Организация… Фрунзе твердо знал, что без нее никогда и никого не сумел бы победить. Она была многолика. Она выступала то в виде мобилизации незаможних крестьян Украины, то в виде политической работы среди разутых и раздетых красноармейцев, то в виде устройства новых переправ через Днепр, то в виде срочного расследования возмутительного факта: все семь бронеотрядов Тринадцатой армии находятся в ремонте в то время, как противник бьет нас со всей энергией своими бронемашинами, то в форме чистки армий от контрреволюционных элементов, перерегистрации всех служивших когда-либо в белых армиях Колчака, Деникина, Юденича, Миллера. Нужно наводить революционный порядок, предавать суду Реввоентрибунала злоумышленников и саботажников. Все эти, казалось бы, второстепенные дела, внешне далекие от стратегических и оперативных замыслов, требуют уйму времени, они-то и являются фундаментом, на котором прочно могут держаться стратегические замыслы. И тут же на ходу приходится заниматься созданием самого аппарата штаба и тысячами других больших и маленьких дел, которые и составляют суть организации.

Он-то знает, что «чистый» полководец, этакий высоколобый мыслитель, росчерком красного карандаша определяющий судьбы войны, — красивая выдумка историков. Командующий — это чернорабочий войны, затурканный мелочами, заваленный ежедневными сводками, которые невозможно прочитать и за месяц, он — режиссер и главное действующее лицо самого грандиозного и самого неорганизованного театра — театра военных действий, он кропотливо подготавливает то, что впоследствии историки назовут «чудом». При внимательном рассмотрении «чудо» оказывается не чудом чистой оперативной мысли, а чудом организации. Оперативная мысль — только скелет. Ее нужно одеть мясом, вложить в нее пламенеющее сердце, пустить по жилам кровь; и тогда, обретя материальность, она станет реальной силой.

Но командующий обязан уметь подниматься над массой мелочей, взлетать мыслью к высотам военного искусства. В противном случае, он — не командующий, а начпрод, снабженец. Командующий окидывает внутренним взором весь фронт — гигантскую дугу от Бердянска, Александровска, Никополя до Херсона, от северного побережья Азовского моря до северного побережья Черного. В его распоряжении пока всего три армии (одна из них конная) и две авиационные группы (сорок пять самолетов); когда подойдет с Польского фронта Первая Конная, когда будут стянуты с Кавказа, из Сибири и других мест части и соединения, тогда можно будет создать еще одну армию. Но когда это случится?

Основной замысел операции оформился еще по дороге в Харьков: двусторонним, охватывающим маневром отрезать войска «черного барона» от крымских перешейков, рассечь их на две изолированные группы и уничтожить! В Крыму, в тылу у Врангеля, действуют партизаны Мокроусова, с ними установлена связь.

Гораздо хуже обстоит дело с собственным тылом: здесь гуляет и свирепствует басмач нового пошиба — Нестор Махно. Еще в восемнадцатом он создал на юге Украины так называемую «повстанческую армию», куда влились кулаки, анархисты, эсеры и попросту белогвардейцы. Нужно отдать должное Нестору Махно: в отличие от других главарей банд, он имел свою политическую программу. Эта программа выражала стремление кулачества Украины выйти на историческую арену в роли самостоятельной политической силы. Махно выдвинул анархистский лозунг: «Вольные советы без коммунистов». Выразитель интересов кулацкой верхушки, он на словах вынужден был выдавать себя за защитника всего крестьянства. К началу девятнадцатого года его армия насчитывала до десятка тысяч бойцов. Под давлением незаможних селян, то есть бедноты, он вынужден был признать Советскую власть и вступить в состав Красной украинской армии и даже бороться с белой добровольческой армией Деникина на границах Донбасса и Украины. Но роман с Советской властью продолжался недолго: в самый тяжелый момент для Красной Армии Махно ушел с фронта, тем самым открыв дорогу Деникину. До июня этого года Махно отсиживался в районе Гуляй-Поля. Но потом стал делать налеты на тылы Красной Армии. Попытки Врангеля переманить Махно на свою сторону закончились ничем: на открытый разрыв с крестьянством он пойти не мог — это означало бы для него смерть. Таким образом, «повстанческая армия» оказалась зажатой между врангелевцами с одной стороны и частями Красной Армии — с другой. Третьей силой, действовавшей против банд Махно, были отряды незаможних селян, которые оказывали содействие Красной Армии в ликвидации кулаческого бандитизма и закреплении Советской власти на Украине. В местностях, охваченных бандитизмом, органы Советской власти назначали так называемых «ответчиков» из числа кулаков. Кулак обязан был своевременно предупреждать власти о готовящихся бандитских налетах. «Ответчики» следили также за сохранностью телеграфных линий и железнодорожных путей. Действовали они тайно.

