— В чем дело? Говорите прямо.

Машка, явно сделав над собой немалое усилие, подняла голову.

— Владимир Антонович, простите меня. Я… я думала, что вы как все, а вы не такой, вы хороший. Она всхлипнула было, но справилась с собой. Спасибо вам за все. И за брата, и за то, что с улицы нас забрали, и за то, что портить меня не стали, и за то, что давеча пирогом поделились.

Девочка низко, в пол, поклонилась. И Дашка, глянув на сестру, сделала то же самое.

— А пирог-то здесь причем? — удивился я.

— Ну как же, там сразу видно было: кусок одному на раз поесть, а вы нам большую половину отдали, значит, сами голодными остались.

— Ну, вы-то всяко голоднее меня были, так что все по-честному выходит. Но это дело прошлое, пирог тот давно уже съеден, значит, и говорить больше не о чем. А за все остальное — пожалуйста. Да и вы, гляжу, договор наш честно выполняете: без дела не сидите, по дому стараетесь. А потому нынче поедем обновы вам покупать, да брата вашего из больницы забирать.

— Это зачем?

— Что зачем?

— Обновы. У нас и без того есть в чем ходить.

— Вижу я, в чем вы ходите. Дыра на дыре, заплата на заплате. А вот представь: дам я тебе синенькую[1], да пошлю в лавку пряников купить. И что тебе приказчик скажет?

У Машки на лице отобразилось понимание:

— Скажет, что украла, деньги отымет, да городового покличет.

— Вот именно. А если придет к нему барышня прилично одетая, подаст червонец да спросит пирожных с марципанами?

Тут уже обе заулыбались:

— Обслужит со всем вежеством, да попросит еще заходить.

— Вот именно. Так что не спорьте. Наливайте чай, берите булки, пока совсем не остыли, ешьте, да собирайтесь — прокачу вас на мобиле.

До больницы мы долетели с ветерком. Девчонки, до сих пор мобили видавшие только издали, уцепились в подлокотники заднего дивана и глазели в окна на проносящиеся мимо дома. А я наслаждался вождением. После смазки и наладки управление у фургона стало довольно легким, мощность мотора была избыточной, ход — относительно плавным, так что я позволил себе слегка полихачить. Машка с Дашкой дружно взвизгивали, когда мобиль накренялся на поворотах и ахали, когда подскакивал на ямке. В общем, все получали неслабое удовольствие.

В больнице я оставил сестер в мобиле и пошел искать завхоза Филимонова. Предъявил ему работу, забрал вместо отремонтированного другой фургон, из тех, что были еще на ходу. Кацнельсона на месте не оказалось, но нужные люди были в курсе, и мальчишку отпустили без разговоров. Он был очевидно слаб, до мобиля его пришлось почти что тащить на себе, но тошноты не было, и голова уже не кружилась. Я посадил его назад, к сестрам — они его поддержат, если нужно будет, да и поболтают — пусть расскажут друг другу все новости, не придется вводить пацана в курс дела.

Одеть детей вышло легко и относительно недорого. Новое я брать не стал, поскольку дети обычно растут — по себе знаю, помню, как мать ворчала, что мне весь гардероб дважды в год менять приходится. Но вещи добротные, целые, почти не ношеные. Было к тому и еще одно соображение: боялся, что мои подопечные заупрямятся. А так — вроде, прокатило. Сумму я им благоразумно говорить не стал, расплачивался с приказчиком лично и тишком. В итоге вместо трех малолетних голодранцев у меня в мобиле оказалось трое вполне приличных детей, по виду ближе к купеческому сословию. И уж никак нельзя было распознать в них недавних нищих оборвышей. Девчонки от души радовались обновкам, а вот пацан, хоть и не стал отказываться, смотрел настороженно.

По дороге заехали еще в несколько лавок: в дом нужны мебель, нормальное освещение, приличная посуда, запас продуктов, и всякой прочей утвари по мелочи. Хорошо еще, что едем на фургоне, и места для покупок вполне хватает. А еще хорошо, когда есть деньги, и можно себе позволить их тратить! Я улучил момент и пересчитал ту пачку, что сунул мне Золотой за свое спасение: двенадцать тысяч! Пару сотен сейчас размотал на хозяйство, но даже с этими расходами у меня в руках оказалась сумма, еще недавно казавшаяся совершенно космической. На ремонт мобиля точно хватит. Интересно, во что обойдется полноценная мастерская?

