Мадамин-бек возглавлял крупные шайки, орудовавшие в Фергане. С этого курбаши-главаря и решил начать Михаил Васильевич: он вызвал Мадамин-бека в Ташкент; вызвал не как предводителя банд, а как «командира повстанческого отряда, партизанского вождя». Вызвал для переговоров, предлагая перейти на сторону Советской власти честно и открыто. Никто не верил, что Мадамин-бек отважится приехать в штаб Туркфронта.
— Сомневаюсь, — говорил Федор Федорович Новицкий. — Ведь Мадамин-бек — фигура, самая крупная фигура среди басмачей. О чем вы с ним можете договориться? Чтобы он перешел на нашу сторону? Смешно… Крупнейший главарь басмачей — и Советская власть!
Фрунзе загадочно улыбнулся.
— А я не сомневаюсь. Мадамин будет служить Советской власти. Я много наслушался о нем от местных бедняков и, кажется, кое-что понял. Мадамин — не то, что о нем думают. Знаете, откуда взялся Мадамин? Его породили обстоятельства. К несчастью для революции, первые представители и организаторы Советской власти в Фергане не сумели сплотить вокруг себя трудовое население. Почему? Потому что они, эти представители, ничего общего с рабочим классом и его делом не имеют: руководящие органы власти захватывались группами авантюристов и вчерашних колонизаторов, желавших половить рыбку в мутной воде. Вот они-то и сделали все возможное, чтобы оттолкнуть от Советской власти трудовое население. Вместо национализации производства шел открытый грабеж и буржуазии, и средних слоев; вместо защиты мусульманской бедноты от баев над ней чинились всевозможные надругательства. Действовавшие здесь красные части в руках некоторых руководителей превращались из защитников революции и трудового народа в оружие насилия над ними. На этой почве и появились такие курбаши, как Мадамин-бек. Главные силы басмачества составили сотни и тысячи тех, которых так или иначе задела или обидела прежняя власть; не видя нигде защиты, они ушли к басмачам и тем придали им небывалую силу. Вместе с собой они принесли басмачам и поддержку мусульманского населения. Теперь мы заняты устранением всех прежних безобразий, и народ потянулся к нам. А что такое Мадамин-бек без поддержки населения? Просто бандит. Но бандитом он быть не хочет, так как считает себя идейным борцом. Ведь он, как удалось установить, образованный человек.
— Всегда удивляюсь вашей способности сразу схватывать суть самых запутанных явлений. Все это логично, правильно. Но позвольте на сей раз усомниться. Не приедет Мадамин-бек!
— Хорошо. Вы будете присутствовать на моей беседе с ним. Нет ли у вас случайно старой фотографии, где вы в полной генеральской форме?
Федор Федорович насторожился.
— Это еще зачем?
— Пока не скажу.
Седьмого марта рано утром жители Ташкента были разбужены страшной вестью:
— Мадамин-бек!..
В город, поднимая розоватую пыль, входил конный отряд. Впереди на белой лошади ехал молодой человек с черной бородкой, смуглый до черноты; он скалил в улыбке крепкие белые зубы, и трудно было понять, что в его суженных глазах с нависающими веками: злость или веселье. Его ватный халат был перепоясан несколькими цветными чарса, высокая черная шапка съехала на затылок. Во всем его облике, в небрежной посадке чувствовалась удаль. Это был Мадамин-бек. И самое странное: красноармейцы пропускали басмачей, приняв стойку «смирно». Отряд басмачей беспрепятственно проследовал до штаба Туркфронта, занял площадь. В общем-то, отряд не насчитывал и сотни человек. По-видимому, это была личная охрана.
Мадамин-бек спрыгнул с коня и, слегка расставляя ноги, направился к группе людей в фуражках с красными звездами.
Вперед вышел Новицкий, представился. Сказал:
— Командующий вас ждет.
Все было не так грозно и торжественно, как рисовалась эта встреча с «кзыл-генералом» главарю басмачей. Просто из-за большого стола поднялся человек с ласковыми серыми глазами, двинулся навстречу Мадамин-беку, крепко пожал ему руку и сказал по-узбекски:
— Вот вы какой, Мадамин-бек! Худояр-хан — кокандский владыка.
Мадамин-бек был настроен на серьезный лад, но, услышав родную речь и комплимент в свой адрес, рассмеялся.
— А вы, оказывается, знаете нашу историю и наш язык, — сказал он на русском.
— Мы с вами земляки, так что тут нет ничего удивительного. Узбекский я знаю очень плохо, но подучусь. Больше — киргизский. Я вот все мечтаю попасть в Самарканд.
— У вас там есть знакомые?
— Разумеется. Тамерлан, которого я уважаю очень давно, и его жена Биби-ханым.
Мадамин-бек снова рассмеялся. Совсем освоившись, тихо спросил на узбекском, кивнув в сторону Новицкого:
— Этот в очках кто? Важный, должно быть, начальник?
— Мой заместитель, Новицкий-ага.
— Я о нем слышал, но не думал, что он такой…
— Какой?
Мадамин смутился.