Михаил Васильевич понимал, что, готовя решительное наступление против Врангеля, нужно всеми мерами укрепить собственный тыл, хотя бы на время обезвредить Махно. Фигура Махно никакой загадки для него не представляла. Если Мадамин-бек и другие басмаческие курбаши прикрывали свои бандитские действия требованиями некой «Тюркской республики без русских», то Махно выдвигал демагогический лозунг «самостийности Украины». А классовая суть была одна и та же. При сложившихся обстоятельствах Махно должен поступить точно так же, как в свое время поступил Мадамин: перейти на сторону Советской власти. Хотя бы для того, чтобы сохранить за собой часть крестьянства, свою «повстанческую армию».

Что бы сказал Федор Федорович Новицкий, если бы узнал, что Фрунзе собирается привлечь на сторону Красной Армии Махно?..

В первый же день пребывания в Харькове Фрунзе послал гонца в Гуляй-Поле с приказом «командарму повстанческой тов. Махно» явиться в штаб Южного фронта на заседание Реввоенсовета. Тут как бы было нечто само собой разумеющееся. Мол, пора кончать с Врангелем. Этот шаг, разумеется, еще раньше был согласован с Центральным Комитетом. В первую минуту Махно был сбит с толку. А через четыре дня ответил, что по состоянию здоровья, к сожалению, приехать не может; но командование повстанческой армии обращается к Реввоенсовету Южного фронта с заявлением о своей готовности прекратить военные действия против красноармейских частей, признать Советскую власть и перейти в подчинение командования Южного фронта. Повстанческая армия готова выступить на фронт для борьбы с войсками Врангеля немедленно.

— Союзник ненадежный, — сказал, посмеиваясь, Михаил Васильевич, — но из этого лохматого пуделя большего не выжмешь.

Владимиру Ильичу доложил:

Пока Врангель находился на запятках у Деникина, он был человеком без лица. Но сделавшись претендентом в диктаторы России, он сразу обрел все признаки «исторической» личности. Так, член французской военной миссии Лерис, желая польстить барону, сравнил его с царем Митридатом, владыкой древнего Боспора. Лерис хорошо знал историю. Но и Врангель тоже хорошо знал ее. Он поморщился. Комплимент был сомнительным. Владыка владыкой, но каждый школьник знает, что Митридат был побит Помпеем, после чего вынужден был укрыться в Керчи, или в Пантикапее, как она тогда называлась. А когда против Митридата восстали боспорские города, он был заколот собственным рабом.

Представитель английской миссии Уинклер, знавший историю здешних мест понаслышке, дерзнул сравнить Врангеля с покорителем Крыма фельдмаршалом Ласси, на что барон язвительно ответил:

— Фельдмаршалу Ласси, насколько мне известно, никого и ничего покорить не удалось. Он отступил, взорвав Перекоп. Надеюсь, со мной ничего подобного не случится.

После этого Уинклеру пришлось прикусить язык и не пускаться больше в исторические экскурсы.

Французы и особенно англичане раздражали Врангеля, но обойтись без них он не мог. Так, англичане пытались диктовать ему, когда и где наступать. Из-за этого возник крупный конфликт.