Вот это уже интереснее. Это не попытка нахрапом подмять под себя перспективный бизнес. Это вполне приемлемая сделка. Но, наверное, надо поступить чуточку иначе.

— Звучит привлекательно, Семен Тимофеевич. Даже очень. Но только я бы хотел со своей стороны внести предложение.

— Вот как? Ну что ж, мы слушаем вас внимательно.

— Вы сами говорили, и ваши компаньоны, полагаю, с этим согласны, что мои кузова уникальны. В России, да и в Европе, и даже в Америке нет ничего подобного. Но уникальные вещи всегда стоили дорого. Так зачем же нам отдавать мобили на продажу кому-то другому и делиться с ним прибылью? Давайте откроем свой собственный салон по продаже мобилей. Для начала — один, в столице. Можно смело устанавливать цену процентов на десять-пятнадцать выше, чем у аналогичных моделей, и их будут расхватывать влет, обеспеченные господа встанут в очередь, чтобы купить мобиль, который хотя бы с виду лучше, чем у конкурента. А поскольку большинство людей оценивает вещи в первую очередь по цене и внешнему виду, то успех нам гарантирован. При салоне можно организовать специализированную мастерскую по обслуживанию и ремонту именно этих мобилей. Как вы думаете, Ефим Никонович, вам под силу такое предприятие?

Солидный господин, отвечающий за сбыт, отреагировал не сразу. Да и вообще после моей речи в алькове, где мы обосновались, наступила мертвая тишина. А я что? Я ведь не сказал ничего такого революционного, а эти трое смотрят на меня как китайцы на товарища Мао. Через минуту отмерли, переглянулись, наверняка тайные знаки друг другу подали.

— Владимир Антонович, — подал голос Крашенинников, — вы предложили замечательную, можно сказать, гениальную идею. Но нам с компаньонами необходимо ее обсудить. Покорнейше прошу меня извинить, но не могли бы вы сейчас присоединиться к гостям?

Это было понятно: мое предложение меняло всю схему предполагаемого бизнеса. Вместо того, чтобы осторожно пристроиться к кормушке с краешка, я предлагал нагло залезть в самую середину и отхватить наиболее жирные куски. Я поднялся и, кивнув потенциальным компаньонам, вышел в зал. Тема для меня и впрямь была интересна. И, главное, вполне посильна. Имеющихся денег мне вполне хватало на то, чтобы купить или даже построить с нуля кузовную мастерскую. Я не представляю, каков может быть спрос на мобили с моими кузовами, но надеюсь, что немалый, и рынок слопает все, что я на него выкину. Я в одиночку установил на мобиль кузов за один день. То есть, два работника вполне могут подготовить полсотни мобилей в месяц. А кроме того, можно и кузова для переделок изготавливать в собственной мастерской, а не заказывать на стороне.

Размышляя таким образом, я фланировал по залу, время от времени присоединялся то к мужским группам, то к женским, отвечал на обыденные вопросы относительно гонок — практически то же самое, что и на балу Сердобиной. Через какое-то время я заскучал и принялся уже подумывать о том, чтобы потихоньку исчезнуть, но тут ко мне подошел слуга и пригласил следовать за ним. Что ж, пригласил — пойдем.

Слуга привел меня к солидной дубовой двери, постучался и, получив разрешение, распахнул ее передо мной. Я вошел, и дверь мягко закрылась за моей спиной.

Очевидно, это был кабинет хозяина. Изящная мебель, дорогая отделка, да и в целом интерьер был подобран со вкусом. Такое чувство, что обстановку особняка выбирала жена в соответствии с традиционными купеческими понятиями о красоте, а кабинет — это единственное убежище ее мужа, которое он обставил уже под себя.

Вся троица компаньонов находилась здесь. Наверняка они уже обо всем договорились, и меня позвали, чтобы объявить итог этих переговоров.

Крашенинников поднялся из-за стола, прошел мне навстречу. Выглядел он как именинник, которому за один раз подарили все, о чем он мечтал.

— Владимир Антонович, мы с компаньонами обсудили ваше предложение и нашли его весьма многообещающим. А посему я предлагаю вам войти в наше товарищество со своим паем.

