьмы Луизианы, сербохорватские кукольники — итак далее и тому подобное, башни из книг выглядели словно крупный мегаполис, обозреваемый с высоты птичьего полета. Гарри знал правила обращения с книгами. Можно было выбрать что-нибудь из стопок и пролистать, но потом книгу необходимо было вернуть на то же самое место. Их можно было даже одолжить, но цена за нарушение срока возврата всегда была чем-то пренеприятным.

Из всех людей, коих Гарри когда-либо называл своими друзьями, Кэз точно был самым потрясающим. Он был ростом шесть футов шесть дюймов, его тело представляло собой массу поджарых, покрытых татуировками мускулов, значительная часть которых была сделана в Японии мастером, обучившим Кэза своему ремеслу. Кэз носил плащ из цветных чернил, не укрывавший только его шею, запястья и лодыжки, темы татуировок представляли собой сборник классических японских сюжетов: на его спине самурай сошелся в рукопашной схватке с демоном в залитой дождем бамбуковой роще; два дракона поднимались по его ногам, оплетая своими языками его член по всей длине. Он был лыс и начисто выбрит, и если бы кто-нибудь заметил его, выходящим из бара в два часа ночи без рубашки и покрытым потом, он бы предпочел сойти на проезжую часть, чем оказаться у него на пути на тротуаре.

Определенно его фигура была устрашающей. Но одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы изменить мнение. Для него всё являлось источником восхищения, и как результат, его глаза лучились бесподобной добротой. Кэз постоянно улыбался или хохотал, единственным существенным исключением была та часть его дня, которую он проводил, набивая картинки и слова на телах других людей.

— Гарольд, мужик, у тебя серьезный вид, — сказал Кэз Гарри, используя прозвище, каким Гарри разрешил ему называть себя и только ему. — Что тебя беспокоит?

— Если ты хочешь услышать ответ, то сначала мне нужно выпить.

В своем маленьком офисе Кэз приготовил свое фирменное (ликер "Бенедиктин" с щепоткой кокаина), а Гарри рассказал ему все, что произошло до сих пор, каждую чертову деталь, иногда упоминая более ранних стычках.

— …а потом эта фигня с Нормой, — сказал он Кэзу. — Я имею в виду, они поимели нас обоих, понимаешь? Как нас обоих смогли одурачить? Я редко видел ее испуганной, Кэз, может быть, дважды за всю жизнь, но никогда на столько. Она прячется в какой-то дерьмовой дыре, потому что боится того, что идет за ней.

— Ну, приятель, мы можем вытащить ее оттуда сегодня вечером, если хочешь. Привезем ее сюда. Устроим её с комфортом. Она будет в безопасности.

— Нет. Я знаю — они следят.

— Тогда они, должно быть, держатся на расстоянии, — сказал Кэз, — потому что у меня ни одна не шевельнулась.

Он развернул ладони, где были набиты две сигнальные сигилы, образующие единое целое, его бывшим сексуальным партнером (прим. не понял какого пола) в Балтиморе.

— Я тоже ничего не почувствовал, — согласился Гарри. — Но это может означать, что они поумнели. Может быть, они запускают какой-то сигнал помех, ну знаешь, чтобы блокировать нашу сигнализацию. Они не дураки.

— Ну и мы не промах, — Сказал Кэз. — Мы доставим ее в безопасное место. Куда-нибудь… — он запнулся, и на его лице появилась фирменная ухмылка —… в Бруклине.

— Бруклин?

— Поверь мне, я знаю нужного человека. Я сейчас поеду туда. А ты возвращайся к Норме. Я позвоню тебе, когда все подготовлю.

— У меня нет телефона, — сказал Гарри. — Потерял в руинах.

— Понятно, — ответил Кэз. — Я постучу. Есть идеи, сколько тварей за вами гонится?

Гарри пожал плечами. — Нет. — Без понятия. Я даже не могу понять, почему именно сейчас. Я никогда не менял офис. А она занималась своим делом в одной и той же квартире на протяжении всех этих лет. И раньше никогда не было никаких проблем со стороны Преисподней. Как ты думаешь, чего они хотят?

— Тебя. — ответил Кэз. — Просто и понятно.

— Что? спросил Гарри. — Нет. Если бы им нужен был я, они бы пришли за мной. Христос знает — они делают это достаточно часто.

— Ага, — сказал Кэз. — Но они всегда лажают.

Гарри вернулся в секс-клуб, располагавшийся подвале, и застал Норму за разговором с призраком, которого она представила Гарри как МакНил «Гвоздье», который пришел не в поисках Нормы, а забрел забавы ради, чтобы освежить в памяти свое любимое поле деятельности.

— Он любил быть распятым на летнее и зимнее солнцестояние, — сказала Норма Гарри. Потом Норма слушала, что ещё хотело добавить к этому невидимая сущность. — Он говорит, что тебе следует попробовать, Гарри. Распятие и хороший минет. Рай на Земле.

— Спасибо, Гвоздье, — ответил Гарри. — Думаю, что ограничусь доброй старой мастурбацией. На этой ноте, пока мы ждем Кэза, я собираюсь поспать пару часов на соседней сцене. Без сомнения, на ней прошли многие лучшие часы мистера МакНила.

— Он говорит: — Приятных сновидений.

— Об этом не может быть и речи, но спасибо за заботу. Норма, я принес кое-какой еды и подушку, и немного бренди.

— Бог ты мой, Гарри. Тебе не стоило так утруждаться. И тем более ты не обязан оставаться. Я в полном порядке.

— Сделай одолжение.

Норма улыбнулась. — Мы не будем говорить громко, — сказала она.

«Это самое важное, — подумал Гарри, бросая подушку на сцену, готовясь заснуть под крестом на досках, которые, без сомнения, видели свою долю физиологических жидкостей. — Вероятно, в этом есть что-то важное, — с трудом подумал он, но он чертовски устал, чтобы дальше развивать эту мысль. Сон быстро сморил его, и, несмотря на пожелание Гвоздья МакНила спокойной ночи, сон Гарри, хотя только и один, не был приятным. Ему снилось, что он сидит на заднем сиденье такси, которое привезло его сюда, только знакомые улицы Нью-Йорка являли собой почти абсолютную пустошь, а его водитель, озабоченный тем, что их преследует, повторял снова и снова: — Что бы ты ни делал, не оглядывайся назад.

Жрец Ада покинул крепость и вышел из города, не произнеся ни единого слова, Феликссон следовал по его стопам. Только когда они, наконец, достигли порога монастыря, Жрец Ада заговорил.

— Видишь ту рощу в миле слева от нас?

— Да.

— Иди туда и жди. Я приду за тобой.

Они расстались, как только прошли через ворота. При идеальных обстоятельствах Жрец Ада занимался бы своими делами в более неторопливом темпе, чем тот, которого он теперь вынужден был придерживаться. Но после многолетних приготовлений он был готов выдвигаться, и было облегчением наконец приступить к этому грязному делу. Благодаря Непоглощаемого, он был искренен.