У Ивана Кутякова была личная привязанность к Михаилу Васильевичу. У Фрунзе Кутяков перенял одну военную истину, которая всякий раз на практике давала поразительный эффект: при всех операциях, особенно против конных частей неприятеля, не дробить полков; при наступлении действовать сосредоточение, имея сильные резервы. Если разобраться, совет простой. Но почему подобная мысль никому до сих пор не приходила в голову? А Фрунзе понял, возвел правило в силу тактического закона. Совсем недавно Фрунзе наградил Ивана золотыми часами. Как ни радовался Кутяков такой бесценной награде, во сто крат обрадовало другое: мимо зоркого глаза командующего не проходит ничего. Разбила бригада Кутякова Ижевскую бригаду Колчака — сразу на место событий приехал Фрунзе, в торжественной обстановке вручил красноармейцам и командирам награды, ордена. Ивану сказал:
— Комбриг без часов — почти не командир. Вот вам от Реввоенсовета фронта!
И все это было хорошо и красиво, на виду у всех. Но зачем все же Фрунзе пошел в атаку?..
Патронов и гранат подбросили. Бой развивался успешно. Сейчас самым уязвимым местом, пожалуй, была переправа — тонкая ниточка, соединяющая оба берега. Кто на пароходах, кто на плотах и лодках, кто вплавь на лошади — перебирались красноармейцы на плацдарм, который беспрестанно расширялся. На том, нашем, берегу, руководить переправой Фрунзе оставил Чапаева. Фрунзе должен был находиться на плацдарме, чтобы непосредственно руководить бригадами и полками, прикрывать конницей и артиллерией слабые участки. Много возни было с броневиками: их чуть ли не на руках переносили на шоссе.
Благодаря распорядительности Василия Ивановича, форсирование шло успешно. Противник, спохватившись, бросил на Красный Яр авиацию. Самолеты шли низко, швыряли бомбы, обстреливали переправу из пулеметов. В них палили из винтовок.
Собственно, все действия Фрунзе объяснялись его нетерпением, желанием любой ценой создать перелом здесь, под Уфой, выбить из города противника в возможно короткие сроки. Потому-то, выделив четыре дивизии и взяв их под свое личное руководство, он решил сам вести операцию за овладение Уфой. И не только стремление к победе во что бы то ни стало подгоняло его. Он думал об Уральске, который, будучи отрезанным от баз снабжения, доживал последние дни. Месяц назад Фрунзе послал радиограмму защитникам Уральска:
«Помощь вам идет… В ближайшие недели уральской контрреволюции будет нанесен последний, сокрушающий удар».
На помощь осажденному городу он послал отряд Плясункова, кавалерийскую дивизию и стрелковую бригаду. Но это не решит судьбу Уральска. Да, после успешного завершения Уфимской операции чапаевскую дивизию надо перебросить на Уральский фронт… Чапай все может!
Что ни день, Каменев шлет телеграммы: когда займетесь Уральском? Приходится успокаивать: подождите, мол, пошлем туда чапаевскую дивизию. Каменев недоумевает: а что это даст? Почему такая исключительная вера в Чапаева? Авксентьевского с его Четвертой армией окружили, а что в таком случае может сделать Чапаев? И Фрунзе отвечает, разозлившись вконец, что его отвлекают от главного: «Чапай все может!» После этого Сергей Сергеевич умолкает.
Пользуясь званием члена ВЦИК, Фрунзе отправил телеграмму Владимиру Ильичу, в которой просил поддержать дух гарнизона осажденного Уральска:
«Полагал бы целесообразным посылку приветственной телеграммы лично Вами. Телеграмму можно прислать на штаб Южгруппы, который передаст по радио».
Фрунзе знает: получив приветствие Ильича, уральцы будут драться до последнего дыхания.