У ворот дома меня ожидал сюрприз: мужчина в ливрее. Точно такую же одежду я видел на слугах баронессы Сердобиной у нее на балу.

— Господин Стриженов? — осведомился он, брезгливо глядя на мой полурабочий наряд и на три детские мордашки, высовывающиеся с заднего сиденья.

— Он самый.

— Возьмите, это вам.

Лакей протянул мне уже знакомый узкий конверт с гербом Сердобиных, поклонился (думаю, он сделал это автоматически), сел в стоявшую рядом вуаретку и укатил. Наверное, развозить остальные приглашения.

Я вскрыл конверт. В письме было, как и ожидалось, приглашение на танцевальный вечер. Быть полагалось в смокинге, но это меня не встревожило: я вполне мог позволить себе пополнение гардероба. Я убрал было письмо в конверт, но тут взгляд упал на дату: вечеринка назначалась на ближайшую субботу. Вот же с… Сердобина! Не стала двух недель ждать. Видать, сладострастные крики помещицы Томилиной слышали не только окрестные обыватели. А у меня-то были планы как раз в эту субботу навестить пресловутую помещицу.

От сочинения подходящих Сердобиной эпитетов меня отвлек Мишка.

— Скажите, вы действительно Стриженов?

— Ну да, — недоуменно ответил я.

— Тот самый? Гонщик?

— Тот или не тот — не знаю, но точно гонщик.

— А у вас гоночный мобиль есть?

— Нет, мобиля нет.

Пацан сник.

— Но я его обязательно построю.

Оставив девчонок разбирать покупки, я переоделся в рабочее и принялся за фургон. Вскоре ко мне на солнышко выбрался и Мишка. Выглядел он намного лучше, чем тогда, на скамейке у полуразвалившейся избы, но до полного выздоровления ему было еще далеко. Девчонки за несколько последних дней мало-мальски отъелись, Машка даже начала местами округляться. Пацан же эти дни провел на скудной больничной диете, а он и прежде жил впроголодь. Ветром его не шатало, но и только: худой был до невозможности, как раз про таких говорят, что брюхо к хребту прилипло. Но с виду жилистый, иначе на городском дне и сам бы не выжил и сестренок бы не сберег.

Я, орудуя гаечными ключами, исподволь рассматривал паренька. Сколько ему лет — сказать было трудно. На вид — около двенадцати, но учитывая полуголодное существование, могло быть и четырнадцать, и пятнадцать. Глаза впалые и пока еще мутноватые, щеки ввалились, но скулы твердые, подбородок волевой, да и взгляд, несмотря на общее неважнецкое состояние, упрямый.

Какое-то время он с явным интересом наблюдал за мной, потом спросил:

— Владимир Антонович, а почему вы мобили ремонтируете?

— Хм… вот ты почему пошел газеты продавать?

— Как почему? Чтобы деньги заработать, себя да сестер прокормить.

— Вот и я по той же причине.

— Но ведь вы ведь гонщик? — не унимался мальчишка.

— Гонщик, — невозмутимо ответил я, не прекращая откручивать очередную гайку.

— Но ведь гонщики — они в гонках выступают, а мобили механики чинят!

Пожалуй, что там, в своем мире и в своем времени я бы с Михой согласился. Автомобильную электронику и сложные моторы с турбинами и хитрыми впрысками так и не одолел. Здесь же не было ни того, ни другого, только железо. И пар.

— Эх, парень, плох тот гонщик, который не сможет своими руками отремонтировать свой мобиль. Если понимаешь, как устроен механизм, значит, сможешь заставить его работать на пределе возможностей, и еще немного за этими пределами.

— А вы понимаете?

Я взял другой ключ и принялся снимать с фургона очередную деталь.

— Понимаю. Тут ведь в чем дело? Все мобили схожи между собой. Конструкции, конечно, отличаются, у каждого есть свои нюансы, но если ты изучил один, то будешь иметь представление обо всех остальных.

— Здорово! — восхитился пацан. А научиться этому можно?