У меня по этому пункту претензий не было, хотя, признаться, я надеялся, что пешком идти не придется. Но не настолько уж я обленился, чтобы часовая прогулка быстрым шагом вызвала у меня затруднения. Заодно я ощутил на себе благодарность местного криминала. Недалеко от дома из темной подворотни мне навстречу вышли было две темных личности. Я уже принялся нашаривать в кармане свой «бульдог», но тут к первым двум бандитам подскочил третий, что-то им сказал, некультурно указывая на меня пальцем, и все трое вновь исчезли в подворотне. Этот эпизод вселил в меня не уверенность, нет, но надежду на то, что тамбовского андеграунда мне теперь можно не опасаться.

Мы с Клейстом последние три дня по вечерам выезжали на ипподром, чтобы осваивать мобиль. Это ведь не случайные покатушки с не слишком умелыми мажорами. Те считали, что количество индикаторных сил под капотом решает все. Здесь же придется соревноваться с профессионалами, и для победы нужно чувствовать свой мобиль до последнего болтика. Вот я и пытался ощутить аппарат: как он ведет себя в поворотах, как- при ускорении, как — при торможении, как подпрыгивает на ямках и кочках и прочее, прочее, прочее. Удалось? Нет? Покажет гонка.

Формат соревнований меня удивил. Он походил, скорее, на правила спидвея: заезды по пять мобилей, по четыре круга. Первые двое из каждого заезда переходят в следующий круг и так далее, до финала. Четыре круга — это, вроде, недолго. Минут пять на собственно заезд и еще минут десять-пятнадцать на организационные моменты. Вот только по жребию мне в первом туре достался последний заезд. Участников тридцать восемь душ, и передо мной должно было состояться семь заездов. Два часа ожидания — кто такое выдержит?

В качестве развлечения, я бродил по ипподрому и разглядывал прибывшие на состязания мобили. Руки я намеренно засунул в карманы, чтобы не вызывать подозрений со стороны своих конкурентов. По себе знаю: незнакомцы, ошивающиеся рядом с подготовленной к гонке машиной, вызывают острый приступ паранойи, быстро переходящей в неконтролируемую агрессию.

Конструкции мобилей были самые различные. И серийные с виду аппараты, и безымянные самоделки вроде моего, и несуразные внешне уродцы — явно плоды труда непризнанных инженерных гениев.

Суеты на ипподроме хватало. Одни мобили выезжали к старту, другие возвращались после гонки. Кричали болельщики, ругались механики, палил револьвер, объявляя старт очередного заезда. Не было только привычного мне рева мощных моторов. Для полноты ощущений не доставало и запаха сгоревшего топлива. Я уже нагулялся и двинулся обратно, к своей площадке, как вдруг увидел чуть в стороне вывеску: «Товарищество «Скорость». А под вывеской у солидного с виду мобиля яростно распекал гонщика знакомый еще с бала брюнет. Тот самый, что фамильярничал тогда с баронессой к неудовольствию последней.

Подходить не стал — я же не самоубийца — и, едва вернувшись, принялся расспрашивать Клейста. Тут-то и выяснилось, что это и есть тот самый баронет Вернезьев. Баронет — насколько я помню — это отпрыск барона, который пока не может наследовать полный титул в виду излишней живучести родителя. А если такой женится на Сердобиной, то может взять ее фамилию и сразу станет бароном. Ну и богатство баронессы наверняка будоражит воображение потенциального мужа: бал губернского масштаба могут позволить себе немногие дворяне. Но мне до баронессы особого дела нет. Она, конечно, женщина редкой красоты, да и ума у нее в достатке. Только навряд ли она позволит себе, подобно Настеньке Томилиной, любовную интрижку с гонщиком. Замуж тоже не пойдет, иначе титул потеряет. Да и не понравилось мне её отношение к себе любимому: словно я игрушка, заморская диковина. Нет уж, мадам Грижецкая в этом отношении намного честнее.

Наконец, настал и мой заезд. Я сунул руку в карман, вытащил свои гогглы и только тут вспомнил, что я за всей чехардой последних недель напрочь забыл сносить их в ремонт.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил Клейст, видя мое замешательство.

