Риза-Али бей резко повернулся. Забыв об условленном ответе, спросил с раздражением:

— Что еще нужно от меня?

— Мир да будет с вами, — вкрадчиво произнес незнакомец, договаривая до конца пароль.

— Хорошо, я понял! Скажите, что еще нужно?

— Мне приказано проводить вас к Джеваду эфенди, — незнакомец прижал руки к груди и низко поклонился.

Майор Кейли встретил Риза-Али бея приветливо, даже ласково. Пододвинув ему кресло, заметил:

— После встречи с военным министром вы выглядите намного бодрее, чем прежде.

— Вы уже знаете об этом?

— А разве вы, майор, — Кейли подчеркнул последнее слово, — сомневались в осведомленности британской разведки?

— Ах, вот как! Вам известно и о моем производстве в следующий чин?

— Мы знаем больше. Нам известно, что вы едете в Туркестан. Это очень важно. Королевское правительство Туркестаном интересуется не меньше, чем Индией. Видимо, со временем нам придется скрестить шпаги с русскими где-то в долинах Аму или Сырдарьи.

Кейли кивком выслал из комнаты Джевада эфенди. Предложил собеседнику сигару. Придвинувшись ближе, сказал с тихой ласковостью:

— Я пригласил вас, чтобы условиться о дальнейшей работе в связи с вашим отъездом. Пароль для связи остается прежним. Там, в Туркестане, вас легко разыщут наши люди.

— Что я должен делать?

— Совсем немногое, дорогой коллега, — улыбнувшись, ответил Кейли. — Выяснить, какие укрепительные работы русские проводят на границах с Афганистаном и Персией. Какова численность войск в Туркестане и особенно в Асхабаде, Термезе, на Памире, в Ташкенте. Кроме того, прошу собрать точные сведения о том, как относится туземное население к русским и что говорят о нас, англичанах.

Кейли откинулся на спинку кресла. С удовольствием затянулся сигарой. У него был вид человека, сытно пообедавшего и озабоченного лишь тем, чтобы хорошо переварилась пища.

— Вот, пожалуй, все, что я хотел вам сказать, бей... Не забывайте копии ваших сводок турецкой разведке пересылать нам. А теперь о вознаграждении. Деньги за работу вам будут переводить в банк на имя купца Джаббара Гуссейна. Вот документ о том, что вы являетесь указанным купцом. Гуд бай, майор!

Риза-Али бей пошел к двери.

— Остановитесь, бей! — жестко произнес Кейли. — Имейте в виду, если вы станете увиливать от работы, вам несдобровать. Не вздумайте также нас дезинформировать. Ваша расписка и другие компрометирующие материалы хранятся в надежном сейфе. В случае чего мы сможем передать их русским и турецким властям. О последствиях, надеюсь, говорить не стоит?.. Можете идти, майор. Счастливого пути!

Будучи союзницей Германии, Турция вступила в войну с Россией. Весть об этом молниеносно облетела все махалли и гузары старого Коканда. На базарах, в чайханах, в караван-сараях, на площадях люди собирались группами, вели вполголоса разговоры о войне.

Реакционное духовенство и буржуазные националисты восхваляли Турцию, предсказывая неминуемую гибель России.

Дехкане и ремесленники говорили о войне куда меньше, чем богатеи. Довольно часто можно было слышать такое: «Сейчас нас грабят наши баи. А придут турецкие, и они сядут нам на шею». Или: «Нынче мы батрачим на своих баев, а придут турки, станем батрачить на баев и эфенди», «Черная собака, белая собака, все равно собака», «Уж видно, так угодно аллаху, чтобы бедняк всю жизнь работал на бая».

...Ноябрь 1914 года выдался на редкость солнечный. Как всегда по пятницам, большая чайхана в Янги-Чорсу была переполнена. В углу на айване сидел человек лет тридцати пяти — сорока. На нем был шелковый халат, надетый поверх дешевого черного европейского костюма. На голове черно-белая маргиланская тюбетейка с аляповатыми узорами. Лицо удлиненное, нос с горбинкой, а бородка с проседью, аккуратно подстриженная. Медленно отпивая чай, он равнодушно глядел через открытую дверь на улицу. Но равнодушие было показным. На самом деле человек очень внимательно прислушивался к разговорам вокруг. Больше всего его интересовала беседа сидевших неподалеку людей, одетых, как и он, в шелковые халаты.

