— Я обойдусь, — мягко сказала Тхюи и положила деньги обратно в кошелек. — Я возьму эти деньги, если не найду иного выхода. Завтра все решится.
И Тхюи принялась убирать стол, так как посетители уже разошлись. На столе валялись крошки, громоздились тарелки и пиалы. Стулья стояли как попало, зацепившись друг за друга ножками. Тхюи прибиралась тихонько, стараясь не шуметь. Ей не хотелось, чтобы даже легкий шум, даже еле слышный стук палочек для еды напомнили тетушке Нам о ее присутствии — она боялась продолжения разговора, который причинял ей боль.
На краю стола, придвинутого к стене, она заметила какой-то темно-коричневый предмет. В сумерках она его не сразу разглядела. Положив на стол засаленную тряпку, Тхюи протянула руку — это был толстый кожаный кошелек.
Тхюи раскрыла кошелек и увидела разноцветные купюры: розовые, голубые, белые… Она вздрогнула, на минуту замерла и тут же закрыла кошелек. Потом тихонько окликнула тетушку Нам, не надеясь, что та ее услышит. И точно — тетушка возится у раскаленной плиты, что-то рубит. Ее рука мерно движется, проворно взмахивая острым ножом…
Тхюи смотрит на кошелек, туго набитый деньгами. Его оставил кто-то из посетителей харчевни. Деньги… Деньги, ради которых она трудится в поте лица, деньги, из-за которых она не знает покоя и вынесла столько мук. Деньги… Из-за денег ей пришлось жить в людях, из-за денег ее жизнь оказалась искалеченной. Деньги! Из-за того, что у нее нет денег, никак не поправляется братишка Ты, ей не на что его кормить, не на что купить ему лекарства. Из-за того, что у нее нет этих проклятых денег, Ты может умереть. Всю жизнь ее преследует вечное безденежье и вдруг…
Вот они деньги, которые так нужны тебе, Тхюи! Бери их, ведь они теперь ничьи.
От этой мысли у Тхюи по спине поползли мурашки, все тело словно налилось тяжестью, в ногах появилась слабость… Но вот ей показалось, будто чья-то рука легла ей на плечо, потрясла, сердито напоминая о чем-то. Нет! Она не может себе этого позволить! Ведь тогда окажется, что Ким была права, когда говорила, что из-за бедности даже самые честные люди могут потерять совесть и рассудок. Нет, она должна быть выше этой мерзости, пусть ей приходится зарабатывать деньги потом и кровью, пусть она расплачивается за все страданиями и горючими слезами — это лучше, чем пойти на подлость и оказаться недостойной своего отца, своей матери. Она вспомнила свои собственные слова: «Я привыкла терпеть лишения из-за бедности, но я не способна воровать». Нет, она не способна на такую низость.
Но… разве это можно считать воровством? Ведь кошелек утерян! Она здесь ни при чем!
Что за наваждение! Откуда эти подлые мыслишки!
И все-таки, какая же это низость? Мысли ее смешались. Ведь и раньше бывали моменты, когда ее охватывало отчаяние и ей казалось, что она способна не просто совершить кражу, она готова убить, ограбить, пойти на преступление. Сегодня, когда она бродила под палящим солнцем, в безуспешных поисках работы, проходя мимо ювелирного магазина, она машинально взглянула на витрину. Огромная витрина с подсветкой из множества крошечных электрических лампочек, где сверкали золотые украшения, ожерелья из драгоценных камней… В это время дня покупателей в магазине не было. В плетеном кресле сидела женщина, по всей вероятности владелица магазина, которая присматривала за товаром. Она запрокинула голову с модной пышной прической на спинку кресла, глаза ее сонно уставились в одну точку, под розовой блузкой угадывалось щуплое тело. Тхюи тогда пришла в голову страшная мысль: такую ничего не стоит прихлопнуть куском кирпича — ведь может кирпич свалиться откуда-нибудь, — либо створкой окна, распахнувшегося от порыва ветра, а может, для такого тщедушного существа достаточно просто крепкой затрещины, наподобие тех, которыми ее так щедро награждала жена капитана Хюйена. Эта худая, слабая на вид женщина стережет груду драгоценностей, в то время как ей, Тхюи, так нужны деньги — совсем небольшая сумма на лекарство для больного братишки, ей так нужна хоть какая-нибудь работа, чтобы выкарабкаться