Да, Фрунзе торопился. Торопила тревожная обстановка. Он знал, что передышка скоро кончится. Опять в ушах гремели боевые колесницы. Белогвардейский чехословацкий корпус отрезал центральную Россию от источников продовольствия и хлопка, в Мурманске высадились англо-французские и американские войска, во Владивостоке — японцы, немецкие империалисты предъявили грабительские условия мира.
Зашевелилась внутренняя контрреволюция.
Не мог он спокойно заниматься мирной работой. Еще в марте он обратился к пленуму губисполкома с предложением послать его, Фрунзе, на фронт.
— Надо во что бы то ни стало нам самим стать во главе отрядов и уйти вместе с ними. Это поднимет настроение масс.
На фронт его не отпустили, а сделали военкомом губернии. На каком бы собрании он ни появлялся, его неизменно выбирают председателем. И конечно же, когда в Москве открылась конференция военных отрядов, его посадили на председательское место.
У него тяга к военной стороне жизни, военная жилка. И она проявляется даже в мелочах: положено разъезжать на автомобиле, а он сам чистит, холит коня, седлает его; на автомобиле разъезжают другие. Настойчиво учится рубить шашкой.
Собрав в кабинете товарищей, подходит к карте, расчерченной красными и синими стрелами, говорит, оживляясь все более и более:
— Слышали сказку о джине в кувшине? Так вот, наша губерния и есть такой джин. Пока не откупорим кувшин — не подняться во весь рост. Нам бы вот теперь эту пробку откупорить, что под Оренбургом, — там прямая дорога к туркестанскому хлопку…
Он пишет несколько статей, призывающих к скорейшему созданию Красной рабоче-крестьянской армии.
— Надо сделать нашей очередной задачей организацию вооруженных сил. Пусть народ весь изморен, разорен и устал, пусть эта задача кажется не под силу при данных условиях… Мы ее должны разрешить, если вообще хотим жить и развиваться. В этом, и только в этом — спасение нашей страны и революции от всяких поползновений мировых хищников.
Летом 1918 года Фрунзе находился в Москве на Пятом съезде Советов. В это время левые эсеры подняли мятеж. Захватили телеграф, Курский вокзал, арестовали Дзержинского и других видных работников партии.
Штаб повстанцев находился в Покровских казармах. Михаил Васильевич прямо со съезда направился на Чистые Пруды в расположение Первых московских военных курсов и сформировал здесь Интернациональный отряд. Оценив обстановку, он повел отряд к Покровским казармам. К вечеру штаб мятежников прекратил борьбу. Вернувшись на съезд, Фрунзе узнал, что в Ярославле тоже мятеж. Возглавил его эсер Борис Савинков.
Ярославль… Сто километров от Иваново-Вознесенска. Михаил Васильевич заволновался.
Троцкий, обволакивая делегатов словами, пытался изобразить дело так, будто бы мятеж почти ликвидирован и нет оснований для беспокойства. Но Фрунзе не поверил. Он вообще Троцкому никогда не верил, почти интуитивно угадывая в нем заклятого врага Советской власти. «Иудушка-Троцкий» — это ленинская характеристика глубоко запала в сознание Фрунзе. И теперь он заторопился в Иваново.
Что происходит в Ярославле? Даже отсюда слышен орудийный гул. Разведчики донесли: положение серьезное, город разрушен, белогвардейцы занимают все ключевые позиции. В Ростове-Ярославском тоже эсеровское восстание.
Значит, Троцкий обманул. Так почему же бездействует командующий Московским военным округом Муралов, которому поручено подавить мятеж, почему отсиживается в Москве? Ведь ясно, что убийство немецкого посла Мирбаха и мятежи эсеров — звенья одной цепи. Сюда следует приплюсовать и меньшевистский заговор против Советов в Кинешме.
Фрунзе вне себя от гнева. И вот, казалось бы, еще один курьез: не состоящий на воинской службе Фрунзе пишет командующему Муралову:
«1. Послать хороших руководителей. 2. Два или три броневика. 3. Человек 500 хорошего войска. Состав окружного штаба в лице Аркадьева по-прежнему очень слаб… Словом, имейте в виду, что без немедленной солидной помощи от Вас — дело грозит затянуться».
Тут чувствуется твердый голос и твердая рука.
