— А еще я хочу стать шофером. Вот вырасту и выучусь на шофера. Закончу школу второй ступени и выучусь на шофера, — пробормотал Ты.

Он сконфуженно засмеялся и замотал головой, перебирая книги и тетради, чтобы скрыть свое смущение. Ведь он впервые сказал сестре о своей заветной тайной мечте.

Делая на рубашке брата ровную строчку, чтобы она стала немного наряднее, Тхюи время от времени отрывалась от шитья и обмахивала веером брата, а потом опять склонялась над шитьем. Хотя ее жизнь была полна лишений, она казалась ей вполне сносной — ведь она жила вместе с братом; Ты имел возможность ходить в школу, учился читать и считать: сбывалась давняя мечта Тхюи, и в этом была ее радость.

Помнится, когда Тхюи жила в доме капитана Хюйена, хозяйских детей отвозили в школу на машине. По вечерам они вечно что-нибудь выклянчивали у родителей. Тхюи купала их перед сном, стирала их одежду и при этом всегда вспоминала про своего братишку. Ее разлучили с ним тогда, и она не могла о нем больше заботиться. Да и вообще много ли он видел заботы? Разве что до двух лет, когда они еще жили с матерью… А потом маму арестовали, Тхюи стала работать в чужом доме. Ты остался с тетушкой Зьеу. Тетушка чуть свет, взвалив на плечо коромысло, уходила из дому, оставив для Ты две пиалы риса, сложенные вместе. Мальчик ел, когда ему хотелось, добавляя в рис немного соли. Только поздно вечером возвращалась тетушка Зьеу и готовила горячий ужин. Если тетушка была здорова и вспоминала, что мальчик давно не мыт, она купала его, но чаще забывала об этом. После еды мальчика никто не умывал — он так и ложился спать на кучу драных циновок и драных мешков с перепачканным лицом и неутертым носом. Когда он просыпался, тетушки уже не было дома. Уходя, она оставляла дверь полуоткрытой, лишь слегка привязав ее веревочкой из бананового волокна.

Смачивая в теплой воде носовой платок и утирая физиономии хозяйских детей, Тхюи иногда думала: «Вот если бы сейчас на их месте был мой братик Ты…

А теперь братишка с нею, она заботится о нем. Чего еще желать? В те дни, когда в магазине было много покупателей, Тхюи вертелась как белка в колесе. Одному нужно показать товар, другому нужно подобрать по вкусу одежду, третьему — обувь, надо успевать пересчитать деньги, не выходить из себя, когда покупатели торгуются, грубят, ведут себя высокомерно или даже нагло… Тхюи снует, как ткацкий челнок, стараясь угодить покупателям, чтобы мадам Жаклин выручила побольше денег. Иногда, простояв за прилавком полдня, она вконец выбивалась из сил. И тогда она думала о братишке — это служило ей поддержкой. Она представляла, что мальчик в это время занимается в школе, вспоминала, как они по вечерам сидят рядышком: Ты делает уроки, а она, Тхюи, наблюдает за ним. Она старалась запомнить все его милые привычки, жесты, детские рассуждения. У братишки была симпатичная, милая мордашка. «Вот сейчас он, наверное, сидит за столом, как всегда, сидит прямо, лишь слегка наклонив голову, и внимательно смотрит в книжку… А может быть, весело шутит со своими сверстниками, он так мило смеется, показывая ровные остренькие белые зубки, и его длинные ресницы при этом чуть подрагивают… Как хорошо он смеется…»

Однажды Ты перестал писать, поднял голову и неожиданно спросил:

— Сестричка Тхюи, а где наша мама?

Вопрос брата застал Тхюи врасплох. Ее охватило щемящее чувство. Уже давно она не слышала слово «мама» из уст братишки. Сама она старалась не подавать виду, что тоскует по матери, и никогда не заводила разговора о родителях. Каждый раз, когда другие произносили слово «мама», на душе у нее становилось тоскливо, она снова и снова вспоминала, как виделась с матерью в последний раз. Лицо у матери было опухшее, со следами запекшейся крови. Тхюи навсегда запомнила ее слова: «Постарайся приучаться к работе, помогай тетушке растить братика». Тхюи никогда не забудет ни этих слов, ни слез на глазах матери.

Тхюи отложила шитье и серьезно посмотрела в глаза брата.

— Маму арестовали и увезли, когда ты был еще совсем маленьким.