из бедственного положения! Но удача, видно, обходит ее стороной, и некуда ей податься. Почему бы этой богачке не поделиться с ней самой малостью? Если бы она, Тхюи, могла пробраться за эту витрину и взять хотя бы одну вещицу — ей хватило бы денег, чтобы избавиться от навалившихся на нее и ее братишку напастей. Ну почему у нее такой характер, почему она не способна на нечестные поступки, как другие! Сколько раз бродила она в поисках работы по этим фешенебельным кварталам, сколько раз проходила мимо ювелирных магазинов, и великолепие витрин вызывало у нее озлобление. Какие только мысли не приходили ей в голову, когда она плелась по раскаленным от солнца тротуарам… И почему только она не способна взять чужое? Стало быть, она должна покориться судьбе? И ей суждено лишь проходить мимо этих роскошных витрин? Или все-таки… О небо! Тхюи вскрикнула и, закрыв лицо руками, бросилась прочь от соблазна. Скорей! Надо бежать отсюда, бежать подальше, чтобы избавиться от этих подлых, недостойных мыслишек. Бежать… Больше ей ничего не остается… Тхюи мчалась по улице. Ее волосы разметались, сердце бешено колотилось, словно хотело вырваться из груди. Одежда взмокла от пота, ей было нестерпимо жарко, но она продолжала бежать, вызывая недоумение прохожих, которые бросали на нее удивленные взгляды и спешили посторониться…
Нет, нельзя допустить, чтобы обидные слова Ким оказались правдой. Нет, Тхюи, ты этого не допустишь!
— Тетушка Нам! — снова позвала Тхюи голосом, полным отчаяния. От этого голоса Ты вздрогнул, а тетушка Нам резко обернулась. Этот отчаянный крик словно разом помог ей выпутаться из сплетенной ею же самой сети недостойных мыслей. Тхюи почувствовала, как с нее сваливается страшная тяжесть. Поскорее сбросить с себя эту тяжесть, поскорее избавиться от чужого кошелька, набитого чужими деньгами. Ведь так поступил бы ее отец, так поступила бы и ее мать. С именем отца и матери для нее, Тхюи, связано все самое чистое, самое честное. Она с детства усвоила: присваивать себе чужое, не заработанное собственным трудом, мерзко, подло, это оскорбляет имя ее отца и имя матери, это все равно, что отказаться от них…
Тхюи прошла между стульев, зажав в руке кошелек, и протянула его тетушке Нам.
— Что это? — спросила тетушка.
— Кто-то оставил кошелек на столе!
Тетушка оторвалась от своего дела — она резала зеленый лук — и посмотрела на кошелек, который Тхюи держала в руке. Тетушка Нам взяла кошелек, и глаза ее потеплели, она посмотрела на Тхюи долгим ласковым взглядом. Так вот она какая, эта девчонка! Тетушка на секунду задумалась, пробормотала: «Тхюи…», словно разговаривая сама с собой. Низкий потолок — крыша из куска жести проржавела в одном углу, — вот уже месяц, как тетушка Нам собиралась ее починить — вдруг показался тетушке не таким низким, каморка вдруг словно стала светлее и просторнее. Тетушка залюбовалась длинными волосами Тхюи, струившимися по спине. Какие у нее великолепные волосы, просто загляденье… А девушка, совершенно успокоившись, вопросительно смотрела на тетушку Нам — та словно забыла, что держит в руке кошелек. Наконец тетушка утерла полой платья капли пота, выступившие на лбу и подбородке, затем долго протирала глаза. Тхюи заметила, что глаза у тетушки красные.
В это время снаружи раздался негромкий стук. Тетушка Нам и Тхюи разом обернулись. А, это вернулся один из сегодняшних посетителей харчевни, прежде он никогда у них не бывал. Тхюи ощутила какое-то странное волнение, какое-то непонятное, тревожное чувство.
Посетитель с выражением озабоченности и растерянности на лице с минуту потоптался на месте, потом решительно направился к тетушке Нам. Его рубашка на спине и плечах была мокрой от пота, верхние пуговицы были расстегнуты, вид у него был взволнованный и расстроенный.
Тхюи продолжала убирать со стола. «О мамочка, еще немного — и твоя дочь превратилась бы в дрянную тварь!»
А посетитель между тем шумно благодарил тетушку Нам, стоя в ее крохотной кухоньке… Тетушка Нам окликнула Тхюи, и та еле слышно отозвалась, продолжая убирать со стола.
