— Прошу прощения, мне надо отлучиться в мужскую комнату. Монастырская пища слишком груба для меня. Вам так же рекомендую не злоупотреблять, особенно предостерегаю от рыбной кулебяки.

С этими словами он отошёл с максимально допустимой этикетом скоростью. Пусть считают что у него сдали нервы и он сорвался на грубость.

Князь немного пофланировал по залу, перекидываясь вежливыми фразами с дамами и колкостями с мужчинами, и наконец, высмотрел неприметный уголок, до сих пор не занятый никем из тех тяготящихся обществом мизантропов, которые всегда присутствуют на любом балу. Этот угол залы был удобен тем, что на стене его висел особо древний и от того особо ценный гобелен. Судя по технике исполнения и изображенному сюжету — привезенный с запада еще до присоединения тех земель. Кирилл не смог удержаться от шпильки в адрес пожаловавших незваными Витеничей. Гобелен был военным трофеем, взятым у их предков его предками.

Гобелен изображал битву дружины Рароговичей с войском Витеничей. Хотя битва людей была чем — то вроде рамки, охватывающей небольшое пространство в нижней части гобелена. Основное полотно занимали пять магов. Двое с правой стороны, мечущие потоки огня и глыбы льда, с левой же трое мужчин разгоняли воздушные вихри и обрушивали на противника потоки воды.

— Забавная картинка, не так ли? — услышал князь тихий голос. Он обернулся, не переставая сжимать орден тишайшего, который активировал сразу как подошёл к гобелену и убедился, что на него никто не смотрит. Кроме него сейчас в углу никого не было видно.

— Я здесь.

В шаге от князя из воздуха материализовался мужчина средних лет с аккуратной чёрной с проседью бородкой.

— Вы чуть не наткнулись на меня когда вторглись в этот оазис спокойствия. Полагаю, вы так же как и я, искали уединения?

— Как вы увидели меня сквозь морок ордена Тишайшего?

— Сквозь морок я не увидел бы. Это очень сильное колдовство. Дело в том что я смотрел на вас до того как вы активировали орден. На прямо смотрящего подобные чары не действуют. Они не делают вас невидимым, лишь отводит взгляд.

Князь посмотрел на сжимаемый в руке орден.

— А вы разбираетесь в темной магии.

— Происхождение обязывает.

— Так вы тёмный?

— Вольдемар Прутский, барон Зехкендорф. К вашим услугам.

— Князь Павел Петрович Плечеев. Рад знакомству.

— Что ж, князь. Раз уж мы здесь оба оказались, и вы не намерены биться со мной за право занять сие убежище, давайте как — нибудь уживаться.

— Я не мизантроп, просто…

— Не стоит утруждать себя объяснениями, князь. Я поднаторел в искусстве оставаться невидимым на дворянских собраниях. Как я уже говорил, происхождение обязывает.

Князь понимающе кивнул. Темным с запада всегда жилось несладко, потому многие и покидали родовые поместья и шли на службу императору. Этот же тёмный, похоже, служил Витеничам. Не позавидуешь.

— Вы, должно быть, много наблюдали за аристократическими балами и умеете видеть суть происходящего, скрытую под доброжелательными улыбками и светскими беседами?

— Разумеется, — блеснул очками барон, — желаете выслушать мои соображения по поводу происходящего здесь и сейчас?

— С удовольствием.

— Извольте. Сейчас мы можем наблюдать собрание глав двух враждующих партий — но это вам и без меня известно. Тем более, что вы принадлежите к одной из них.

— Как и вы, — отметил князь. Барон поклонился.

— Вы бывали на войне, князь?

— Приходилось. На юге.

— О, варварские места. Я же говорил о цивилизованной войне в Европе. На такой вам бывать не доводилось, я это знаю. Но, возможно, вы слышали о том, как главы армий иногда велят войскам сделать перерыв в сражении и в это время запросто ездят друг к другу в гости.

— Отец рассказывал о таких случаях. Однажды боевые действия приостановили на три дня — князь Багратиани принимал поздравления с рождением сына.

— Припоминаю, интересный был случай, и вина подавали прекрасные. Так вот сейчас происходит нечто совсем иное. К примеру, взгляните на своего отца и его старого во всех смыслах этого слова соперника князя Друбецкого. Они, казалось бы, мирно беседуют, но старик непременно вцепится вашему батюшке в глотку. Этого не избежать. Пётр Павлович, к сожалению, этого не понимает.