Да он и не намерен ждать, пока Муралов раскачается. Для Фрунзе существует лишь один критерий: «Интересы партий — превыше всего!» А интересы партии в данном случае: как можно скорее ликвидировать мятеж.
Все коммунисты «Красной губернии» встали под ружье. Здесь объявлено военное положение. Фрунзе формировал отряды и отправлял их в Ярославль. Один из отрядов сформировал Фурманов. Через полмесяца мятеж в Ярославле и Ростове был подавлен.
Усилия Фрунзе при ликвидации мятежа не остались незамеченными. Он получил еще одно назначение: военком Ярославского военного округа! Воистину сказано: судьбы ведут того, кто хочет, и тащат того, кто не хочет.
Софья Алексеевна потеряла счет всем должностям и назначениям: председатель губисполкома, председатель губсовнархоза, губвоенком. Теперь вот назначен военным комиссаром Ярославского военного округа. Значит, снова придется куда-то переезжать…
Переезжать не пришлось. Просто управление Ярославского военного округа перевели из Ярославля к Фрунзе, в Иваново-Вознесенск. Ведь никто не освобождал его от других, сугубо губернских обязанностей. Да и от партийных тоже. Он по-прежнему председатель губернского комитета партии.
Ярославский военный округ велик: он охватывает восемь губерний, вплоть до Архангельской. Территория нескольких европейских государств.
Фрунзе сидит в своем кабинете в штабе округа, обхватив руками голову. Перед ним карта. Советская власть свергнута на большей части республики: у белых почти вся Сибирь, Урал, казачьи области. Белочехи и белогвардейцы подступают к горлу: они в Самаре и вот тут — в Казани. В Уфе собрались представители самозваных «правительств» — сибирского, уральского, башкирского, самарского, восьми казачьих, представители всех контрреволюционных партий. Вся эта шваль во главе с ближайшим помощником Керенского, бывшим министром внутренних дел Авксентьевым, создала новое временное правительство, которое пригласило на пост военного министра адмирала Колчака. Но шваль остается швалью. Прицыкнув на весь этот сброд, Колчак объявил себя верховным правителем России. Подобную авантюру учинил на севере, в Архангельске, престарелый национал-социалист Николай Чайковский — создал свое правительство. Но и тут нашелся свой «Колчак» — царский генерал Миллер.
…Если как следует вдуматься, большое место в партийной работе Фрунзе, начиная с 1905 года, занимало то, что можно выразить одним словом: «формирование». Он беспрестанно «формировал»: формировал боевые дружины, формировал сознание тысяч рабочих, формировал милицейские части, формировал революционные силы для подавления корниловского мятежа, формировал солдатские, крестьянские, рабочие комитеты, как военком губернии формировал воинские отряды для отправки на фронт.
И теперь он должен был формировать воинские части. Дело знакомое. Только возрос масштаб. Формировать — значит всякий раз преодолевать инертность и даже сопротивление, непонимание, ибо всякому материалу, а тем более человеческому, присуща изначальная инертность. Фрунзе хорошо знал психологию масс, и это знание шло не из учебников психологии, а от повседневной практики, которая в конечном счете развивает своеобразную интуицию. Он читал труды модных буржуазных психологов, но они не давали ответа на вопрос: что же такое психология масс? Те психологи принадлежат к правящим классам, воспитанным в духе презрения к «толпе», к массам. И в своих наукообразных сочинениях они сознательно подменяют понятие «массы» понятием «толпа». Так, Густав ле Бон в своей книге «Психология толпы» пишет:
«Одним тем, что человек является составной частью организованной толпы, он спускается на несколько ступеней по лестнице культурности. В изолированном состояния он, быть может, был достаточно цивилизован; в толпе же он стал варваром, способным лишь следовать диким инстинктам».
Но как быть Фрунзе, который и считал себя составной частью вот этих самых масс, никогда не отделялся от них даже мысленно? Каждый человек имеет право на индивидуальность, потому что он человек, а не машина; но член общества не имеет права на индивидуализм. Индивидуализм — проявление буржуазности, какую бы сферу вы ни взяли: то ли искусство, то ли общественную и государственную деятельность. Мелкобуржуазная революционность всегда индивидуалистична, и скольких наполеончиков выдвинула она за последнее время! А если брать более узко — индивидуалист всегда анархичен, не любит подчиняться воле большинства, презирает дисциплину, во всех своих поступках он в какой-то мере зоологичен или даже биологичен.
