Клинок его меча блестел в пляшущем свете светилен. Я стремился испытать его металл против своего. За высокими окнами зала был виден алый и пурпурный закат, цвета резни и гниющей плоти. Улицы затопляла кровь невинных.

Валликус обнажил свои жёлтые зубы и плюнул под ноги императору. — Я служу только себе, — ответил он. — Плевал я на ваш мир. Всё, что вы построили, всё, что вы есть… это лишь тени, которые спалит свет моей славы. Я старше вашего святого города, старше ваших жалких богов. А теперь… ты готов умереть за них?

Колдун воздел меня повыше, чтобы мой ртутный блеск упал на лицо императора.

— Нет, — молвил Тифонис. Он выронил наследный клинок на золочёные ступени намоста. Его руки изобразили в воздухе тайный знак, а голос запел на языке, что был древнее его веры. Валликус кинулся вперёд, чтобы обрушить меня на коронованную голову, но было слишком поздно. Корона упала, присоединившись к брошенному мечу, рассыпая по коврам изумруды и сапфиры. Теперь император стал не человеком, а бьющим крыльями вороном. Спасая свою жизнь, птица помчалась к ближайшему открытому окну.

Валликус рассмеялся. — Трус! Царь Трусов! — вскричал он вслед ворону.

Он приподнял моё остриё и направил его на окно. Пламенная стрела, вылетевшая из его иссохшего кулака, опалило моё лезвие и метнулась вдаль. За окном закричал ворон, когда пламя сожгло его крылья в пепел. Он падал птицей, но рухнул наземь безруким человеком. Шип садовых ворот пронзил Тифониса так же легко, как если бы это было копьё. Демон, находящийся поблизости, обратил внимание на обмякшее тело и оторвал ему голову. Несколько мгновений спустя это существо швырнуло её к ногам Валликуса, который теперь сидел на Наивозвышенном Престоле.

Вместо разбитой короны императора Валликус носил венец из живого пламени. Он воссел на громадный трон и улыбнулся с усталым удовлетворением, чего я никогда не понимал. Надругательства над городом продолжались девять дней, после чего выжившие стали слишком безумны или сломлены, чтобы делать что-то, кроме услужения своему новому правителю.

Империя Ста Богов пала, все её святые и праведники погибли. Череп её последнего императора стал чашей в руке Валликуса, Короля-Колдуна. Медленно появлялись новые порядки, когда перерождённый город отстраивался, заменяя то, что было разрушено. Рождалось темнейшее и ужасающее царство, где сильный порабощал слабого и демоны расхаживали среди людей их хозяевами и мучителями.

Хоть я и жаждал ещё больше крови, но Валликус был удовлетворён. Он вложил меня в ножны и повесил на стене оружейной. Проходили месяцы и годы, он позабыл об Адаманте, Необоримом Клинке. Не осталось никого, кто мог бы сразиться с ним или убить. Страх стал жизненной основой его новой власти и он позволил населению восстановиться до извращённого и жуткого варианта былого величия. Новый мир, принесённый им, обратился отравленной чашей, осквернённой грехом и безжалостностью.

Огромные храмы превратились в бордели, загоны для рабов или сады мучений, ради наслаждения рыщущих по улицам дьяволов и демонов. Мальчики появлялись на свет, чтобы служить своему новому государю солдатами в его нынешнем войске, тогда как над девочками, лишь немногим отличающихся от рабов, безжалостно господствовали их сверстники мужского пола. Любого, кто выказывал малейшее неуважение к власти или беспокоил общество, немедленно казнили либо демонические надсмотрщики, либо латная стража, служившая без чести и милосердия.

Торговля и сельское хозяйство в конце концов возродились, хотя тысячи умерли голодной смертью из-за отсутствия работы и достатка. Добровольное рабство стало излюбленным выходом для тех, кто не мог обеспечить себя или свою семью. Город Вечно Верных получил новое имя во всех разорённых и опустошённых землях: Город Бродящих Демонов.

С захваченного престола Валликус равно правил и людьми, и дьяволами.

Я висел у него на стене, грезя о новых побоищах, в которых мне было отказано.