— Друбецкой настолько ослеплен ненавистью, что останется глух к доводам разума?

— Ненависть, хоть она и имеет место быть, не играет сейчас определяющей роли. Да, он ненавидит вашего отца, потому что завидует ему, но на него давят долги. Князь Друбецкой истинный аристократ, и, как таковой, совершенно не думает о деньгах.

— Он и не должен, — возразил князь.

— Разумеется, не должен. Вы, столбовые дворяне, даже понятия не имеете, сколько составляет ваш капитал и на чём зиждется ваше благосостояние. Вот вы, князь, сколько земли имеете во владении? Что за люди на ней живут, чем занимаются? С каких доходов, в конце концов, они платят вам ренту?

Князь нахмурился. Что за вопросы?

— Этим занимается Данила, мой управляющий.

— И он, к вашему счастью, честный человек. Да и ваш батюшка сумел привить вам чувство меры. Вы, Плечеевы, наслаждаетесь властью, а не роскошью, и именно в этом ваша сила, а вовсе не в магии. Друбецкой же, страдая от чёрной зависти, пытался перещеголять вас в роскоши. Ему это, безусловно, удалось, но невозможно жить не по средствам бесконечно. Всегда приходит пора платить по счетам. Когда пришла его пора, ему как нельзя кстати встретился один весьма состоятельный человек, предложивший свою помощь. Потом это случилось ещё раз. Балы Друбецких становились всё роскошнее, наряды дочери князя всё дороже…неприметный друг князя оплачивал это. И как — то так получилось, что князь не смог однажды отказать ему в маленькой просьбе.

— Вы хотите сказать, что настоящий глава враждебной отцу придворной партии вовсе не князь Друбецкой?

— Павел Петрович, вы умны, но вследствие юного возраста чрезмерно горячи. Прошу простить, я вынужден откланяться.

Барон сделал шаг в тень и исчез. Князь немного растерялся. Сделал несколько вздохов, считая удары сердца, как учил отец. Ему на глаза попался Дилмурод. Верный слуга рыскал по залу, высматривая кого — то. Судя по тому как нервно он сжимал в руке рукоять кинжала, Дилмурод был готов к самым решительным действиям. Князь опустил орден в карман. Пошёл к Дилмуроду. Тот увидел хозяина, лицо его просветлело. Рука отпустила кинжал.

— Молодой господин, вас ждет отец. Он хочет поговорить.

Князь подошел к отцу. Пётр Павлович к тому моменту прекратил переговоры с Друбецким и теперь беседовал с тремя мелкими дворянами из клиентских родов. Как только он увидел сына, отпустил своих слушателей, те поклонились и отправились восвояси.

— Ну что, Павлуша, побеседовал с этим скользким хорьком Зенкендорфом?

— Да, поговорили немного.

— И как он тебе глянулся?

— Скрытный. Неглупый. Говорит много, но тщательно дозирует информацию. Он не по вашему ведомству проходит, отец?

Отец улыбнулся и не ответил. Павел понял, что разговор окончен — пока. Он частенько так делал, обрывал разговор в неожиданном месте, давая Павлу время поразмыслить, а чуть позже возвращался к беседе.

Бал шёл своим чередом, непринужденно беседовали между собой представители враждующих партий. Павел почувствовал скуку и уже принялся искать глазами Дилмурода, дабы отправить того на поиски Василька, как его тронул за локоть слуга.

— Вас ожидает отец для разговора. Извольте следовать за мной.

Павел удивился немного, ведь отец редко вот так сразу переходил ко второй части беседы, но послушно проследовал за слугой. Тот провел его относительно недалеко от зала, открыл перед князем дверь и склонился:

— Извольте, князь. Вас ожидают.

Павел вошел в комнату. Окно было завешено плотной шторой, в помещении царил полумрак. Павел призвал и сжал в руке водяной кнут. Предосторожность не помешает, особенно когда находишься в клубке ядовитых змей, а дядюшкин монастырь сейчас превратился именно в это. Он почувствовал укол в шею. Рассудок резко помутился. Пол заходил ходуном. Темнота навалилась на него стеной плотного бархата и он потерял сознание.