— Но ведь, насколько я помню, вы говорили о том, что ваш союз несколько э-э-э… неофициален.

— Да, было именно так. Для реализации первоначального плана иного бы и не потребовалось. Но ваша идея сулит значительные прибыли. Намного большие, нежели мы рассчитывали получить изначально. Да, имеется некоторый риск, но мы решили на него пойти. Завтра же зарегистрируем паевое товарищество и начнем действовать.

— Каков размер пая?

— Тридцать тысяч рублей.

— Хорошо, такие деньги у меня есть. Но давайте обсудим ваш план более детально. Раз уж я рискую капиталом наравне с вами, я должен знать все подробности.

На другой день с внутренним чувством стыда я свалил работы по разборке мобилей на Клейста и отправился оформлять бумаги. Всяких бюрократических заморочек оказалось неожиданно много. Это когда я собственную мастерскую открывал все было легко и просто, а создание товарищества, да на четверых пайщиков, да с весомым для Тамбова капиталом вылилось в целый день беготни из кабинета в кабинет. На чиновников не действовали ни моя известность, ни солидный статус Крашенинникова. Зато хрустящие банковские билеты помогали как нельзя лучше. Но даже с такой смазкой закончить дела удалось лишь ближе к вечеру. Получив папку со своими экземплярами бумаг, я простился с компаньонами, сел во все тот же древний мобиль и отправился на обед к Боголюбову. Так вышло, что со всей этой бумажной суетой я за весь день не удосужился даже перекусить, и сейчас желудок настоятельно и безотлагательно требовал наполнения. Не до осетрины, овсянка бы тоже пошла.

Старший инспектор полиции Боголюбов снимал двухэтажную квартиру в приличном доме. Не самый центр, но район вполне благопристойный. На первом этаже — жилье для немногочисленной прислуги и кухня, на верхнем — хозяйские комнаты.

Едва войдя в узкие двустворчатые двери, я ощутил такие ароматы, доносящиеся с кухни, что хваленый повар Игнатьева-старшего удавился бы от зависти. По скрипучей деревянной лестнице я поднялся наверх, но дверь открыть не успел. Она отворилась сама, явив мне сияющего хозяина. Для разнообразия, он был в штатском.

— Добрый вечер, Владимир Антонович! — радушно приветствовал меня Боголюбов. — Проходите, проходите. Позвольте ваш плащ. Идемте скорее, Верочка очень ждет.

И, едва я освободился от калош и верхней одежды, меня направили к настежь распахнутым дверям гостиной.

В центре большой комнаты был сервирован стол. Пока на нем находились лишь посуда и салфетки, но выглядел он роскошно. Ничуть не хуже, чем у купца Крашенинникова.

Не давая опомниться, инспектор потащил меня в дальний угол комнаты, где в кресле с книгой на коленях сидела удивительно красивая женщина. Золотистые волосы, лицо с твердыми тонкими чертами, обрамленные длинными ресницами серые глаза… Просто прелесть! Но уже появились заметные морщинки возле глаз и уголков рта, начала увядать кожа на шее. Увы, к женской красоте время особенно безжалостно.

— Верочка! Вот, наш сегодняшний гость Владимир Антонович Стриженов. Тот самый, который выиграл на последних гонках главный приз.

— Очень приятно, Владимир Антонович. — нежным, мелодичным голосом ответила женщина и укоризненно посмотрела на своего мужа.

— Ах да! Владимир Антонович, разрешите представить: Боголюбова Вера Арсеньевна, — исправился провинившийся супруг, и тут же был награжден ослепительной улыбкой.

— Ну что, пора бы и за стол! — не то сказал, не то спросил инспектор.

Жена в ответ протянула ему тонкую изящную руку.

Вскоре все расселись за столом. Все — это инспектор с женой, я и появившийся из глубины квартиры высокий худой юноша в гимназическом мундире. Михаил Платонович Боголюбов, как мне его представили, в будущем году заканчивал гимназию и собирался поступать в университет на юридический факультет. Впрочем, гонки он тоже уважал и посматривал на меня с нескрываемым восхищением.

— А где же Настя? — спросил он. — Ей ведь тоже было бы интересно пообщаться с Владимиром Антоновичем.