Я вообще не знал, как будет «таблетка» по-английски.
Парень в очках выколупал из блистера черные кружочки угля и с сомнением на них уставился. Его ладонь, на которой лежали медикаменты, подрагивала, лоб покрылся испариной. Я протянул страдальцу пластиковую бутылку с водой, и он с решительным видом сунул таблетки в рот и запил их — прямо как в американском кино. Разве что мужественно прожевать не вышло — подавился, закашлялся, вода с углем пошла у него носом… Ну, весь фарш в общем. Классика.
— Спасибо большое! Меня зовут Стив, я писатель, — сказал он, вытираясь от угольно-водной жижи рукавом и откашливаясь. — Можно я тут посижу? Мэгги попытается затащить меня в постель, но мне не нравится Мэгги… Я вообще-то женатый человек!
— Стив? Стивен? — очумело уставился на него я. — Охренеть. Вы из Мэна?
— Э-э-э-э… — будущий король ужаса смотрел на меня с опаской. — Да, да, Стивен, из штата Мэн.
— Меня Гера зовут. Герман Белозор, из Беларуси.Я не то чтобы ваш фанат, но дико уважаю ваше творчество и талант признаю целиком и полностью, а работоспособностью искренне восторгаюсь.
— Белозор? Работоспособностью? — Стивен потер виски. — Это ведь вы тот советский парень, который написал бестселлер за два месяца?
— О-о-о, вы можете мне поверить — вы напишете роман за десять дней. От него все сойдут с ума, — я присел рядом с ним. — Вас ждет великое писательское будущее. Только не покупайте себе тот дебильный стол и проводите больше времени с семьей.
— Ого! Это — предсказание грядущего? — его даже трясти меньше стало, а взгляд за очками так и засверкал.
Наверное, работало великое лекарство Плацебо. Ну как же: сожрал пачку секретных советских таблеток, они же совершенно точно помогают! Школьная медсестра так могла от чего угодно вылечить, даже от бубонной чумы, запросто.
В бунгало что-то загрохотало и откуда-то изнутри нашего обиталища на порог выбрался пан Анджей и на хорошем английском заявил:
— Товарищ Белозор вообще — личность легендарная. Говорят, он личный экстрасенс Машерова. Говорят, он уговорил Ахмад-шаха Масуда заключить мир с советским правительством, поймал с помощью своих сверхъестественных способностей дюжину маньяков-садистов и сотню коррумпированых партийных сановников. А еще — именно он виновен в массовых репрессиях, которые сейчас проходят в СССР.
— Ого, — сказал я. — Кто говорит?
— Все говорят, — глянул мне прямо в глаза поляк.
— Пусть говорят, пусть говорят, пусть говорят… — я отмахнулся, про себя поминая одного говорливого тёзку моего собеседника, из будущего.
Стивен переводил взгляд с меня на поляка и обратно, а потом протянул руку открытой лаоднью вверх:
— В конце концов, мистер Белозор… Камрад Белозор, почему бы и нет? Расскажите, что меня ждет?
— В конце концов, — сказал я. — Почему бы и нет, Стивен?
Если удастся вправить мозги и дать шанс этому почти гению соскочить с наркотиков на несколько лет раньше — это будет победа, а? Тем более, как показало время — качество его книг и употребление разных вредных веществ никак не связаны. А если он может писать круто и при этом не гробить свое здоровье — то я просто обязан попробовать! Вот бы он еще и о геополитике научился судить не только по новостям из NBC и FoxNews и бредням мейнстримных медийщиков… Было бы вообще замечательно.
— Давайте свою руку, будущий король ужаса, — я ухватил Стива за ладонь. — Про мировой бестселлер за десять дней я уже говорил, или еще нет?
* * *
Это было бы и вправду интересно, такой формат проведения летней практики для юных словесников. Лингвистов? Филологов? Журналистов? Я на самом деле так и не понял, на каком факультете или отделении учились высадившиеся на Исла де Мона ребята. В Университете Брауна с этим вообще было сложно: там имелось столько структурных подразделений, что черт ногу сломит. Даже целый факультет египтологии, каково?