Не могу сказать точно, как долго я томился в оружейной темнице — месяцы, годы или десятилетия. В этой тихой комнате ничто не двигалось среди рядов копий, щитов и малых клинков. Накапливая пыль, громоздились наборы ненужных доспехов. Война колдуна окончилась.

Моя война окончилась.

Но эта тишина принесла осознание голосов, которые не принадлежали никому из живых людей. Я вслушивался в это далёкое эхо, ибо мне не оставалось ничего иного, лишь ждать и грезить. Голоса становились громче, как слабая музыка. Они исходили не из комнаты и не из подземелий за её стенами, но из глубины меня самого. Это были молитвы и кличи праведных воинов. Жрецов, героев и святых. Королей и рыцарей, которые посвятили свои жизни богам священной империи. Неким образом эти праведные голоса ожили внутри меня. Или, возможно, это был лишь хор призраков, требующих возмездия.

Чем дольше я лежал, ненужный моему хозяину, тем громче становилась симфония святых голосов. Они мучили меня, как скверные воспоминания. Десять тысяч капель праведной крови изменили меня. Их багряное клеймо никогда не покинет моего мерцающего металла и их бестелесные голоса никогда не утихнут.

— Отомсти за нас! — кричали они. — Принеси нам справедливость! И ты тоже заброшен и позабыт Королём-Колдуном. Твой запятнанный клинок очистит лишь кровь нечестивца. Кровь Валликуса…

Я игнорировал их, как мог, пока не стало казаться, будто меня затапливает безбрежное море завываний. Почему мой хозяин не слышал этих голосов? Почему стены дворца не сотрясались от их громового неистовства?

Через некоторое время над прочими вознёсся голос Ферроса Первого, Праведного Принца Шарактота. Я вспомнил его благородный лик, яркие глаза и золотой меч, который переломился вместе с его костями. Я желал бы, чтобы он сжал меня в крепком кулаке и воспользовался мной, чтобы отомстить за свою смерть. Но потом я припомнил, что он был всего лишь тенью, эхом и никогда больше не поднимет меча. Он стал меньше призрака; отколовшийся обломок сознания, попавшийся в ловушку из звёздного металла.

«Слушай меня, — сказал голос принца Ферроса, — ибо я — это ты. Все мы теперь — ты, части целого, которое убило нас, поглотителя нашей священной крови. Как ты поглощал нас, так мы теперь поглощаем тебя».

Я вскричал бы “Нет!” но у меня не было своего собственного голоса. Всё, что я мог — это слушать.

«Слушай меня, — сказал Феррос, — Ты положил конец миру, уничтожил его безгрешность, принёс эпоху зла и страданий на замену всему доброму и радостному. Твои злодеяниям нет прощения…»

Он говорил правду.

«Твой хозяин забыл о тебе. Будешь ли ты висеть на этой стене и страдать целую вечность, в надежде утолить нескончаемую жажду? Или же свершишь возмездие тому, кто создал тебя… тому, кто истребил всех нас? Сможешь ли ты перечеркнуть то множество горестей, которые сам и вызвал?»

Я должен.

«Ты должен».

У меня нет выбора.

«У тебя нет выбора».

Как я выполнял приказания Валликуса, моего создателя, так теперь стремился служить моим новым хозяевам: десяти тысячам отголосков погибших праведников.

Впервые за своё существование я познал иную жажду. Я жаждал искупления.

«Сто Богов вновь должны стоять в своих храмах, — сказал голос принца Ферроса. — Священный воин должен отобрать Наивозвышенный Престол. Только ты можешь осуществить это.

Только ты. Адамант, Необоримый Клинок».

Затем я потянулся наружу, безгласным шёпотом, словно дым проходя сквозь камень, известь и железные врата. Я почувствовал, как вокруг меня бурлит и стенает захваченный город. Без достойной руки, чтобы меня поднять, я навечно останусь в ловушке этой затхлой гробницы из железа и стали. Моё восприятие тянулось по задымлённым улицам и заброшенным храмам, где истлевали кости невинных. Я осматривал каждый уголок утраченного и разрушенного Омбрус Калу. Я грезил и я шептал.