Командующий даже в то время, когда он руководит ходом операции, думает о многих вещах, казалось бы, не имеющих прямого отношения к делу. Например, об авиации. В авиачастях Южной группы почти нет горючего, потому и невозможно вести воздушную разведку. В Москве снабжением горючим ведает Склянский. Фрунзе засыпал Склянского телеграммами: требуется всего тысяча пудов авиасмеси или хотя бы сто пудов эфира. Сто пудов эфира… Звучит смешно. Но когда аэропланы не могут взлететь, а их приходится повсюду таскать за собой, вовсе не смешно. Авиаотрядами придется заняться особо, сделать их чисто боевыми единицами, освобожденными от всяких хозяйственных забот. То же самое предлагает начальник авиации Южной группы опытный летчик Никольский… Полгода фронтовой жизни — это целое новое мировоззрение. Лишь на войне человек освобождается от огромной массы иллюзий и предрассудков, сковывающих разум. На войне оппортунизм невозможен — за него пришлось бы слишком дорого расплачиваться. Факты здесь ясные, как день, властные, как море, убедительные до последней степени, отношения представлены в чистом виде, в их ничем не прикрытой классовой сущности…
…Воздушной волной Фрунзе вышибло из седла. Сноп зеленых брызг ударил в глаза, земля раскололась. Он потерял сознание, не видел, что его гнедого дончака разорвало авиабомбой на куски.
Пришел в себя уже в Красном Яру. Голову ломило, весь в бинтах.
— Где Чапаев?
Кто-то из ординарцев доложил:
— Товарищ Чапаев ранен с аэроплана пулей в голову.
— Жив?
— Жив. Пуля застряла в кости. Шесть раз вынимали, все не могут вынуть. Увезли в Авдонь.
— Передайте Кутякову: пусть вступает в командование дивизией. Встретимся завтра в Уфе. Через полчаса буду на своем командном пункте.
…И они в самом деле на другой день встретились в Уфе. Все: Фрунзе, Чапаев, Кутяков, Фурманов. Кутяков рассказывал о психической атаке каппелевцев. В бою полегло более трех тысяч белогвардейцев. Главные силы Западной армии белых были разгромлены. Политотдельцы успели выпустить листовку. Там были помещены хорошо известные стихи, только переделанные на новый лад:
Был враг Колчак — и где колчаки?..
Был англичанин — и француз.
Был сей, был тот — их нет, а Русь…
Всяк знай, мотай себе на ус.
Фурманов записал:
«Из двух клятв, что скрестились на уфимских холмах, сбылась одна: ворота к Сибири распахнуты настежь».
Фрунзе сказал:
— Вертится!..
Чапаев подмигнул Кутякову, тот исчез на несколько минут и вернулся, держа под уздцы танцующего жеребца с длинным туловищем, сухой головой и умными фиолетовыми глазами. Конь Чапаева. Предмет давней тайной зависти Фрунзе. Василий Иванович сказал:
— Вашу лошадку убило. Возьмите. Не по службе, а потому, что так надо.
Михаил Васильевич порывисто вскочил на ноги.
— Никогда! Это же ваш боевой друг.
— То-то и оно, что друг. Да не ворогу ж я его отдаю. Я, может, души в нем не чаю, души не жалею, а его, стервеца, жалею. Он мне вроде дитяти малого. Сберечь хочется. А как его сбережешь, если себя не бережешь? У вас-то он целее будет. Богом прошу, не отказывайтесь.
Но Фрунзе наотрез отказался. Два дня спустя после того, как чапаевская дивизия двинулась на выручку осажденного Уральска, Михаил Васильевич получил от Чапая короткую записку: «Вверяю Вам своего любимца». Ординарец, доставивший записку, примчался на чапаевском жеребце.
Фрунзе хотел отослать ординарца с конем обратно, но ординарец взмолился:
— У меня направление в госпиталь — перебита нога. Еле добрался. Да и не угнаться теперь за Чапаевым.
Коня пришлось оставить.
К ЗВЕЗДАМ ТУРКЕСТАНА
Ум и воля Фрунзе выиграли небывалую в истории военного искусства битву. Величие ее определяется не размахом (хотя был и размах), а значением для судеб неокрепшего Советского государства. И результатами. Это была окончательная победа на главном из фронтов, который после трехмесячного наступления перестал быть главным. Взяты Златоуст, Екатеринбург, Челябинск, Ирбит, Троицк, Тюмень… Весь Урал! После этого частям Восточного фронта оставалось только гнать Колчака до Иркутска, где «верховный правитель» был арестован восставшими рабочими и казнен.