Молодые, но уже матерые писатели из числа приглашенных гостей пробовали себя в роли шеф-редакторов: каждый из них набирал группу из нескольких человек (от трех до двадцати), и проводил что-то вроде мастер-класса. Цель у всех участников группы была одинаковой: написать рассказ по мотивам их путешествия из Флориды и пребывания на острове Мона. В конце лагерной смены предполагалось провести заседание жюри, члены которого — все те же писатели — должны были выбрать пять лучших рассказов, без права голосовать за своих подопечных.
Пан Анджей в этом плане был в привилегированном положении, если сравнивать со мной и Яхимом. Он играл на общих правилах — набрал группу любителей фэнтези и проводил с ними большую часть времени.
Яхим нашел общий язык с теми двумя блондинистыми девчонками, и я не знаю в каком жанре они писали, но постмодернизмом занимались много и часто, так что, похоже, рассказы у них будут с соответствующим возрастным рейтингом.
У Стивена отбоя не было от желающих: к этому времени он уже выпустил скандальную «Ярость» и «Дорожные работы», «Долгую прогулку» и еще несколько более-менее успешных романов, правда — под псевдонимом, но это никого не смущало. К нему в группу образовался целый конкурс, едва не дошло дело до драки — пришлось вмешиваться Валленштейну.
А мне достался единственный и неповторимый Акианатор Пакиратан. Нет, это не какой-то хитроумный прибор, и не киборг вроде Терминатора, и не компьютерная программа-Акинатор. Такое гордое имя носил один высокий и худой студент, американец индийского происхождения, из семьи мигрантов, который жутко фанател от русской культуры, обожал Достоевского, Толстого и Тургенева, неплохо понимал русский язык и понятно говорил по-английски. Вообще, индусы говорят по-английски гораздо понятнее британцев и янки. «Сидон плеазе» — чего тут непонятного-то?
Была, правда, одна проблема. Акианатору казалось, что он знал меня. И очень хотел мне понравится. Ах, да! Еще этот оригинальный парень был жутким антисоветчиком, и думал, что я — тоже.
— Вы такой смелый, товарищ Белозор! Работаете в центральной газете и не боитесь критиковать власть… — красивым жестом худой интеллигентной руки он приглаживал свои черные как смоль волнистые волосы, и смотрел на меня черными же горящими глазами.
— Мне разрешили, — коротко отвечал на такие эскапады я. — Меня даже попросили, можно сказать — уговаривали.
— Вот? Что? — обалдело пялился на меня Акианатор Пакиратан.
— Меня уговаривали критиковать недостатки советской системы и перегибы на местах.
— Ху? Кто? — акианаторские глаза становились похожими на соломинские — такие же обалдевшие.
— Высшее руководство Советского Союза.
— Хау? Как? — его привычка дублировать свою мысль по-русски и по-английски была довольно забавной. — Власть просила критиковать власть?
— Йес! — отвечал я. — Пять очков Гриффиндору!
— Вот? Что? — в общем, он шатался за мной по всему острову, и записывал что-то в своем блокнотике, бедолага.
Как я мог помочь ему с написанием литературного опуса — это была тайна покрытая мраком. Вообще не шуруплю в английской словесности, так что мне ничего не оставалось как самому собирать материал для статей. Когда еще на Карибы выберусь? Когда советские люди про эти самые Карибы почитают? Так что я, например, устроил пешую прогулку в десять километров на поиски развалин испанского форта времен эпохи колониализма, или — пытался выклянчить у Капитана Афроамерика и его береговых охранников металлоискатель, чтобы пуститься на поиски пиратского клада… Конечно тут должен быть пиратский клад, какие могут быть сомнения?
Ну и приставал к коллегам-писателям с просьбами об интервью. Польза от Акианатора, определенно, была: он за эти три дня много раз послужил мне за переводчика, так что если не металлоискатель, то кое-какой инструмент для доведения до ума бунгало мы у CoastGuard выклянчили.
— Скажите, товарищ Белозор, а вот вот в Daily Mail писали о том, что в Советском Союзе наблюдается постепенный переход реальной власти от партийных органов к советским, процессы либерализации и демократизации происходят во всех сферах общества… Модернизация, да? Вы как к этому относитесь? — Пакианатор потел, пыхтел, но тащил вместе со мной довольно приличную армейскую кровать из вагончика береговой охраны в наше обиталище.