— Вот, — протянул я ему разбитые очки. — Совсем запамятовал. В понедельник непременно схожу к мастеру. А сейчас…

— Да, проблема, — подтвердил мой механик. — У вас есть запасные?

— Откуда? Вы же знаете, в какую дыру уходили все мои деньги.

— Тогда…

Клейст секунду помедлил, потом решительно тряхнул головой:

— Не побрезгуйте, возьмите мои.

И, видя, что я собираюсь возражать, добавил:

— На одну гонку. А в понедельник съездите к мастеру.

Не знаю, что за линзы были в Клейстовских гогглах, но в них я стал видеть дорогу до крайности отчетливо. Я и без того не жаловался на зрение, но в этих очках видеть стал что тот орел, который различает суслика с высоты двух километров.

— Спасибо вам, Николай Генрихович!

— Потом поблагодарите. На старт пора. С богом!

Я тихонько выехал к стартовой линии. Мне досталась внешняя дорожка. Не самая выгодная позиция. Но кто знает — может, мой мобиль реально лучше конкурентов?

В предыдущий заезд поставили четыре мобиля, и сейчас у меня было три соперника. На старте стояла относительная тишина, нарушаемая только негромким фырчанием парогенераторов. Даже трибуны поутихли, слушая объявления распорядителя. Там, в прошлой жизни, сейчас бы все подгазовывали, чтобы держать обороты мотора. Здесь же это было бесполезно, да и невозможно, поэтому голос стартера был отчетливо слышен. Он поднял вверх руку с револьвером, объявил:

— Восьмой заезд!

И нажал на спуск.

Паровик разгоняется неторопливо, так что я вдавил педаль пара в пол чуть раньше, за доли секунды до стартового выстрела. Этот экземпляр стартовал намного быстрее старого игнатьевского, но все равно медленно. Никакого сравнения с привычными мне гоночными машинами. Где динамика? Даже в сиденье ускорением не вжимает, да и само сиденье такое, что при нормальном старте можно запросто можно из мобиля вылететь. В памяти отметил: нужен ускоритель, нужна возможность быстро разгоняться. Отметил, и тут же переключился на управление аппаратом.

Приборов на мобилях почти что нет. Датчик уровня воды, датчик давления пара — и все. Конечно, эти — самые необходимые, но и другие важны. Например, тахометр. Паровик тихий, обороты мотора на слух оценить очень трудно. А спидометр? Ведь сейчас, по сути, свою скорость я могу оценить только относительно своих соперников. И тут двух мнений быть не может: я быстрее!

Баронесса не подвела, выданный ею в пользование мобиль быстрее разгонялся, лучше держался в поворотах, и в целом в управлении был намного комфортнее тех, с которыми доводилось иметь дело прежде. Еще до первого поворота я опередил конкурентов на полкорпуса, после первого круга заставил их пыль глотать, а к финишу оторвался от них на половину круга. И это я еще не использовал свое тайное оружие — дрифт. Было бы хорошо, если бы этот прием удалось приберечь до императорских гонок.

Когда я вернулся к своей площадке, Клейст, донельзя возбужденный, едва ли не подпрыгивал от нетерпения.

— Владимир Антонович, это было нечто! Я просто в восторге! Вы — прирожденный, гениальный гонщик. Я еще раз убедился в правильности своего выбора.

Я, еще не отошедший после заезда, вяло отмахивался:

— Полноте, Николай Генрихович. Вы сами видели — с кем тут было соревноваться! Поглядим, что будет в следующий раз. Там соперники должны быть посерьезней.

— Да где там! Вот в последних двух заездах — конечно, а здесь…

Следующий раз наступил примерно через полчаса. Результат, как и предсказывал Клейст, был тот же самый: моя победа с большим отрывом. Трудно сказать, что было причиной: слабая подготовка гонщиков у соперников, или преимущество моего мобиля. Но сейчас я этим вопросом не задавался, победил — и ладно. Впереди полуфинал, два заезда по четыре мобиля в каждом, и финал — четверо лучших поспорят за первое место. Ступенек с цифрами 2 и 3 на пьедестале не предусмотрено. Все или ничего, и это «все» забирает победитель. Приз довольно весомый: тридцать тысяч рублей. И пускай Игнатьев-старший идет лесом, пусть мается с ненужной ему мастерской. У меня своих денег хватит на все.