— Говорили, будто он был у белого царя генералом. Только я думаю, все это враки. Не похож. Такой, как все. Генерал должен быть с большим животом.
Теперь смеялся Фрунзе. Смеялся заливчиво, так, что, глядя на него, стал смеяться и Мадамин. Новицкий ничего не понимал.
— Федор Федорович, наш друг курбаши хочет иметь на память вашу фотографию, где вы в генеральской форме.
— Пожалуйста. Только зачем это ему?
Курбаши разглядывал фотографию, узил глаза и улыбался.
— А вы, Пурунзо-ага, тоже — генерал?
— Был аскером, а до генерала не дослужился.
— Зато вы теперь кзыл-генерал.
— Ну это так. Я, как и вы, любил свою родину и люблю ее, боролся с ее врагами и буду бороться — и эта священная борьба сделала меня командующим. А вас ваша борьба завела в другую сторону.
Мадамин помрачнел.
— Я дерусь с врагами тюркской нации! — резко сказал он и поднялся. Фрунзе легонько усадил его на место, покачал головой.
— Ответьте мне на один вопрос, Мадамин-бек. Вы ведь умный и образованный: что такое тюркская нация?
— Мусульмане.
— Разве есть такая нация? Есть узбеки, есть таджики, киргизы, туркмены, казахи, уйгуры. А что такое — тюркская нация? Можно ли сюда отнести азербайджанцев или крымских и казанских татар, например? Персов, арабов, индийцев и китайцев, исповедующих ислам, турок, индонезийцев? Можно или нет?! Отвечайте! Кто должен войти в ваше «Тюркское государство»? Войдут ли в него те чолоказаки, которые исповедуют христианство?
Мадамин-бек был в растерянности. Та самая тюркская нация, во имя которой он боролся, вдруг расплылась, сделалась чем-то неуловимым, словно бы расползлась по всему свету.
А «кзыл-генерал» не унимался:
— Что было бы, если бы кто-нибудь надумал объединить всех, верящих в Христа, в одно государство? Где границы такого государства? Куда деваться тем, кто не верит ни в Аллаха, ни в Иисуса, ни в Будду? Есть много христиан японцев, эфиопы тоже христиане.
— Я думаю о тех мусульманах, кто говорит на тюркских языках, — защищался Мадамин-бек. — Есть же тюркские народы?
— Вы имеете в виду тувинцев? Они — тюрки. Но не мусульмане. Нация и народность, племя — разные вещи. Существовало даже такое понятие, как монголо-тюркские племена. В древности народ тюркского происхождения, уйгуры, были буддистами и христианами. Вы, Мадамин-ага, мудрее самого Аллаха: в свое «Тюркское государство» не хотите включать мусульман, которые не знают тюркских языков. Аллах милостивее.
Глаза курбаши озорно блеснули.
— Муллы утверждают, что Советская власть проклята Аллахом, — сказал он.
— Муллам, разумеется, лучше знать, какая власть проклята Аллахом, ведь они сообщаются с небом по прямому проводу, называемому «узун-кулак». А не находите ли вы, Мадамин-ага, что муллы, манапы, баи и бывшие царские чиновники из русских, а также англичане проявляют в данном вопросе подозрительное единомыслие? Объясните мне, почему Аллах настроен против Советской власти, которая освободила дехкан от колонизаторов и всякого угнетения, дала им земли и возможность управлять государством без богатеев, и почему он благоволит к англичанам, угнетающим мусульман на всем Ближнем Востоке и в Африке? Почему Аллах насылает на эмира Сеид-Алима английских военных инструкторов? Мне кажется, что объединение народов, Мадамин-ага, должно идти не по религиозному признаку, а по классовому. На основе пролетарского интернационализма. Так учит нас Ленин! Я знаю Саардара Ваисова, который сформировал в Самаре из мусульман-ваисовцев стрелковый полк для защиты Советской власти. Брат Саардара Гайан был главой так называемых «Волжских болгарских мусульман», или партии «Ваисовских божьих воинов». Он был честным человеком. Когда татарские контрреволюционеры в восемнадцатом году попытались объявить буржуазную «Забулакскую республику», Гайан выступил против них, объявил себя большевиком. Контрреволюционеры убили Гайана. Так Гайан из «божьего воина» стал борцом за Советскую власть, ее героем. Вы, наверное, слышали о Башкирской республике, красные солдаты которой плечом к плечу с русскими и другими народами отстаивают права трудящихся и угнетенных. Я помню, как в августе прошлого года на нашу сторону перешел командир башкирской кавалерийской бригады вместе со своей бригадой, и, поверьте мне, он дрался с белыми, как барс. Я познакомлю вас с начальником штаба татарской бригады Тальковским. О, это интересный человек! Он из литовских татар, сын царского генерала, сам бывший полковник старой армии. Вы знаете, кто командует этой бригадой? Двадцатичетырехлетний Юсуф Ибрагимов из офицеров-фронтовиков; он только что назначен членом Реввоенсовета фронта. Почему Мадамин-ага рыщет, как затравленный волк, в басмачах? Мне это непонятно. Почему он не член реввоенсовета, не командир красного полка или бригады?