Они довольно громко говорили о младотурках, которые, захватив власть, теперь успешно ведут войну с Россией. Наибольшую осведомленность проявлял один из них, которого звали Араббаем. Он с уважением произносил имя Энвера паши, характеризуя его как видного государственного деятеля.

Неожиданно Араббай обратился к человеку в углу. Он протянул ему пиалу с чаем.

— Таксыр, примите, пожалуйста. Вы уже давно наливаете чай из пустого чайника и ваша пиала остается пустой.

Человек вздрогнул. Забормотав извинения, принял с благодарностью пиалу.

Араббай спросил:

— О чем вы задумались?

Незнакомец отпил чай. Ответил:

— Сегодня на базаре я случайно купил одну старую книжку. Это оказался Маджмуаи шуара[11] времен Омархана. В числе прочих я обнаружил стихи поэтесс Зиннат и Мазхуны. Читал и восхищался ими. Подумал, до чего же вы, ферганцы, талантливый народ, как чувствуете прекрасное!

Эти слова не могли не расположить слушателей. Его пригласили в круг, познакомили со всеми. Кто-то спросил:

— Вы сказали ферганцы, обращаясь к нам. Разве вы не ферганец?

— Нет, я всего лишь несколько дней в Коканде, — ответил человек, понизив голос.

Араббай и его друзья переглянулись. В глазах у них засветилось любопытство.

— Просим прощения, таксыр! Назовите свое имя и скажите нам, откуда вы приехали?

— Меня зовут Суфи Аббасов, я — учитель. Приехал из Ташкента и хочу обосноваться в Коканде. А родом я, — человек помолчал секунду, — из Турции. — Тут же добавил печально: — Только покинул я свою родину давно, больше десяти лет назад.

— Я так и подумал! — радостно воскликнул Араббай. — Я так и подумал, что вы турок! — Он протянул Аббасову руку, горячо пожал. За ним то же проделали другие.

Круг собеседников сомкнулся теснее. Всем хотелось послушать, что станет рассказывать их новый знакомец, настоящий турок, человек великой страны, которая ведет победоносную войну с неверными. Но Аббасов был осторожен, он понимал — здесь не место говорить откровенно. К тому же в чайхане появился мингбаши. Араббай сказал:

— В эту пятницу приглашаю всех на плов. — Обратившись к Аббасову, проговорил почтительно: — Вас, Суфи-ака, тоже прошу придти. Дома мы продолжим разговор о поэтических достоинствах ферганцев.

Прошло несколько месяцев, как Суфи Аббасов осел в Коканде. Устроился учителем в туземную школу. Через Араббая и его друзей обзавелся обширным кругом знакомых, в основном туркофилов. Часто в квартире Аббасова или у кого-либо из его друзей устраивались беседы, главным образом, о турецких султанах Османе, Мураде Первом, Магомете Втором.

Вначале Суфи Аббасов довольно сдержанно говорил о своей родине, бывало, очень резко отзывался о некоторых султанах. Рассказывая об Орхане — основателе войска янычар, — осуждал его за то, что своих янычар[12] султан набирал из детей неверных. Случалось, что Суфи поругивал и Энвера пашу, обвиняя его в убийстве великого везиря Махмуда Шевкета паши. Не одобрял политики Энвера, которая привела к войне с Россией.

Слыша такое, панисламисты распалялись. Они выворачивали души наизнанку. Аббасову это и было нужно. За год он отлично изучил своих знакомцев. Знал, кто чем дышит, кто на что способен.

Как-то придя в дом Араббая, Суфи застал там нового человека. Выше среднего роста, лет сорока, с черной выхоленной бородкой человек любезно ответил на приветствие Аббасова, изучающе глядя на него. Обращали на себя внимание его глаза — узкие, искристые, хитрые.

— Суфи Аббасов!

— Хамиджан Мухамедов, хозяин озокеритовых рудников!

Первым заговорил Хамид-Чатак[13]:

— Я давно слышал о вас, эфенди, и все время искал случая познакомиться. Сегодня я счастлив, мое желание сбылось. Очень рад в вашем лице приветствовать воинственную Турцию!