— А куда ее увезли?

— На Пуло-Кондор.

— Где это?

— Где находится Пуло-Кондор? Я толком и сама не знаю, но я слышала про этот остров от людей.

— А что там делает мама? Почему мою маму арестовали, а других мам нет?..

Тхюи не знала, что ответить брату. Она растерянно молчала, а Ты между тем не унимался:

— У всех ребят, с которыми я учусь, есть мамы, по утрам они провожают их в школу и встречают после уроков…

Тхюи не могла ответить на вопрос брата, потому что она и в самом деле не знала, где находится этот Пуло-Кондор, не знала, что там делается с мамой, не знала даже, жива ли она. Тхюи также не знала толком, почему их маму арестовали, а других — нет. Иногда она думала: возможно, ее арестовали из-за того, что их отец ушел в Северный Вьетнам, а здесь, на Юге, солдатня и полиция беснуются при одном упоминании о Северном Вьетнаме. Капитан Хюйен, например, даже слышать не хотел о ее матери, запретил Тхюи надевать мамино платье.

Так и не дождавшись ответа, Ты снова склонился над тетрадкой и, загибая пальчики, забормотал: «Пять, шесть, семь». А Тхюи еще ниже склонилась над своим шитьем, чтобы скрыть волнение. Материя шуршала под ее рукой. Нужен еще один вечерок, чтобы пришить пуговицы, прометать петли — и новое платье будет готово. Стежки стали ложиться неровно — у Тхюи глаза слипались от усталости, в них рябило от пестрой ткани модной расцветки, от ярких абстрактных мазков и разводов. Часы в доме пробили девять.

Тхюи положила почти законченное платье на кровать и сказала брату:

— Ложись-ка спать!

Ты послушно сложил книжки и тетради. Тхюи приготовила постель, прикрутила керосиновую лампу и поставила ее в угол. «В самом деле, где этот Пуло-Кондор, — подумала она, — и за что арестовали маму». От лампы исходил тусклый свет. «Почему я не спросила у Кхиета, где находится этот остров?» В темном углу заскреблась мышь. В маленькой каморке под лестницей было нестерпимо душно. Тхюи снова подумала: «Кхиет наверняка знает, где находится этот Пуло-Кондор».

А в это самое время в кафе на той же улице мальчишка примерно такого же возраста, что и Ты, слушая громкую, зажигательную музыку и прихлебывая черный кофе, с нетерпением поглядывал на дверь, явно дожидаясь кого-то.

Наконец в кафе ввалилось несколько парней, среди которых был и тот, кого ждал мальчишка, лицо его сразу просветлело, он негромко свистнул.

Пройдя мимо пустых столиков, один из вошедших направился прямо к тому месту, где сидел мальчишка, отодвинул стул и уселся напротив. Это был не кто иной, как Фат, а мальчик — Тай, который с нетерпением ждал прихода брата.

Тай огляделся по сторонам и тихо сказал:

— Все точно так, как ты думал. Ну и молодчина же ты! Отец отдал их вчера мамаше перед тем, как уехать в Сайгон. Мать сказала, что это подарок от отца ко дню ее рождения, причем такой роскошный подарок она получила от него второй раз в жизни: первый раз это было в день свадьбы. Будь уверен: вещь действительно стоящая! — Тай причмокнул от удовольствия, отодвинул стакан с кофе и понизил голос: — В золотую цепочку с ключиком от музыкального замочка вставлены алмазы, цепочка сантиметров пять, а на золотом замочке — украшения в виде иероглифов, сами часы в форме птички, которая держит в клюве бриллиант.

Тай облокотился обеими руками о стол и деловито сказал:

— Но имей в виду: мамаша не расстается с ними. Она говорит, что эти часы стоят дороже, чем двадцать пять других часов!

Фат поддакнул:

— Да они стоят не меньше двухсот тысяч пиастров!

Тай восхищенно воскликнул:

— Это точно, никак не меньше! — И, нервно передернув плечами, добавил: — Половина — мне. Идет?

Фат сделал предостерегающий жест:

— Да потише ты! Ты еще маленький. Зачем тебе так много? — Фат сказал это совсем тихо, потому что к их столику приблизился бой с подносом.

Но Тай, угрожающе вытаращив глаза, сказал:

— Похоже, вы, господин, меня ни в грош не ставите. Можно и отказаться от этой затеи, но справитесь ли вы с этим делом без меня?